.. – воздух вокруг Артура будто расплавился, стал липким и тягучим, как патока – это вступал в свои медвежьи права предмет.
Раз.
Два.
Три.
Раз, два, три... Артур вдруг вспотел так, словно только что выскочил из бани. Но радоваться теплу не спешил – знал, что жара обманчива, ничуть не греет, наоборот, вытягивает все силы до последней капли. Да вот только выбора у него, кажется, опять не было.
– Черт! Простите, Даша... Никого живого не вижу! Жаль немного, что вы – не ослик, можно было бы использовать вас в качестве проводника... А это кто? Таракан чтоли? Или вошь... У вас что, Даша, вши? Простите. Нет. Не у вас. Это, похоже, ваш спекулянт или дворник завшивел.
– Что? Вы что ж такое опять несете?
– Тссс! Срочно нужно найти животное. Любое, что могло бы, не вызывая подозрений, передвигаться по городу. А вокруг только вши, клопы и тараканы. Не годится!
– Манон есть.
– Что за Манон?
– Моя кошка – Манон. Белая в рыжее пятно кошка. Да вон же она! – Даша развернула майора лицом к своему... точнее, уже бывшему своему дому. – Вон! У парадного на лавке жмется! Кискис, Манон. Беги сюда, маленькая.
Рыжебелый меховой шар радостно бросился на зов, подкатился под ноги хозяйки и принялся тереться боками о валенки, тарахтя с усердием и громкостью новенького ундервуда.
– Манооооон... Кискис... – Артур странно дернул головой, округлил глаза и с удивлением уставился на Дашу. – Даааша! Какая вы огромнааая! Как отвратительно от вас несет мокрой овцой... А на чулке у вас штопка, прямо под коленкой. Неаккуратная. Ох, простите. К спекулляаанту... Живо!
Стукнув три раза в разукрашенное инеем окошко, за которым вздрагивал огонек керосинки, Даша шепнула в приоткрытую дверь: «Пальто бы мужское или шинель, бушлат тоже можно, и шапку, варежки большие... И мне тоже варежки поменьше... Муфточку эту нет – не надо, это ж бывшая моя муфточка, она бестолковая и совсем не греет, хоть красивая». Не оборачиваясь, Даша передала стоящему позади Артуру сперва толстое ватное пальто с отпоротым воротником, потом заячью ушанку, потом большие варежки с вышитой отчегото желтыми нитками снежинкой... Точно такие же варежки, но поменьше, сунула себе в карман. Все так же, не оглядываясь, взяла у майора пачку купюр, сунула в щель. «Хватит?» – спросила твердо и зло, точьвточь Нянюра, торгующаяся со щипковским прижимистым мясником. Изза двери раздалось бурчание, потом дверь захлопнулась и в дворницкой затихло. «Видимо, хватит», – догадалась Даша. И наконецто обернулась.
Нелепый, долговязый, немного смешной «этот шпион» сверлил девушку мутным нехорошим взглядом. Синезеленым взглядом. Даше вдруг захотелось перекреститься и даже сплюнуть три раза через левое плечо, но тогда она бы уподобилась Нянюре, которая при виде патефона гундосила «Отче наш» и «Богородицу». Поэтому Даша просто нахмурилась.
– Идем?
– Да... Да, Даша... Даже бежим, пока впереди чисто, и пока ваша кошка меня хоть както слушает. Не отставать!
Даша припустила вслед за майором, стараясь не вспоминать о том, что за вот этого верзилу в поношенном пальтишке, в нелепой шапке, в намотанной на шею вместо шарфа плюшевой гардине ей подсознательно («любопытное словечко, надо бы поискать в словарях») хотелось замуж. «Разговаривать с ним без необходимости я все же не стану», – решила она.
***
Белая в рыжих пятнах кошка трусила по заснеженному асфальту, оставляя за собой цепочку аккуратных следов. Иногда она останавливалась, оборачивалась, словно поджидая когото, идущего следом. Поземка заигрывала с кошкой, наскакивая на нее то спереди, то сзади, то сбоку, перегоняя, бросаясь под ноги, щекоча брюшко и путаясь в густом подшерстке. Кошка целеустремленно двигалась вперед, не обращая внимания ни на поземку, ни на ветер, ни на то, что подушечки на лапах уже онемели.
Кошка целеустремленно двигалась вперед, не обращая внимания ни на поземку, ни на ветер, ни на то, что подушечки на лапах уже онемели.
Артур позволил Манон выгрызть налипший между пальцев снег и заставил ее снова бежать дальше пустынными переулками. «Вести» кошку оказалось делом непростым – Леопарди сказал правду. Маленький капризный зверек подчинялся неохотно, то и дело пытался вырваться изпод контроля, а когда ему это не удавалось, норовил атаковать самого ведущего. Это было не страшно, но все же неприятно – ощущать, как в твое сознание норовит втиснуться чужеродное и разъяренное нечто. Артур тяжело дышал и изо всех сил удерживал себя в кошке, саму кошку в кошке и собственно кошку на расстоянии двеститриста ярдов впереди. Гдето на Арбате вступал в свои права новый день, громыхали ведра, стучали о мостовую подковы, скрипели полозья саней, гудели чьито встревоженные голоса, клацали затворами винтовки... но в переулках было еще тихо, а редких прохожих вряд ли могла насторожить спешащая по своим делам котейка.
– Красиво... Белый ветер, белый снег, белые следы, белая кошка – рыжие ушки... Вот бы это нарисовать или даже вышить, – прошептала Даша сама себе, потому что, вопервых, с майором она не разговаривала. Вовторых, он все равно бы не услышал, полностью сосредоточившись на Манон, которая только что нехотя взобралась на фонарный столб, обклеенный написанными от руки объявлениями, листовками и плакатами. Скрипскрипскрип... запел тихонечко снег под подошвами чьихто сапог. Кошка прищурилась, уставилась в конец улицы пристально и зло.
– Патруль, Даша! Шагает прямо на нас... – прошептал Артур. – Отходим!
– Фюить... Эй, вы! Булзуины! Цекистов запужались? Ховайтесь сюды, в поглеб, – шепеляво залопотало откудато снизу.
Даша опустила глаза и никого не увидела.
– Сюды говолю, сюды... Да не туды – сюды! – лист железа, самым надежнейшим образом прилатанный к подвальному окошку, сдвинулся вдруг влево и перед Дашей с Артуром объявился лихого вида молодой человек. Лет человеку было около шести, лицо у человека было чумазое, востроносое и без трех передних зубов, взгляд озорной, шапка казацкая, заломлена набок. – Посвольте лапку, мамсель. И ты, флаел, заполсай тоже.
Артур не заставил себя упрашивать. Сперва помог спуститься в подвал Даше, затем влез сам, зацепившись полой новоприобретенного пальто за торчащий из рамы гвоздь. Но задвинуть за собой заслонку Артур не успел – парнишка остановил его руку.
– Олевуал! – в ответ на удивленный взгляд Даши потешно расплылся в беззубой ухмылке. – Пойду в класных постлеляю.
И юркнул в окошко, быстрый и вертлявый, точно пескарик. Даша с Артуром только его и видели.
Хотя, если подумать, то Артур–Манон, прильнувшая к столбу, дрожащая на морозе и наверняка проклинающая свою тяжкую кошачью долю, отлично видела. Видела она и беспризорника, лезущего через невысокий штакетник, и двух красноармейцев, вывернувших изза угла, и побирушку с подростком (сыном, а то и внуком), прикорнувших на крыльце особняка, того где прежде была булочная, а теперь квартировались актеры теревсата – театра революционной сатиры, если перевести на человеческий. Нищенка подсунула под зад пачку старых агиток, натянула платок на лоб, нахохлилась и обняла ребенка обеими руками. Сверху, со столба, казалось, что огромная тетерка устроила на крыльце гнездо и вывела в нем птенца. Услыхав шаги патрульных, старуха еще больше скрючилась, спрятала лицо в колени. В этот момент майору почудилось, что бабка ему знакома. Он присмотрелся, но тут как раз со стороны бывшей булочной резко подуло, и кошка, фыркнув, зажмурилась. Артур великодушно позволил Манон развернуться к колючему ветру спиной. Когда же ветер чуть успокоился, на крыльце никого не оказалось. Только типографские желтые листки носились тудасюда по тротуару наперегонки с поземкой.
«А Генри Джи бы сразу догадался.