.. Транс-цен-ден-тально!" Поразительно! Я вошел в вагон и сижу, страдаю от мысли, за кого меня приняли - мавра или не мавра? Плохо обо мне подумали, хорошо ли? А эти - пьют горячо и открыто, как венцы творения, пьют с сознанием собственного превосходства над миром... "Закуска типа "я вас умоляю"!" ...Я, похмеляясь утром, прячусь от неба и земли, потому что это интимнее всякой интимности!.. До работы пью - прячусь. Во время работы пью - прячусь... а эти: "Транс-цен-ден-тально!"
Мне очень вредит моя деликатность, она исковеркала мне мою юность. Мое детство и отрочество... Скорее так: скорее это не деликатность, а просто я безгранично расширил сферу интимного - сколько раз это губило меня...
Вот сейчас я вам расскажу. Помню, лет десять тому назад я поселился в Орехово-Зуево. К тому времени, как я поселился, в моей комнате уже жило четверо, я стал у них пятым. Мы жили душа в душу, и ссор не было никаких. Если кто-нибудь хотел пить портвейн, он вставал и говорил: "Ребята, я хочу пить портвейн". А все говорили: "Хорошо. Пей портвейн. Мы тоже будем с тобой пить портвейн". Если кого-нибудь тянуло на пиво, всех тоже тянуло на пиво.
Прекрасно. Но вдруг я стал замечать, что эти четверо как-то отстраняют меня от себя, как-то шепчутся, на меня глядя, как-то смотрят за мной, если я куда пойду. Странно мне было это и даже чуть тревожно... И на их физиономиях я читал ту же озабоченность и будто даже страх... "В чем дело? - терзался я, - отчего это так?"
И вот - наступил вечер, когда я понял, в чем дело и отчего это так. Я, помнится, в этот день даже и не вставал с постели: я выпил пива, и затосковал. Просто: лежал и тосковал.
И вижу: все четверо потихоньку меня обсаживают - двое сели на стулья у изголовья, а двое в ногах. И смотря мне в глаза, смотря с упреком, смотрят с ожесточением людей, не могущих постигнуть какую-то заключенную во мне тайну... Не иначе, как что-то случилось.
- Послушай-ка, - сказали они, - ты это брось. - Что "брось"?.. - я изумился и чуть привстал. - Брось считать, что ты выше других... что мы мелкая сошка, а ты Каин и Манфред...
- Да с чего вы взяли!.. - А вот с того и взяли. Ты пиво сегодня пил?
Чухлинка - Кусково.
- Пил. - Много пил? - Много. - Ну так вставай и иди. - Да куда "иди"? - Будто не знаешь! Получается так - мы мелкие козявки и подлецы, а ты Каин и Манфред...
- Позвольте, - говорю, - я этого не утверждал... - Нет, утверждал. Как ты поселился к нам - ты каждый день это утверждаешь. Не словом, но делом. Даже не делом, а отсутствием этого дела. Ты негативно это утверждаешь...
- Да какого "дела"? Каким "отсутствием"? - я уж от изумления совсем глаза распахнул...
- Да известно какого дела. По ветру ты не ходишь - вот что. Мы сразу почувствовали: что-то неладно. С тех пор как ты поселился, мы никто ни разу не видели, чтобы ты в туалет пошел. Ну, ладно, по большой нужде еще ладно! Но ведь ни разу даже по малой... даже по малой!
И все это было сказано без улыбки, тоном до смерти оскорбленным - Нет, ребята, вы меня неправильно поняли... - Нет, мы тебя правильно поняли... - Да нет же, не поняли. Не могу же я, как вы: встать с постели, сказать во всеуслышание: "Ну, ребята, я ...ать пошел!" или "Ну, ребята, я ...ать пошел!" Не могу же я так...
- Да почему же ты не можешь! Мы - можем, а ты - не можешь! Выходит, ты лучше нас! Мы грязные животные, а ты, как лилея!..
- Да нет же... Как бы это вам объяснить... - Нам нечего объяснять... нам все ясно. - Да вы послушайте... поймите же... в этом мире есть вещи... - Мы не хуже тебя знаем, какие есть вещи, а каких вещей нет... И я никак не мог их ни в чем. Они своими угрюмыми взглядами пронзали мне душу... Я начал сдаваться...
- Ну, конечно, я тоже могу... я тоже мог бы... - Вот-вот. Значит, ты - можешь, как мы. А мы, как ты - не можем.
.. - Вот-вот. Значит, ты - можешь, как мы. А мы, как ты - не можем. Ты, конечно, все можешь, а мы ничего не можем. Ты Манфред, ты Каин, а мы как плевки у тебя под ногами...
- Да нет, нет. - Тут уж я совсем запутался. - В этом мире есть вещи... есть такие сферы... нельзя же так просто: встать и пойти. Потому что самоограничение, что ли?.. есть такая заповеданность стыда, со времен Ивана Тургенева... и потом - клятва на Воробьевых горах... И после этого встать и сказать: "Ну, ребята, ...." Как-то оскорбительно... Ведь если у кого щепетильное сердце...
Они, все четверо, глядели на меня уничтожающе. Я пожал плечами и безнадежно затих.
- Ты это брось про Ивана Тургенева. Говори, да не заговаривайся, сами читали. А ты лучше вот что скажи: ты пиво сегодня пил?
- Пил. - Сколько кружек? - Две больших и одну маленькую. - Ну, так вставай и иди. Чтобы мы все видели, что ты пошел. Не унижай нас и не мучь. Вставай и иди.
Ну что ж, я встал и пошел. Не для того, чтобы облегчить себя. Для того, чтобы их облегчить. А когда вернулся, один из них мне сказал: "С такими позорными взглядами ты вечно будешь одиноким и несчастным".
Да. И он был совершенно прав. Я знаю многие замыслы Бога, но для чего он вложил в меня столько целомудрия, я до сих пор так и не знаю. А это целомудрие - самое смешное! - это целомудрие толковалось так навыворот, что мне отказыли даже в самой элементарной воспитанности.
Например, в Павлово-Посаде. Меня подводят к дамам и представляют так:
- А вот это тот самый знаменитый Веничка Ерофеев. Он знаменит очень многим. Но больше всего, конечно, тем знаменит, что за всю свою жизнь ни разу не пукнул...
- Как! Ни разу!! - удивляются дамы и во все глаза меня рассматривают. - Ни ра-зу!!
Я, конечно, начинаю конфузиться. Я не могу при дамах не конфузиться. Я говорю:
- Ну, как то есть ни разу! Иногда ... все-таки... - Как!! - еще больше удивляются дамы. - Ерофеев - и... странно подумать!.. "Иногда все-таки!"
Я от этого окончательно теряюсь, я говорю примерно так: - Ну... а что в этом такого я же... это ведь - пукнуть - это ведь так ноуменально... Ничего в этом феноменального нет - в том, чтобы пукнуть...
- Вы только подумайте! - обалдевают дамы. А потом трезвонят по всей петушинской ветке: "Он все это делает вслух, и говорит, что это не плохо он делает! Что это он делает хорошо!
Ну, вот видите. И так всю жизнь. Всю жизнь довлеет надо мной этот кошмар - кошмар, заключающийся в том, что понимают тебя не превратно, нет - "превратно" бы еще ничего! - но именно строго наоборот, то есть совершенно по-свински, то есть антиномично.
Я многое мог бы рассказать по этому предмету, но если я буду рассказывать все - я растяну до самых Петушков. А лучше я не буду рассказывать все, а только один-единственный случай, потому что он самый свежий: о том, как неделю тому назад меня сняли с бригадирского поста за "внедрение порочной системы индивидуальных графиков". Все наше московское управление сотрясается от ужаса, стоит им вспомнить об этих графиках. А чего же тут ужасного, казалось бы!
Да! Где это мы сейчас едем?.. Кусково! Мы чешем без остановки через Кусково! По такому случаю следовало бы мне еще раз выпить, но я лучше сначала вам расскажу,
Кусково - Новогиреево.
а потом уж пойду и выпью. Итак. Неделю тому назад меня скинули с бригадирства, а пять недель тому назад - назначили. За четыре недели, сами понимаете, крутых перемен не введешь, да я и не вводил никаких крутых перемен, а если кому показалось, что я вводил, так поперли меня все-таки не за крутые перемены.
Дело началось проще. До меня наш производственный процесс выглядел следующим образом: с утра мы садились и играли в сику, на деньги (вы умеете играть в сику?). Так. Потом вставали, разматывали барабан с кабелем, и кабель укладывали под землю. А потом - известное дело: садились, и каждый по-своему убивал свой досуг, ведь все-таки у каждого своя мечта и свой темперамент: один - вермут пил, другой, кто попроще - одеколон "Свежесть", а кто с претензией - пил коньяк в международном аэропорту Шереметьево.