Она ответила ему и улыбнулась мне через окошко. Мы немного попетляли между домиками и, наконец, остановились перед небольшим двухэтажным коттеджем.
На этот раз мы обошлись без «троллика». Ассистентки с помощью шофера вытащили меня из машины, поставили на ноги, и, поддерживаемая со всех сторон, я с трудом протиснулась в дверной проем и очутилась в красиво убранной комнате. Седая женщина в пурпурном шелковом платье сидела в кресле‑качалке у камина. По морщинистому лицу и ладоням было видно, что ей уже немало лет, но смотрела она на меня живыми внимательными нестарыми глазами.
– Входите моя дорогая – приветливо сказала она неожиданно звонким голосом.
Она кивнула на кресло возле себя, но, взглянув на меня еще раз, с сомнением покачала головой.
– Наверное, вам будет удобнее на кровати. Я взглянула на кровать с недоверием.
– Вы думаете, она выдержит? – спросила я.
– Полагаю, да, – ответила она, впрочем, не слишком уверенно.
Мои провожатые помогли мне взобраться на это ложе – лица у них при этом были озабоченные, – и, когда стало ясно, что кровать выдерживает мои вес (хотя она и заметно прогнулась), застыли возле меня, словно охраняя от кого‑то. Седая женщина знаком велела им оставить нас и позвонила в маленький серебряный колокольчик. Крохотная фигурка – чуть больше метра ростом – показалась в дверях.
– Будьте добры темный шерри Милдред – повелительно произнесла женщина. – Вы ведь выпьете шерри дорогая? – обратилась она ко мне.
– Да… Да, конечно, благодарю вас – слегка растерялась я. – Простите, мисс… или миссис?…
– О, мне, конечно, следовало сначала представиться. Меня зовут Лаура. Вы же насколько я знаю, Орчиз. Мама Орчиз, не так ли?
– Так они меня называют, – неохотно и с еле сдерживаемым отвращением сказала я.
Вошла крохотная горничная с серебряным подносом, на котором стояли полупрозрачный графин и два бокала. Горничная наполнила оба бокала, а пожилая дама переводила взгляд с нее на меня и обратно, словно сравнивая нас. Странное не передаваемое словами выражение промелькнуло у нее на лице, и я решила сделать пробный шаг.
– Должно быть это мадера? – кивнула я на бокалы.
Она изумленно вскинула брови, потом улыбнулась и кивнула с явным удовлетворением на лице.
– Что ж, кажется, вы одной‑единственной фразой подтвердили правильность и целесообразность вашего визита сюда – сказала она.
Горничная вышла, и мы обе потянулись к бокалам.
– И все же, – продолжала Лаура, – давайте‑ка поподробнее все обсудим. Скажите, дорогая, они объяснили, почему направили вас ко мне?
– Нет. – Я отрицательно качнула головой.
– Потому что я историк, – сказала она. – А заниматься историей в наши дни позволено и доступно не каждому. Это своего рода привилегия нас очень мало. К счастью сейчас понимают, что ни одной отрасли знании нельзя дать отмереть окончательно и все же некоторые из нас вызывают м‑мм настороженность политического характера. – Она неодобрительно усмехнулась. – Однако когда нужно что‑то выяснить приходится обращаться к специалисту. Они что‑нибудь говорили о диагнозе, который вам поставили?
Я опять помотала головой.
– Так я и думала. Это у них профессиональное, не так ли? Что ж, я передам вам все, что сказали мне по телефону из Дома материнства. Пожалуй, лучше всего начать именно с этого. Мне сообщили, что с вами беседовало несколько врачей, которых вы сильно заинтересовали, озадачили и надо полагать расстроили. Бедняги ни у кого из них нет ни малейших исторических знании они ровным счетом. Словом две из них убеждены, что у вас психическое заболевание – мания шизофренический бред и так далее.
Словом две из них убеждены, что у вас психическое заболевание – мания шизофренический бред и так далее. Остальные склонны полагать, что с вами произошел гораздо более редкий случай – трансформация личности. Это действительно большая редкость. Известно всего три подобных зарегистрированных случая, но интересно, что два из них связаны с препаратом «чюнджиатин», а третий – с лекарством сходного происхождения. Итак, большинство из беседовавших с вами врачей сочли некоторые ваши ответы связными последовательными убедительными и полностью совпадающими с тремя уже известными случаями. Но так как они не знают практически ничего, что выходит за рамки их профессии, очень многое в вашем случае выглядит. С одной стороны им трудно в это поверить с другой – у них нет возможности проверить. Для этого им и нужно мое профессиональное мнение. Ваш бокал пуст, дорогая, позвольте, я налью вам еще.
– Трансформация личности – задумчиво повторила я, подставляя бокал – но если такое возможно.
– О, нет никаких сомнении в том, что в принципе это возможно. Те три случая, которые я упомянула, определены совершенно точно.
– Это очень похоже… – вынуждена была согласится я. – В каком‑то смысле это действительно может быть… Но, с другой стороны, эти элементы галлюцинации тут, безусловно, присутствуют. Скажем, вы – вы сами – кажетесь мне совершенно нормальной. Но взгляните на меня!… И на свою маленькую служанку! Тут явный бред – иллюзия! Мне лишь кажется, что я – такая – нахожусь здесь и разговариваю с вами… Этого не может быть в действительности, а значит… Значит, где же я на самом деле?
– Я понимаю, и, быть может, лучше, чем кто бы то ни было, насколько нереальным вам кажется все это.
Она помолчала, задумчиво глядя на меня.
– Вы знаете, я, пожалуй, столкнулась сейчас с самым интересным случаем за всю мою довольно долгую жизнь. В каком‑то смысле мне повезло, но я понимаю, дорогая, как вы сейчас воспринимаете то, что вас окружает, – повторила она. – Я провела столько времени среди книг, что это иногда кажется нереальным и мне. Скажите, дорогая, когда вы родились?
Я ответила.
– М‑да, Георг Шестой, стало быть. Следующей, второй войны вы не помните?
– Не помню, – подтвердила я. – Меня еще не было на свете.
– Но вы можете помнить коронацию следующего монарха. Кстати кто это был?
– Елизавета… Елизавета Вторая. Моя мать водила меня смотреть, – сказала я.
– Вы что‑нибудь запомнили из этого зрелища?
– Честно говоря, не очень много… Разве что… Целый день напролет шел дождь, а больше, пожалуй, ничего существенного, – созналась я.
Мы еще немного побеседовали в таком духе, пока она, наконец, не улыбнулась одобрительно кивая.
– Ну что ж, теперь у меня не осталось ни капли сомнений. Я кое‑что слышала об этой коронации. Великолепное, наверное, было зрелище в аббатстве. – Она помолчала и легонько вздохнула. – Вы были очень терпеливы и любезны со мной дорогая, и, конечно, будет справедливо… Теперь настала ваша очередь кое‑что выслушать. Но боюсь, вам будет это нелегко.
– Вряд ли меня может что‑нибудь удивить после тех тридцати шести часов, которые я провела здесь.
– Сомневаюсь, – возразила она, не отводя от меня внимательных глаз.
– Скажите, – попросила я, – пожалуйста… объясните мне все… если можете!
– Ваш бокал, дорогая, разрешите, я налью вам еще. И я скажу вам все. – Она наполнила оба бокала. – Что поразило и поражает вас больше всего? Из окружающей вас реальности?
– Но… этого так… много.