Не было ничего, кроме меня самой.
Все остальное было пустотой – без времени, без пространства, без света, без тьмы и в этой пустоте была я. Впрочем, это «Я» не имело никакой формы – у меня не было ни чувств, ни памяти, лишь осознание себя. Хотела бы я знать это «Я» (я – такая) и есть душа? Мне казалось, я хотела это знать всегда, и буду хотеть этого вечно…
Каким‑то образом безвременье закончилось. Я стала понимать, что раньше что‑то было. Закончилось и отсутствие пространства, я куда‑то двигалась.
Что– то двигало меня то в одну, то в другую сторону. Я не понимала, как могу это чувствовать, ‑снаружи не было ничего, никакой точки отсчета, по которой можно было хоть как‑то определить направление движения, я просто знала, что какие‑то силы дергают меня то туда, то сюда, как бы вступая в противоборство друг с другом. Казалось, одна сила овладевает мной, чтобы ослабить расшатать и дать возможность другой, противоположной, силе войти в меня в свою очередь. Так продолжалось некоторое время, пока мое осознание себя самой не стало четче и я не стала размышлять, какие силы борются во мне, может быть, добро и зло… или жизнь и смерть.
Меня продолжало толкать в разные стороны, причем амплитуда колебаний сокращалась до тех пор, пока меня не стало буквально перебрасывать то туда, то сюда. Неожиданно и резко борьба эта кончилась. Возникло ощущение движения, все быстрее и быстрее… наконец, стремительный полет в пустоте, и падение…
– Все в порядке, – сказал чей‑то голос, – только пришла в сознание чуть позже положенного. Нужно пометить это в ее карте. Какой номер? О, у нее это всего лишь в четвертый раз. Да‑да, конечно, отметьте все остальное в норме. Она в сознании!
Голос был женский с каким‑то легким и незнакомым акцентом. Я открыла глаза, увидела то приближающийся, то отдаляющийся от меня потолок и вновь закрыла их. Другой голос, с таким же странноватым акцентом, произнес:
– Выпейте это.
Чья то рука приподняла мне голову и в губы ткнулась чашка с жидкостью. Я чуть приподнялась, выпила содержимое и, закрыв глаза, вновь откинулась на спину. Через некоторое время я ощутила прилив сил. Несколько минут я лежала, глядя в потолок и размышляя: где я могу находиться? Мне не доводилось видеть потолок такого цвета – кремово‑розового. Внезапно я осознала, что дело вовсе не в необычности потолка (точнее, его цвета), а в необычности и неузнаваемости всего – я ничего не помнила. Я понятия не имела, кто я, где я и как могла здесь оказаться. В приступе панического ужаса я попыталась приподняться и сесть, но чья‑то рука помешала мне и вновь у моих губ оказалась чашка с жидкостью.
– Вы в полном порядке, – услышала я женский голос. – Лежите спокойно. Расслабьтесь.
Я хотела спросить ее о чем‑то, о чем‑то важном, но вдруг ощутила жуткую слабость трудно было даже пошевелить языком. Первая волна страха улеглась, оставив лишь апатию «Что могло со мной случиться? – вяло соображала я. – Может быть несчастный случаи? Может, так чувствуют себя в сильном шоке?» Я не могла найти никакого объяснения, но меня это перестало занимать: ведь кто‑то за мной смотрит, кто‑то заботится обо мне… и еще эта слабость… с вопросами можно было подождать.
Наверное, я задремала. Не знаю, сколько прошло времени, но когда я вновь открыла глаза, мне явно стало лучше. Ужаса не было осталось лишь удивление, – и некоторое время я лежала, не двигаясь. С приливом сил ко мне вернулось любопытство – захотелось узнать, где я, и я тихонько повернула голову на подушке.
В нескольких метрах от себя я увидела сложное приспособление на колесах нечто среднее между кроватью и троллейбусом и на нем – спящую с открытым ртом женщину громадных размеров.
Поначалу мне даже показалось, что женщина эта находится в чем‑то, что придает ей такую огромную форму, но, приглядевшись, поняла – это была она сама. Я отвела от нее взгляд и увидела еще два «троллика». На каждом покоилась такая же громадная фигура.
Я стала пристальнее вглядываться в ту, что была ближе всех ко мне, и к своему удивлению, обнаружила, что она выглядела очень молоденькой: двадцать два, ну от силы двадцать три, не больше. Она была довольно симпатичная – свежий румянец, коротко остриженные золотистые кудряшки, ее можно было бы назвать красивенькой, если бы.
Прошло минут десять, и возле меня послышался звук быстрых деловитых шагов.
– Как вы себя чувствуете? – раздался чей‑то голос.
Я повернула голову, и на какой‑то момент мне показалось, что передо мной ребенок. Вглядевшись в черты лица под белой шапочкой, я поняла, что это лицо женщины, никак не моложе тридцати лет. Не дожидаясь ответа, она протянула руку к кровати и нащупала мой пульс. По‑видимому, он был в норме, она удовлетворенно кивнула и сказала:
– Теперь все будет в порядке, Мама.
Я тупо смотрела на нее и не знала, как реагировать.
– Машина уже ждет вас, – самым естественным тоном добавила она, – как, по‑вашему, вы сумеете дойти?
– Какая машина? Зачем? – машинально выговорила я.
– Чтобы отвезти вас домой, – ответила она с заученной профессиональной кротостью. – Ну, давайте потихоньку подниматься. – И с этими словами откинула одеяло.
Я машинально взглянула на свое тело, и у меня пресеклось дыхание… Я подняла руку… огромный, толстенный валик белой плоти, в ужасе уставилась на нее, открыла рот и, уже теряя сознание, услышала свой режущий, пронзительный крик…
Открыв глаза, я увидела рядом с собой женщину (обыкновенных, нормальных размеров) в белом халате. На шее у нее висел стетоскоп. Она смотрела на меня с недоумением и растерянностью. Маленькая женщина в белой шапочке стояла рядом с ней и торопливо говорила: «Доктор, она вдруг закричала… так неожиданно… и потеряла сознание».
– Что это? Что со мной? Я не знаю, я совсем не такая… Не могу быть такой… Не могу, не могу, не могу… – Я говорила и не могла остановиться, хотя слышала свои тоскливые завывания как будто со стороны.
Та, которую назвали доктором, по‑прежнему выглядела недоуменно‑растерянной.
– Что все это значит? – спросила она, видимо, не в первый раз.
– Понятия не имею, доктор, – опять быстро проговорила маленькая. – Это было так неожиданно, как будто ей вдруг стало больно… Но я не знаю, почему…
– М‑да… С ней все в порядке, она уже выписана и не может оставаться здесь – нам сейчас понадобится ее место, – сказала доктор. – Я, пожалуй, дам ей успокаивающего.
– Но что случилось?! Кто я?… Это какой‑то кошмар!… Я знаю, что я не такая!… П‑пожалуйста, р‑ради б‑бога, скажите мне!… – заикаясь и всхлипывая, умоляла я ее.
– Все в порядке. Мама! – Докторша участливо склонилась надо мной и тихонько дотронулась рукой до плеча. – Вам не о чем беспокоиться. Постарайтесь не волноваться. Скоро вы будете дома.
К постели торопливо подошла еще одна ассистентка в белой шапочке, ростом не выше первой, и протянула докторше шприц.
– Нет! – вырвалось у меня. – Я хочу знать, где я! Кто я?! Кто вы? Что со мной случилось?! – Я попыталась выбить шприц у нее из рук, но обе маленькие ассистентки навалились на мою руку и держали ее пока докторша не нашла иглой вену.
Это действительно было успокоительное и очень сильное, – я не лишилась сознания не, выключилась, а как‑то отстранилась.