.. Немножко... - И какой террор открываешь? Белый? - Белый. - Зря ты это, Вадя. Впрочем, ладно, сейчас не до этого. Надо вначале декрет написать, хоть один, хоть самый какой-нибудь гнусный... Бумага, чернила есть? Садись, пиши. А потом выпьем - декларацию прав. А уж только потом - террор. А уж потом выпьем - учиться, учиться, учиться...
Тихонов написал два слова, выпил и вздохнул: - Да-а-а... сплоховал я с этим террором... Ну, да ведь в нашем деле не ошибиться никак нельзя, потому что неслыханно ново все наше дело, и прецедентов считай что не было... Были, правда, прецеденты, но...
- Ну, разве это прецеденты! Это - так! чепуха! Полет шмеля это, забавы взрослых шалунов, а никакие прецеденты!.. Летоисчисление - как ты думаешь? - сменим или оставим как есть?
- Да лучше оставим. Как говорится, не трогай дерьмо, так оно и пахнуть не будет...
- Верно говоришь, оставим. Ты у меня блестящий теоретик, Вадя, а это хорошо. Закрывать, что ли, пленум? Тетя Шура в Поломах уже магазин открыла. У нее, говорят, есть российская.
- Закрывай, конечно. Завтра с утра все равно будет Второй пленум... Пойдем в Поломы.
У тети Шуры в Поломах и в самом деле оказалась российская. В связи с этим, а также в ожидании карательных набегов из райцентра, решено была временно перенести столицу из Черкасова в Поломы, то есть на двенадцать верст вглубь территории республики.
И там, на другое утро, открылся 2-й пленум, весь посвященный моей отставке с поста президента.
- Я встаю с президентского кресла, - сказал я в своем выступлении, - я плюю в президентское кресло. Я считаю, что пост президента должен занять человек, у которого харю с похмелья в три дня не уделаешь. А разве такие есть среди нас? - "Нет таких", - хором отвечали делегаты. "Мою, например, харю - разве нельзя уделать в три дня и с похмелья?"
Секунду-две все смотрели мне в лицо оценивающе, а потом отвечали хором: "Можно".
- Ну, так вот, - продолжал я. - Обойдемся без президента. Лучше сделаем вот как: все пойдем в луга готовить пунш, а Борю закроем на замок. Поскольку это человек высоких моральных качеств, пусть он тут сидит и формирует кабинет...
Мою речь прервали овации, и Пленум прикрылся: окрестные луга озарились синим огнем. Один только я не разделял всеобщего оживления и веры в успех, я ходил меж огней с одною тревожною мыслью: почему это никому в мире нет до нас ни малейшего дела? почему такое молчание в мире? Уезд охвачен пламенем, и мир молчит оттого, что затаил дыхание, - допустим, но почему никто не подает нам руки ни с Востока, ни с Запада? Куда смотрит король Улаф? Почему нас не давят с юга регулярные части?..
Я тихо отвел в сторону канцлера, от него разило пуншем: - Тебе нравится, Вадя, наша революция? - Да, - ответил Вадя, - она лихорадочна, но она прекрасна. - Так... А насчет Норвегии, Вадя, - насчет Норвегии ничего не слышно?
-Пока ничего... А что тебе Норвегия? - Как то есть что Норвегия?!.. В состоянии войны мы с ней или не в состоянии? Очень глупо все получается. Мы с ней воюем, а она с нами не хочет... Если и завтра нас не начнут бомбить, я снова сажусь в президентское кресло - и тогда увидишь, что будет!..
- Садись, - ответил Вадя, - кто тебе мешает, Ерофейчик?.. Если хочешь - садись...
Воиново - Усад.
Ни одной бомбы на нас не упало и наутро. И тогда, открывая 3-й пленум, я сказал:
"Сенаторы! Никто в мире, я вижу, не хочет с нами заводить ни дружбы, ни ссоры. Все отвернулись от нас и затаили дыхание. А поскольку каратели из Петушков подойдут сюда завтра к вечеру, а российская у тети Шуры кончится завтра утром, - я беру в свои руки всю полноту власти; то есть кто дурак и не понимает, тому я объясню: я ввожу комендантский час. Мало того - полномочия президента я объявляю чрезвычайными, и заодно становлюсь президентом. То есть "личностью, стоящей над законом и пророками"...
Никто не возразил. Один только премьер Боря С.
То есть "личностью, стоящей над законом и пророками"...
Никто не возразил. Один только премьер Боря С. при слове "пророки" вздрогнул, дико на меня посмотрел, и все его верхние части задрожали от мщения...
Через два часа он испустил дух на руках у министра обороны. Он умер от тоски и от чрезмерной склонности к обобщениям. Других причин вроде бы не было а вскрывать мы его не вскрывали, потому что вскрывать было бы противно. А к вечеру того же дня все телетайпы мира приняли сообщение: "Смерть наступила вследствие естественных причин". Чья смерть, сказано не было, но мир догадывался.
4-й пленум был траурным. Я выступил и сказал: "Делегаты! Если у меня когда-нибудь будут дети, я повешу им на стену портрет прокуратора Иудеи Понтия Пилата, чтобы дети росли чистоплотными. Прокуратор Понтий Пилат стоит и умывает руки - вот какой это будет портрет. Точно так же и я: встаю и умываю руки. Я присоединился к вам просто с перепою и вопреки всякой очевидности. Я вам говорил, что надо революционизировать сердце, что надо возвышать души до усвоения вечных нравственных категорий, - а что все остальное, что вы тут затеяли, все это суета и томление духа, бесполезнеж и мудянка...
И на что нам рассчитывать, подумайте сами! В общий рынок нас никто не пустит. Корабли Седьмого американского флота сюда не пройдут, да и пройти не захотят..."
Тут уже заорали с мест: - А ты не отчаивайся, Веня! Не пукай! Нам дадут бомбардировщики! В-52 нам дадут!
- Как же! дадут нам В-52! Держите карман! Прямо смешно вас слушать, сенаторы!
- И "Фантомы" дадут! - Ха-ха! Кто это сказал: "Фантомы"? Еще одно слово о "Фантомах" и я лопну от смеха...
Тут Тихонов со своего места сказал: - "Фантомов" нам, может быть, и не дадут, - но уж девальвацию франка точно дадут...
- Дурак ты, Тихонов, как я погляжу! Я не спорю, ты ценный теоретик, но уж если ты ляпнешь!.. Да и не в этом дело. Почему весь Петушинский район охвачен пламенем, но никто, никто этого не замечает, даже в Петушинском районе? Короче, я пожимаю плечами и ухожу с поста президента. Я, как Понтий Пилат: умываю руки и допиваю перед вами весь наш остаток российской. Да. Я топчу ногами свои полномочия - я ухожу от вас. В Петушки.
Можете себе вообразить, какая буря поднялась среди делегатов, особенно, когда я стал допивать остаток!..
А когда я стал уходить, когда ушел - какие слова полетели мне вслед! Тоже можете себе вообразить, я этих слов приводить вам не буду...
В моем сердце не было раскаяния. Я шел через луговины и пажити, через заросли шиповника и коровьи стада, мне в поле кланялись хлеба и улыбались васильки. Но, повторяю, в сердце не было раскаяния... Закатилось солнце, а я все шел.
"Царица Небесная, как далеко еще до Петушков"! - сказал я сам себе. "Иду, иду, а Путешков все нет и нет. Уже и темно повсюду - где же Петушки?"
"Где же Петушки?" - спросил я, подойдя к чьей-то освещенной веранде. Откуда она взялась, эта веранда? Может, это совсем не веранда, а терраса, мезонин или флигель? я ведь в этом ничего не понимаю, и вечно путаю.
Я постучался и спросил: "Где же Петушки? Далеко еще до Петушков?" А мне в ответ - все, кто был на веранде - все расхохотались, и ничего не сказали. Я обиделся и снова постучал - ржание на веранде возобновилось. Странно! Мало того - кто-то ржал у меня за спиной.
Я оглянулся - пассажиры поезда "Москва - Петушки" сидели по своим местам и грязно улыбались. Вот как? Значит, я все еще еду?..
"Ничего, Ерофеев, ничего. Пусть смеются, не обращай внимания. Как сказал Саади, будь прям и прост, как кипарис, и будь, как пальма, щедр. Не понимаю, причем тут пальма, ну да ладно, все равно будь, как пальма. У тебя кубанская в кармане осталась? осталась. Ну вот, поди на площадку и выпей. Выпей, - чтобы не так тошнило."
Я вышел на площадку, сжатый со всех сторон кольцом дурацких ухмылок.