Я сидел и озирался в полном отчаянии, когда мой шеф, Джерри Иган, просунул голову в дверь и спросил с мягким вирджинским акцентом:
– Можно мне войти, Альф?
Примостившись у дальнего конца моего огромного обеденного стола (ненавижу письменные столы!), он некоторое время наблюдал за мной, потом спросил:
– Ты что‑нибудь потерял?
– Да чертов паспорт никак не могу найти!
– В карманах хорошо смотрел? А в плаще? А в саквояже?
– Да господи! По три раза!
Он принялся методично перебирать различные предметы, беспорядочно разбросанные на столе, потом вдруг замер и решительно двинулся к низким книжным полкам под окном. Из‑за них он выудил мою фуражку с эмблемой Английского клуба автомобилистов. В ней‑то паспорт и оказался!
– Но скажи, ради всего святого, как ты догадался, что он именно там?!
– Умение искать у меня от отца: он может воду с помощью ивового прута под землей найти.
– Да благословит его Господь! И тебя тоже!
– Знаешь, Альф, а я ведь хотел еще одно заграничное дельце тебе подсунуть… В Риме. Но довольно темное. Точнее, загадочное. Поспрашивай там насчет Черной Дыры, где некий Меняла Душ обитает, ладно?
– Звучит диковато. А что это за «дыра»?
– Да никто толком не знает. Одна моя девица там побывала, но говорить об этом не желает ни в какую. Вроде бы стесняется.
– И что ты предлагаешь?
– Ну, допустим, копать ты и сам умеешь. Если обнаружишь, что это какой‑нибудь очередной салон великосветских бездельников, которые только и делают, что порхают с одного курорта на другой, сразу брось и забудь. Но если там действительно происходит нечто невероятное и творятся новые смертные грехи, тогда дадим материалу полную раскрутку.
– А хоть какую‑нибудь наводку ты от этой чересчур стеснительной особы получил?
– Да, одно имя она обронила: Адам Мазер. Но больше ни слова.
– Мазер? А это случайно не аббревиатура какого‑нибудь квантового усилителя'?
– Вот это ты и выясни, Альф. Ты же у нас гениальный янки с Севера. А я всего лишь неотесанный южанин.
Наш мир на 99 процентов состоит из обычных людей и 1 процента элиты. Обычные люди вечно чего‑то боятся, опасаются собственного нонконформизма. А вот те, кто принадлежит к элите, пребывают в добрых взаимоотношениях не только с самими собой, но и со всем окружающим миром. На все им плевать, ничем их не испугаешь. И когда по Риму разнеслась молва, что я прилетел делать материал для роскошного журнала «Ригодон», меня тут же приняли в самом изысканном обществе, обласкали и направили в нужную сторону.
Так я и оказался за столиком в «Ла Корруте‑ле» с Адамом Мазером. Мы выпивали и вели легкую светскую беседу. Мне уже сообщили, что Мазер и есть тот самый таинственный Меняла Душ, и, естественно, я предвкушал встречу с этаким Франкенштейном, графом Дракулой или совсем уж театральным персонажем в карнавальной маске. О, как я заблуждался!
Мазер был с ног до головы рыжий, точнее рыжевато‑коричневый, отчего напоминал шкуру леопарда – рыжие волосы его были чуть темнее загорелой, несколько красноватой кожи, казавшейся просто обожженной солнцем и ветром. А вот прищуренные глаза его были абсолютно черными. Заостренные длинные ногти цвета слоновой кости напоминали когти зверя, зато прекрасные зубы сверкали белизной. А все вместе это производило просто потрясающее впечатление!
Когда мы сели за столик, он сперва неторопливо смерил меня взглядом и только после этого представился. Я тоже назвал себя. Он сказал, что слышал обо мне. Я ответил, что тоже о нем наслышан.
Он был само очарование и обходительность; прямо‑таки представитель великосветского общества.
Он много смеялся, но негромко, точно мурлыча, и речь у него была легкой, непринужденной. Но почему‑то несколько неуверенной, точно ему приходилось постоянно подыскивать нужное (или более точное?) слово. А в общем, он был удивительно приятен в общении и совершенно открыт для собеседника – такими, с душой нараспашку, всегда кажутся те люди из одного процента элиты, которым на все наплевать. Я прикинул, что с ним может получиться очень симпатичное интервью, если, конечно, эта его Черная Дыра хоть чего‑нибудь стоит.
– Адам Мазер – какое странное имя… – молвил я.
Он кивнул:
– Да. Это имя‑компромисс.
– Между чем и чем?
– Мы ведь сейчас где‑то в конце двадцатого века, не правда ли?
– Странный вопрос…
– Понимаю. Мне следовало бы осторожнее обращаться со словами. Вы ведь знаете о существовании временных поясов – ну тех, которые пересекаешь, путешествуя, скажем, на самолете?
– Да, разумеется.
– Ну так вот, я тоже путешествую – сквозь различные времена и территории, заселенные различными народами, пересекая различные культурные зоны, – так что мне совершенно необходимо быть уверенным, что в данный конкретный момент я говорю на том языке, на каком нужно. Ну согласитесь: нельзя же говорить по‑ацтекски с друидами? Когда‑нибудь я расскажу вам об этом подробнее, если вам интересно.
– А пока что расскажите мне об этом компромиссе…
– О моем имени? На самом деле оно должно звучать как Магфазер.
– Вы меня разыгрываете?
– Ничуть, Магфазер – это акроним.
– От каких слов?
– От английских. Maser Generated Fetal Amplification by Stimulated Emission of Radiation. Что примерно значит: «Мазерное ускорение созревания эмбриона в результате стимулированного облучения».
– Господи!
– Вот именно. Но об этом имени только мои самые близкие друзья знают. А Адамом меня назвали потому, что, как говорится, «первый блин комом». Так еще говорят в конце двадцатого века?
– Говорят, но довольно редко.
– Меня первого подвергли стимулированному облучению еще в кладке. Я правильно говорю? У яйцеклеток бывает «кладка»? У меня временные трудности с лексикой последних десятилетий двадцатого века. Дело в том, что я только что вернулся с семинара, который ведет Левенгук. Там эти голландцы страшно долго, в стиле семнадцатого века, обсуждали устройство микроскопа.
– В таком случае вам необходимо немного согреться. – Я подозвал официанта. – Мне, пожалуйста, двойную порцию, а моему лучшему другу Магфазеру или Maser Generated Fetal Amplification by Stimulated Emission of Radiation – все, что он сам захочет.
Адам явно был тронут:
– Вы тонкий человек, Альф. Настоящий знаток ригодона!
– Да вы и сами, Адам, парень не промах. И что эти неведомые мне друзья с квантовым усилителем от вас хотели?
– Да если б я знал! Черт побери, вряд ли и сами они отчетливо себе это представляли! Тоже мне знатоки! Они и до сих пор пытаются установить, чего же, собственно, добились, почему и взяли меня под постоянное наблюдение, точно в террариуме…
Я покачал головой. Он, кажется, начинал по‑настоящему сердиться.
– Они полагали, что осуществляют некое линейное увеличение, – презрительно заметил Мазер. – Как если бы сунули меня под увеличительное стекло.
– Увеличение в размерах?
– Да нет, увеличение моего мозга! Хотели увеличить, а на самом деле умножили. И у них получились четыре точных моих копии. Я в четвертой степени!
– В чреве вашей матери?
– Да нет же, черт возьми! Я был всего лишь опытным клоном, зарожденным в пробирке – так сказать, во чреве моего мазера.