Ты бы хотел получить что‑то совсем другое? Авторскую работу Джен?
Я улыбнулся и взял ее за руку.
– По мне, так нет ничего лучше самой Джен.
Она улыбнулась в ответ, но отступила в сторону и снова увлекла меня вперед. Когда, пройдя несколько шагов, мы оказались в тени строительных лесов, она остановилась и в темноте поцеловала меня.
– Французская революция, – невнятно пробормотал я.
У меня слегка перехватило дух. Джен прижалась ко мне и прошептала:
– Продолжай.
Я улыбнулся – она стала привыкать к моим скачущим мыслям – и указал на ухабистую поверхность.
– «Хой полой» злились на власть и богатеев всегда и повсюду, но революция свершилась только во Франции, и все потому, что камни мостовых в Париже небыли ровно уложены. Разъяренная толпа могла выворачивать их из‑под ног прямо на улицах и швырять в солдат короля. Представь, что сотня крестьян швыряют в тебя булыжники.
– Ох!
– То‑то и оно, – сказал я. – Парадный мундир и мушкет – это ерунда против града камней размером с кулак. Но в городах, где камни мостовых были уложены лучше, разъяренная толпа ничего не могла поделать. Никакой революции.
Джен подумала несколько секунд, потом удостоила камни мостовой кивка.
– Значит, «хой полой» свергли верхушку аристократов именно благодаря изъяну раствора, скреплявшего камни у них под ногами?
– Да, – ответил я. – Единственное, чего не хватало, так это чтобы какой‑то инноватор кинул в толпу клич: «Эй, ребята, закидаем их булыжниками!» Тут‑то монархии и пришел конец.
Мы вышли из тени, и я оглянулся на старое здание. Строительные леса примыкали к фасаду до самого верха, шесть этажей металлических труб и деревянных мостков, забытый всеми выцветший рекламный щит, осыпавшаяся штукатурка, сквозь которую проглядывала кирпичная кладка. Я увидел то место, где когда‑то к нему примыкало другое здание: теперь об этом напоминал только иной оттенок кирпичей.
– Хантер, а тебе не приходило в голову, что и в наше время существует проблема с этим цементирующим раствором? Типа если бы кто‑нибудь сообразил что бросать и в кого бросать, то все бы развалилось и довольно быстро?
– Только об этом и думаю.
– Я тоже.
Когда мы переходили по «зебре» Гудзон‑стрит, Джен пнула кроссовкой булыжник мостовой, утопленный в растворе и почти не выступавший.
– Значит, расшатать фундамент – это задача «антиклиента», верно? Может быть, они сообразили, какие камни надо бросать?
– Может быть.
Я прикрыл глаза рукой и прищурился, глядя на табличку с названием улицы, потом на номера. «Оперативная рекламка» находилась дальше, в глубине квартала, в старом здании с железным каркасом.
– Но более вероятно, что они просто швыряются всем, что подвернется под руку.
– В субботу же выходной, – сказал я, констатируя то, о чем вообще‑то можно было догадаться с самого начала, до того как мы притащились сюда.
На наш звонок никто не ответил. Это был офис, а даже Футура, при всей его эксцентричности, не докатился до того, чтобы летом торчать на работе по субботам.
– Проверим, – сказала Джен, нажав кнопку домофона.
От этого звука в глубине моего живота возник комок холода.
– Да? – послышалось из динамика.
– Доставка, – бросила Джен нарочито хриплым голосом.
– Только не это… опять… – пробормотал я себе под нос.
Дверь открылась.
«Оперативная рекламка» находилась на верхнем этаже, и лестница вилась вокруг шахты старомодного лифта, запертого внизу.
Джен вскоре обогнала меня на пол‑этажа – я видел, как мелькают ее красные шнурки сквозь решетку, окружавшую шахту. Она взлетала по лестнице с легкостью человека, привыкшего обходиться без лифта. (Мой дом превышает критический лимит в шесть этажей, и бегать по ступенькам я не привык.)
– Подожди!
Она не остановилась.
Когда я с высунутым языком добрался до десятого этажа, Джен уже нашла дверь искомой конторы в конце длинного холла.
– Заперто.
– Блин, кто бы мог подумать! И что теперь будем делать, ломать?
– Боюсь, дверь слишком крепкая. Но надо проверить.
Она завела меня за угол, туда, где ряд окон выходили в центральный колодец (что‑то среднее между двором и вентиляционной шахтой). В прежние времена оплата за жилье в Нью‑Йорке зависела от количества окон в квартире, поэтому строители изобрели здания с колодцами посередине и создали эту примечательную особенность архитектуры старого Нью‑Йорка: дома с окнами, которые выходят на окна других квартир, находясь в каком‑нибудь метре друг от друга. Мэнди все время сетовала на то, что в жаркие летние дни, когда окна открыты, Маффин, ее кот, любитель тараканов, перепрыгивает через колодец в соседскую квартиру, предположительно для того, чтобы выяснить вкус тамошних тараканов, а может, они там меньше боятся кошек.
Джен указала на одно из окон – через колодец, напротив нашего. Я увидел несколько письменных столов и темные мониторы компьютеров.
– «Оперативная рекламка», – сказала она и отворила окошко.
– Джен…
Она высунулась наружу.
– Держи меня за руку.
– Ни за что!
– Хочешь, чтобы я сделала это сама?
– Что ты, нет!
Я испугался, что это не пустая угроза: она была готова высунуться и попытаться дотянуться до другого окна, даже если я не стану ей помогать. Я испытал прилив сочувствия к Эмили. Если Джен такова в семнадцать лет, то какой же она была в десять?!
– Посмотри на это иначе. Расстояние – всего пара футов. Если бы не высота, кто бы стал колебаться?
– Да, если бы это не грозило смертельным падением, я бы не колебался.
Она глянула вниз.
– Ага, это уж точно. Поэтому ты будешь держать меня за руку.
Она высунулась снова, нетерпеливо тряся мне рукой.
Я вздохнул и крепко обхватил ее запястье обеими руками.
– Эй! Слишком крепко.
– Переживешь.
Джен лишь закатила глаза, а потом высунулась, насколько могла, и свободной рукой легко дотянулась до окна офиса «Дурилки». Ее запястье вертелось в моей хватке, когда она подтолкнула скользящую оконную раму на несколько дюймов вверх. Потом рама застряла.
– Держи!
Она переместила свой вес на подоконнике, высунувшись еще дальше вперед, а я, напротив, упершись ногами в стену, тянул ее руку назад, словно Джен была канатом, который я тянул изо всех сил. И она ухитрилась‑таки отжать окно еще на фут.
– Готово. Можешь отпустить.
– Зачем?
– Чтобы я могла перелезть, дурачок.
По правде говоря, мне было бы легче стоять так и держать ее до посинения, покуда сил хватит, но ведь навечно‑то их не хватит. Не говоря уж о том, что моя хватка перекрывает в ее руке циркуляцию крови.
– Ладно, отпускаю.
Я выпрямился, постепенно отпуская Джен, и она встряхнула кистью.
– Ох. Но спасибо.
– Только осторожнее!
Она снова улыбнулась и перекинула наружу ногу.
– Ух.
Крепко держась одной побелевшей рукой за ближнее окно, она медленно убрала свой вес с подоконника, упершись черной кроссовкой в угол колодца и перенеся вес на нее. Протянув вторую руку, Джен ухватилась за другой подоконник и потянула себя через пропасть.