Эндрю упрямо шел дальше – на тот случай, если среди трусоватых мальчишек, оставшихся у окраины леса, найдется парочка храбрецов. В сгустившихся сумерках деревья казались черными и враждебными. Они еще не лишились величественных крон, не пропускавших к земле ни лучика. Крапива и ежевика цеплялись за ноги, жаля и царапая. Как и все его ровесники, Эндрю носил только простую тунику и ходил босиком, с голыми ногами. Но его физические страдания сейчас заглушались душевными. Эндрю признался себе, что боится. Никто в здравом уме не сунулся бы в лес после захода солнца.
Чуть позже взошла луна, и сквозь ветви полился серебряный свет. Его хватало, чтобы различить тропинку, ведущую к бревну на небольшой полянке. Эндрю направился туда и сел, погруженный в мрачные размышления. Мальчишки – да и некоторые девчонки – ни за что не оставят его в покое. Ему судьбой предназначено сносить побои и оскорбления, если он вернется в деревню. Но что ему оставалось? Идти некуда. Мир за пределами Крессинга был для него одной большой тайной. Мальчик, конечно, слышал о великом городе Лондоне и о Челмсфорде, расположенном ближе к их деревне, но как до них добраться? Он почти ничего не умел, если не считать небольших познаний в травах и ремесле отца. Конечно, кузнецы везде нужны, но уйдет немало лет на то, чтобы научиться делать полезные вещи из раскаленного железа. Можно попробовать наняться в помощники к другому кузнецу, но чаще всего ремесленники брали в подмастерья сыновей, которым потом передавали дело, и не нуждались в работнике со стороны.
– Я остаюсь в этой глухой деревне! – крикнул он во все горло. Голос прозвучал неожиданно чисто и громко даже в лесу, среди могучих стволов деревьев. – Мне нужно уйти отсюда, выбраться в огромный мир, где можно попробовать попытать счастья!
Внезапно поднялся холодный ветер, словно вызванный этой вспышкой отчаяния. Он пронесся по лесу, вспарывая кроны деревьев, и обдал стужей тело мальчика. Эндрю обхватил себя руками, гадая, откуда вдруг появился ветер и почему он пронизывает его до костей. Луна в небесах скрылась за облаком – не исчезла, разумеется, но свет ее стал более тусклым и рассеянным. Уханье совы, доносившееся издалека, стихло, как и холодный, кашляющий лай лисы. Все вдруг замерло, и даже невесть откуда взявшийся ветер не шевелил больше листву на деревьях. А затем Эндрю услышал странный звук, словно дикий кабан пробирался через кусты.
– Что это? – встревожившись, крикнул он. – Кто здесь?
В этот миг он различил два силуэта, решительно продвигавшихся по лесу в причудливых переплетениях тьмы и лунного света. Эндрю хотел броситься прочь, но ноги словно приросли к земле, дыхание участилось, когда две тени выбрались на поляну. Он узнал их без труда. Один – убийца, которого не так давно повесили, а второй – его жертва. Неупокойники негромко спорили друг с другом о чем-то, яростно жестикулируя на ходу, направляясь к тому самому бревну, с которого только что вскочил мальчик.
– Говорю тебе, – сердито пробубнил сгорбленный убийца, – я не могу тебя простить. Ты дурно обошелся со мной при жизни и заслужил то, что получил.
Жертва, высокий, худой детина, указал на отвратительный раскол в черепе, оставленный топором убийцы:
– Этого никто не заслуживает. Может, я тебя и обманул. Да точно, я тебя обманул, но ты не один пострадал. Я одинаково обманул многих.
Убийца был крепкого сложения, дородный, с горбом на плечах. Его голова все время клонилась вперед, словно шея не выдерживала ее веса. От шеи до живота тянулась огромная рваная рана, и лохмотья кожи кое-как прикрывали зияющую дыру, которую совсем недавно заполняли потроха. Глаз в голове не осталось, губы расползлись, обнажив кости и длинные желтые зубы, торчащие из десен, блестящих от слизи.
Эндрю вспомнил, что горбун был фермером, который арендовал большой надел и нанял детину, как временного рабочего, чтобы тот помог собрать уродившееся зерно.
Он заплатил ему по весу урожая, а потом, опустошая мешки, обнаружил, что работник подложил на дно камни. Негодующий фермер попытался вернуть свои деньги, но обнаружил, что тот уже пропил их вместе с приятелями. Тогда взбешенный горбун схватил топор и раскроил голову обманщику, свалив его как скотину, выращенную на убой. Собутыльники бывшего работника, желая отомстить за смерть товарища, отправились к местному барону, и он, ярый сторонник повешений, удовлетворил их притязания, отправив горбуна на виселицу.
Но убийца не соглашался с доводами жертвы:
– Тогда ты вполне заслужил добрую дюжину ударов топором по голове. Зачем же мне сожалеть о поступке, который, по моему убеждению, был полностью оправданным?
– Затем, дубина ты, что сам барон признал тебя виновным в убийстве и приказал повесить. Убийство – страшный, чудовищный грех, это дурное, нехристианское дело, идущее к тому же против законов страны. Как можно оправдать?..
Эндрю с ужасом наблюдал за мертвецами. Он был до того перепуган, что даже дышал с трудом, но, к его чести, не вскочил с места и не бросился прочь. В нем пробудилось любопытство, которое не раз уже доводило мальчишку до беды, хотя и позволяло ему узнать нечто полезное и интересное.
Эндрю знал, что мертвецы порой ходят по земле. Собственно, об этом все знали, но столь отталкивающего зрелища он до сих пор не видел. Два разлагающихся существа, застрявшие между мирами. Одно – а может, оба – заслуживали того, чтобы гореть в аду. В лунном свете можно было без труда разглядеть гниющую плоть, скользкую и рыхлую, уже сползавшую с костей и мелкими ошметками падавшую на землю. Эндрю сидел неподвижно, надеясь, что мертвецы его не заметят, однако оба трупа повернулись в его сторону, и убийца обратился к нему скорбным голосом:
– О, не пристало нам ссориться перед живыми. Здесь один из местных простофиль. Присядем и побеседуем.
И они опустились по обе стороны от Эндрю, двигаясь скованно и неловко.
– Что вам от меня нужно? – спросил Эндрю. К своей досаде, он почувствовал, что дрожит всем телом. Вонь разложения била в нос, вызывая тошноту и головокружение. – Вы пришли, чтобы забрать меня с собой?
– Да нет, парень, – пустым, лишенным эмоций голосом откликнулся детина, словно говорил из глубокого колодца. – Нас прислал с посланием кое-кто, высоко ценящий твою жизнь и благополучие. Мы пришли сказать тебе то, что ты, возможно, и сам хочешь узнать. Нам ведомо твое будущее, парень, поскольку мы не принадлежим к твоему миру, но смотрим на него, так сказать, из другого. Когда ты вошел в лес, мы почувствовали твою печаль, она проникла в наши навек проклятые души и потекла жаркой волной по пустым венам. Мы чувствуем твою боль и готовы предложить исцеление.
– Знай, – продолжил убийца, повернув темное, гниющее лицо к Эндрю, – однажды ты станешь известным рыцарем, тамплиером, который прославится в битвах на Святой земле. Так что брось жалеть себя, твоя горечь обжигает огнем жалкие останки нашей бренной плоти. Жжет, парень, жжет. Теперь мы, пожалуй, оставим тебя в компании с совами и лисами, а сами пойдем дальше. Джосайя Бункарт, ты, жалкое подобие приличного покойника, – убийца поднялся с бревна одновременно со своей жертвой, и они двинулись дальше, к переплетению теней на краю поляны, – позволь-ка сказать тебе еще раз, ясно и четко: я не могу и не стану каяться. Объявил барон меня виновным, не объявил – я всем сердцем, точнее, тем местом, где оно когда-то было, пока его не склевали вороны, чувствую, что я прав во всем.
– Постой! – вскрикнул вдруг убитый, когда мертвецы дошли до края поляны и, внезапно остановившись, повернулся к убийце, а затем указал на Эндрю: – Мы должны были рассказать мальчику тайну .
– Да нет же. Напротив, нам строго-настрого запретили рассказывать мальчику тайну.