– Богдан был по-прежнему невозмутим, но в его голосе появились торжествующие нотки.
Американца охватили неприятные предчувствия:
– Что вы имеете в виду?
– Именно то, что сказал. – Рыжеволосый адвокат растянул в усмешке резко очерченные губы, и Бобби с ужасом увидел, что карие глаза собеседника стремительно наливаются зловещим алым светом. – Главная трудность заключалась в том, чтобы ты сам, добровольно, надел перстень.
Черный бриллиант на левой руке американца ярко сверкнул, и в этой вспышке сгорело все: замок, яхта, счет в банке, новая жизнь... Сгорело, оставив после себя только мрачную бездну крошечного осколка черного камня на мизинце Бобби. От обиды и разочарования на глазах Дуглас-Хьюма выступили слезы:
– Зачем ты это затеял, мерзавец?
– Разумеется, не просто так.
– Я ухожу!
И тут Бобби тряхнуло. Не сильно, не грубо, просто пол ушел из-под ног, и американцу показалось, что он проваливается в глубокий и узкий тоннель. Уши заложило, глаза непроизвольно зажмурились, но длились эти ощущения секунду, Бобби даже не успел испугаться. Когда все закончилось, он стоял на коленях:
– Землетрясение! Надо выйти на улицу!
Холодный голос Богдана снова был лишен каких бы то ни было эмоций:
– Не думаю, что вам это удастся, Роберт. К тому же мы уже на улице.
Дуглас-Хьюм поднялся с колен, огляделся, и тяжелый, сосущий страх сковал его душу. Ресторан Кончини исчез. Столики, барная стойка, фигуристая Пэгги, Уолл-стрит за витриной – все, весь привычный мир неведомым образом изменился, уступив место чужому, незнакомому пространству. Стояла глубокая ночь. Бобби находился в центре довольно большой, не менее двадцати футов в диаметре, круглой площадки, нависающей над рекой. Медленно поворачиваясь, Дуглас-Хьюм заметил высокое, красиво подсвеченное здание с острым шпилем, ведущую к нему широкую аллею посреди парка, но больше внимание американца привлекла другая сторона – обрыв, круто ниспадающий к реке. Там, фактически под его ногами, насколько хватал глаз, лежал огромный, ярко освещенный город. В Нью-Йорке Бобби редко выходил из дому после заката и даже не представлял, насколько красивым может быть ночной мегаполис. Широкие улицы, заполненные призрачным светом, причудливые тени деревьев, преобразившиеся под луной здания. Ночью, когда большая часть жителей сладко посапывает в кроватях, город показывает остальным свою душу.
– Где я? – хрипло спросил Бобби.
– В Москве. – Невозмутимый голос Богдана доносился откуда-то снизу, американец не видел его. – Мы на Воробьевых горах. Высотное здание – университет, чаша под ногами – олимпийский стадион...
– Но как, черт возьми, – оборвал адвоката Бобби, – как я здесь оказался?!
Он опустил глаза и с удивлением уставился себе под ноги. Площадка, на которой стоял американец, была сделана из черного камня, слабо освещалась тремя факелами, а на ее поверхности были вырезаны многочисленные руны, образующие расходящуюся из центра спираль.
– Как я здесь оказался? – упавшим голосом повторил Бобби.
– Ты должен был здесь оказаться. Судьба вела тебя.
Зловещий перстень впился в палец, и черный бриллиант пронзительно засверкал.
– Это сон! Это просто сон! – Бобби попытался сделать шаг, спрыгнуть с площадки, но не смог. Непонятная сила крепко удерживала его точно в центре рунического круга. – Оставьте меня в покое!
– Тебе не повезло, Роберт, ты появился на свет не в том месте и не в то время.
Голос прозвучал совсем близко, Бобби повернулся и вскрикнул. Человек перед ним был одет в бордовый, свободно ниспадающий до самых пят балахон, расшитый золотыми рунами. Голову Богдана украшал массивный рогатый шлем, покрытый замысловатым узором, из-под которого Бобби видел только нижнюю челюсть и рыцарскую бородку, из глазниц шлема вырывалось зловещее пламя.
Американца стала бить крупная дрожь.
– Отпустите меня! Я позову полицию!
– Тебя никто не услышит. – Богдан усмехнулся, и на его груди качнулась толстая золотая цепь, украшенная крупным медальоном. – Прими свою смерть достойно, Роберт. Никому не должно быть стыдно за свои последние минуты.
– Возьмите все, деньги, машину, все, что вам Нужно.
– Мне нужна твоя жизнь, Роберт, и ничего больше. Раздевайся.
– Что?
– Раздевайся, – повторил Богдан. – Снимай одежду.
– Я не буду! – зарыдал Бобби. – Не буду! Ле Ста молча вытащил из-за пояса прямой кинжал и срезал с Бобби одежду.
– Отпустите меня, пожалуйста, отпустите. Покончив с одеждой и отбросив ее ногой за пределы круга, Богдан вернул кинжал за пояс, в его руке появилось раскаленное клеймо.
– Жизнь – это череда желаний, и только одно из них неподвластно нам – смерть. – Богдан говорил не по-английски, и Бобби не понимал ни слова. – Я требую смерть этой жертвы в пользу своих желаний. – Руны на черном камне площадки начали наливаться алым. – Смерть этой жертвы – моя, и печать Аркана, поставленная на Престоле Силы, подтверждает это.
Раскаленный металл впился в тело Бобби, и Дуглас-Хьюм закричал от невыносимой боли. Кровь, пот, слезы смешались на его обнаженном теле. Факелы ярко вспыхнули.
– Эта жертва – лишь капля крови! Эта кровь – лишь звено цепи! Эта цепь – лишь часть Аркана Желаний! – Голос Богдана грохотал в ночной тишине. – Я приказываю взять эту кровь и наполнить ею меч!
Алое сияние из глазниц шлема окутало Бобби, блестящий клинок вспорол его грудь, омылся потоком горячей крови, черный бриллиант засверкал, вбирая в себя уходящую силу жертвы, пламя факелов разрослось, заключив Престол Силы в сплошное огненное кольцо, внутри которого пылала руническая спираль. Что-то пришло в движение, что-то проснулось, сдвинулось с места и нехотя подчинилось воле Богдана. Американец чувствовал, как его жизнь растекается по зловещей рунической спирали. Ле Ста поднес к ране на груди Бобби золотую чашу.
– Кровь жертвы скрепит меч и вершителя. Богдан жадно выпил теплую кровь и вытер губы.
– Вытяни вперед левую руку.
Против воли Бобби, его рука медленно поднялась. Колдун спокойно взялся за ладонь и одним взмахом кинжала отсек кисть с яростно сверкающим перстнем.
– Двенадцатая жертва принесена! Властью вершителя Аркана Желаний я приказываю замкнуть Большой Круг!
Мертвый Бобби рухнул на черную каменную площадку.
Богдан вскинул руки, и огонь завертелся вокруг них, превратившись сначала в пылающий шар, затем во все уменьшающуюся воронку и, наконец, в малюсенькую звездочку, растаявшую между рогами массивного шлема. Руны успокоились, их алое сияние исчезло, факелы погасли, и теперь Престол Силы освещали только луна да отблески раскинувшегося вокруг мегаполиса.
Колдун рывком поднял мертвое тело американца, повелительно щелкнул пальцами, и прямо перед ним образовался темно-красный вихрь. Богдан швырнул труп в его центр:
– Отправляйся домой, приятель.
* * *
– И два кофе, – повторила Пэгги, записывая очередной заказ.
– И твоя милая улыбка, красавица! – Толстый брокер обернулся к своему очкастому спутнику: – Это самая красивая официантка в Нью-Йорке, клянусь Доу Джонсом!
– Согласен, – кивнул тот, – кстати, о Доу Джонсе... Но что очкарик думает об индексе, толстяк не узнал.
Ужасный крик Пэгги наполнил зал ресторана Кончини.
Пронзительный, душераздирающий вопль.
На полу, около дальнего столика, лежал абсолютно голый, окровавленный мужчина.
Вихрь растаял сразу же после того, как поглотил мертвое тело. Богдан устало снял шлем и вытер рукой потный лоб.