Мои отчаянные попытки снять кольцо наконец были замечены, и я густо покраснела.
— Ничего! Я сейчас вернусь! — пробормотала я и пулей бросилась в ванную. Мне пришла в голову спасительная мысль: кольцо можно снять с помощью мыла.
Через пару минут моя проблема была решена, и я принялась отмывать ободок, забитый изнутри мыльными ошметками. Тогда-то я и увидела выгравированное на нем имя, показавшееся мне смутно знакомым. Размотав полотенце на голове, я встряхнула влажными волосами и поспешила показать свою находку Вацлаву.
— Фил Шепард? — удивился Гончий и схватился за ноутбук.
Мы склонились над монитором, почти прижавшись друг к другу щеками и уже не смущаясь этой близости. Я чувствовала покалывание щетины Вацлава, а он, пока грузился Гугл, наматывал на палец прядь моих волос, и я была готова замурлыкать от удовольствия. Первая же ссылка привела нас на сайт английского ювелира, который специализируется на изделиях из белого драгоценного металла. Обнаруженная мной гравировка оказалась фирменным клеймом мастера.
— Так вот почему имя показалось мне знакомым! Это же он изготовил серебряные кулоны для Жана! — осенило меня.
— И у него должны сохраниться эскизы всех двенадцати изделий, — с воодушевлением откликнулся Вацлав. — Похоже, что Фабиола ездила к нему за эскизом похищенного тобой кулона, без которого нельзя полностью расшифровать карту Жана. Тогда же она и купила это кольцо. Или, — он ухмыльнулся, — скорее прихватила тайком.
— Так это же, — возликовала я, — просто замечательно! Значит, ничего не потеряно!
— Не радуйся раньше времени, — осадил Вацлав. — Если Фабиола в самом деле была у Шепарда, она могла уничтожить эскиз. Но даже если мы его получим, скорее всего, не сможем расшифровать. Ты же говорила, что вампирши пришли к мнению, будто бы разгадать кодировку можно, только объединив усилия. Да и это все равно нам будет ни к чему. Если вампирши сложили всю карту целиком, то они, с большой вероятностью, уже добрались до тайника.
— Но мы хотя бы узнаем, кто интересовался этими подвесками. Возможно, Фабиола приходила не одна. Сам подумай, в ее руках оказалась бы вся карта целиком, и, зная Фабиолу, другие наверняка захотели подстраховаться, и кто-нибудь отправился с ней в качестве сопровождения, — оптимистично предположила я.
— В таком случае не вижу смысла нам здесь больше задерживаться. Когда там ближайший рейс в Лондон? — Вацлав склонился над ноутбуком, а уже через несколько минут мы заметались по номеру, бросая вещи в чемоданы…
Стюардесса развозила по салону свежую прессу. Посмотрев, что на ее тележке среди черно-белых газет нет ярких обложек «Космополитана» и «Вога», я равнодушно отвернулась к окну, за которым мерцали огни удаляющейся Праги. А вот Вацлав взял себе какую-то газету и увлеченно зашуршал страницами. Я бросила взгляд на название — это были английские новости. А потом мой взгляд скользнул ниже и уперся в лицо в траурной рамке. Пепельная блондинка со стильной короткой стрижкой, ласковым взглядом и мягкой улыбкой была мне знакома.
— Дай сюда! — Я в волнении выхватила газету из рук Вацлава и уткнулась в заметку о трагической гибели Эмили Ричардсон, возглавлявшей лондонский благотворительный фонд «Доброе сердце».
В газете сообщалось, что сегодня пройдут похороны мисс Ричардсон, погибшей во время пожара в своем лондонском офисе. Дальше рассказывалось о том, какой милосердной и великодушной была погибшая, сколько сиротских приютов получило помощь от благотворительного фонда, сколько больных детишек было вылечено при поддержке организации… Неудивительно, ведь Эмили была воплощением Слезы Милосердия, и именно ее доброта обратила на нее внимание Жана Лакруа.
— Это та самая Эмили, — взволнованно пробормотала я, показывая статью Вацлаву. — Одна из двенадцати.
Нахмурившись, он прочитал заметку.
— Что ж, по прилету позвоню местным Гончим. Посмотрим, что они расскажут.
За окном уже давно сгустились сумерки. Офис, гудящий днем как пчелиный улей, опустел. Эмили нравилось засиживаться в кабинете по ночам и ощущать себя маленькой хозяйкой большого фонда. Ночь приносила с собой вкрадчивую тишину и упоительную прохладу. Ветерок, впущенный в окно, очищал нагревшийся за день воздух от дразнящего аромата крови сотрудников. Все-таки быть вампиром и продолжать работать в людском коллективе — задача не из легких. И хотя за два года с момента вступления в Клуб Эмили ни разу не коснулась губами ранки на человеческой коже, а утоляла жажду, припав к пластиковому горлышку непрозрачной бутылки, доставленной со станции переливания крови, искушение начинало преследовать ее с самого порога, как только она входила в свой офис, расположенный в Вест-Энде. Чувствительная к запахам, она выбирала косметику без отдушек и никогда не пользовалась духами. Прежде для нее было невыносимо находиться в лифте с дамой, щедро облившейся туалетной водой, или встречаться с мужчиной, от которого исходил резкий запах парфюма. Став вампиром, она узнала, что есть еще более сильный запах, перебивающий самые стойкие духи на свете, — запах живой крови…
Когда на одном из благотворительных аукционов к ней подошел воспитанный француз и передал чек с щедрым пожертвованием, Эмили даже представить себе не могла, что ее новый знакомый — вампир. В конверте оказалась визитка с именем Жана Лакруа. Эмили перезвонила на следующее утро, чтобы поблагодарить мецената, но ответом ей были длинные гудки. Она набирала номер и в обед, и во время пятичасового чая, и в девять вечера, когда вернулась домой, но телефон молчал. Безо всякой надежды она позвонила еще раз в половине десятого, уже забравшись в постель и заведя будильник на шесть утра — завтра она собиралась съездить в приют в пригороде. Жан взял трубку после первого гудка, как будто только и ждал ее звонка. Его голос был утомленным, словно только что после сна, но, когда она представилась, он мгновенно оживился. Поддавшись обаянию загадочного француза, Эмили сама не поняла, как дала согласие встретиться через полчаса в дорогом ресторане. Пришлось срочно выбираться из уютной пижамы и вновь влезать в строгий костюм.
В такси Эмили с трудом подавляла зевки — она привыкла рано ложиться и вставать с рассветом. А вот француз, встретивший ее уже в ресторане, лучился энергией, как она сама после чашки кофе по утрам. Ресторан, награжденный тремя звездами Мишлен и оформленный в стиле арт-деко, производил впечатление. Разглядывая лиловый узорчатый ковер на полу и малиновый бархат мебели, Эмили рассеянно листала меню с заоблачными ценами и с досадой думала, что люди, которые обедают здесь, и не задумываются о том, скольким несчастным детям можно помочь, если всего лишь отказаться от десерта и перевести деньги на счет сиротского приюта. Благотворительный фонд, в котором она тогда работала, был совсем маленьким. Но благодаря горстке энтузиастов, сплотившихся вокруг нее, им удавалось собирать значительные средства, устраивая лотереи и концерты, организовывая сбор денег через телевидение и Интернет, ведя информационные блоги, делая презентации в компаниях или проводя благотворительные аукционы с участием знаменитостей, как вчера.
Беседа почти сразу же перешла на благотворительность, Жан живо заинтересовался текущими делами благотворительного фонда, хвалил организацию вчерашнего аукциона и так расположил ее к себе, что Эмили искренне рассказала ему все, о чем он спрашивал. О том, как возникла идея с фондом, когда она, будучи студенткой, ездила в детский дом для детей-инвалидов и отвозила туда игрушки, собранные по инициативе однокурсников. О том, как помогли первому ребенку, собрав денег на необходимую операцию, о том, как поняли, что если не они, то кто же? О том, как уже невозможно было забыть о маленьких сиротах, которые ждут твоего приезда и искренне радуются тебе.
— Скажите, Эмили, — во время очередной паузы вдруг спросил Жан, пристально глядя ей в глаза, — ведь это у вас с детства? Жалость к бродячим собакам, бездомным кошкам, птицам с переломанными крыльями, брошенным детям и забытым старикам?
Эмили слушала и удивлялась: откуда ему все известно?
— А нет ли у вас какого-нибудь талисмана, который вам достался от родителей и с которым вы не расстаетесь никогда? Например, серебряное кольцо или браслет?
Эмили в растерянности покачала головой, глядя на свои лишенные украшений руки.
— Я вообще украшений не люблю, — призналась она. — Хотя у моей бабушки было фамильное кольцо, оно передавалось из поколения в поколение.
На лице француза мигом отобразилась заинтересованность.
— Но я даже не носила его никогда. Я продала кольцо, чтобы выручить деньги, недостающие для операции одной маленькой девочки. Сейчас она здорова, и это настоящий ангелок. — Эмили тепло улыбнулась, вспомнив, как недавно навещала Дженни и та подарила ей трогательный рисунок, на котором изобразила ее доброй феей.
Жан отчего-то поскучнел, но спустя мгновение взглянул на нее с подлинным восхищением:
— Вы просто мать Тереза, воплощенное милосердие.
— Да что вы! — смутилась Эмили. — Вы даже не представляете, сколько на свете добросердечных людей. Я встречаю их в своей работе каждый день!
И она увлеченно принялась рассказывать об однокурснице, которая вышла замуж за богатого лорда и теперь ежемесячно перечисляет фонду существенные взносы. О соседке, которая взяла из приюта больного ребенка. О студенте, который помогает одинокой старушке. О домохозяйке, которая подбирает на улице бездомных животных, выхаживает их и пристраивает в добрые руки.
А потом начал говорить Жан. Он говорил ей о необходимости развития фонда. Обещал снять офис в респектабельном Вест-Энде и оказывать организации существенную финансовую поддержку. Говорил, что доверяет ей целиком и полностью и знает, что ни один фунт из фонда не будет потрачен зря и присвоен, что все без остатка пойдет детям. Рассказывал, что давно искал такого надежного и увлеченного благотворительностью человека, как она. Что встречался со многими и только разочаровывался, а Эмили — та, кого он искал. А еще обещал, что фонд Эмили получит поддержку в самых высших кругах — у политиков, бизнесменов и знаменитостей. Только у Жана было одно условие.
Эмили пристально взглянула на него. Это было что-то неожиданное. Ведь спонсоры, приходившие к ним, помогали безвозмездно. Впрочем, никто из них до Жана не предлагал столького.
— И каково же ваше условие? — сухо спросила она.
И тогда Жан, наклонившись к ней так, что она ощутила его дыхание, оказавшееся ледяным, на своей щеке, сказал нечто такое, отчего весь ее мир перевернулся.
— Я вампир, дорогая. И хочу, чтобы вы тоже стали такой, как я.
Эмили приняла эту шокирующую правду не сразу. Жан еще долго убеждал ее, что вампиры — самые влиятельные и богатые люди на планете, что их не так сложно убедить стать щедрыми меценатами, если они будут уверены, что деньги пойдут на благие дела, а не в карман аферистам. А еще говорил, что человеческая жизнь коротка, что она не успеет оглянуться, как окажется беспомощной старушкой не у дел. А став вампиром, она сможет еще сотни лет помогать людям и делать добрые дела.
— Такие светлые люди, как вы, Эмили, очень редки. И они должны жить как можно дольше, — вкрадчиво нашептывал француз.
Эмили думала неделю. За это время Жан подыскал офис на Риджент-стрит и перечислил на счет фонда значительную сумму денег для набора новых сотрудников. Он устроил Эмили эфир в популярном ток-шоу, интервью в известном журнале и встречу с богатым банкиром, продемонстрировав широту своих связей, которая может стать доступной и Эмили.
И Эмили согласилась. Необходимость пить людскую кровь вызывала у нее отвращение, но Жан успокоил ее, объяснив, что необходимости охотиться на людей нет. А в качестве доказательства предъявил талоны на донорскую кровь, которую всегда можно получить на медицинской станции. К условию Жана сохранить в тайне инициацию его кровью и считать своим официальным наставником лондонского старейшину, оксфордского профессора, Эмили отнеслась без особого удивления. Ее куда больше интересовал сбор средств для операции очередного несчастного малыша, а не странные интриги француза.
Жан ее не обманул. После того как все официальные вопросы были решены и в ее сумочке появилась черная пластиковая карта с золотыми буквами VIP, обновленный и расширенный благотворительный фонд начал работу в новом просторном офисе.
Жизнь Эмили почти не изменилась. Туманный Лондон — самое благоприятное место на земле для вампиров. А с солнцезащитной косметикой дневные прогулки и вовсе не доставляли никакого беспокойства. Но на работу она теперь приходила после обеда и сразу же запиралась в своем кабинете. Искушение кровью сотрудников было слишком велико, чтобы проводить в офисе полный рабочий день, даже выпив на завтрак дневную порцию крови из бутылочки. Окно в ее кабинете было открыто и летом и зимой. Уходила из офиса она последней, засиживаясь до глубокой ночи и выполняя все свои обязательства. Сотрудники не удивлялись ее изменившимся привычкам — все знали, что теперь Эмили вращается в высших кругах и часто посещает светские мероприятия, которые заканчиваются далеко за полночь. На самом деле мероприятия случались не так часто, а с вампирской тусовкой она общалась только по делам благотворительности, все свое время уделяя, как и прежде, работе.
Дела стремительно шли в гору. Подводя итоги первого полугодия, Эмили с ликованием отметила, что число детей, которым они помогли, возросло в десять раз! За полгода они собрали денег столько же, сколько за все пять лет с учреждения фонда. Жан, когда она позвонила ему в Париж и поделилась счастливой новостью, обещал, что это не предел. И действительно, второе полугодие показало еще более ошеломительные результаты. Основными меценатами были вампиры со всего мира, которые доверяли учредительнице из своих. Через год статус фонда стал уже международным, и Эмили стала задумываться над тем, чтобы со временем открыть новые офисы по всей планете и расширить сферу поддержки, оказывая помощь не только больным сиротам, но и брошенным старикам, талантливым детям из малообеспеченных семей, бездомным животным. Жан был прав — для того чтобы воплотить эти планы, одной человеческой жизни мало. К счастью, у нее есть в запасе еще две-три сотни лет. А при осторожности и больше…
Радость от развития фонда омрачал только соблазн крови, преследовавшей ее. Самой соблазнительной была кровь детей, и Эмили чувствовала себя настоящим чудовищем, когда на виду у врачей и воспитателей обнимала малышей, а сама чуть не сходила с ума от запаха их невинной крови. Как-то она поделилась своими переживаниями с Жаном, и тогда он признался ей в запрете, наложенном на него старейшинами, а потом рассказал о трагической участи своих прежних кровных наследников. Эмили пришла в ужас, но Жан убедил ее в том, что все дело — в силе воли и душевной доброте. Праведника в демона одной каплей чужой крови не превратишь. А в его глазах она была праведницей и самой доброй женщиной на свете.
— Рядом с тобой я и сам становлюсь лучше, — признавался он в редкие минуты их свиданий. А Эмили, до которой доходили слухи о жестокости Жана от других вампиров, не могла поверить в их правду. Она знала Жана только с хорошей стороны и была уверена, что все прочее — злые домыслы. Она любила Жана всем сердцем — как друга, который разделял ее интересы, как партнера, который помог ей реализоваться, как мужчину, рядом с которым она чувствовала себя желанной, хотя и понимала, что единственной ей никогда не быть.
А потом Жан встретил Элен и почти перестал появляться. Как-то прошлой осенью она позвонила ему, собираясь посоветоваться по поводу одного важного мероприятия, и трубку подняла эта истеричная русская Элен. Накричала на нее, велела забыть Жана и больше никогда ему не звонить. Жан ей так и не перезвонил. А вскоре она узнала о его смерти…
Встретившись в Замке Сов со своими сестрами, Эмили обрадовалась, что она не одна. Удивительно: с некоторыми из них она встречалась на вампирских тусовках, но даже представления не имела, что они хранят ту же тайну о своем кровном наставнике, что и она. Эмили не так важно было, что им оставил Жан. Это Пандора, Рэйчел, Кьяра и остальные с воодушевлением включились в приключение, которое приготовил Жан. Эмили было куда важней обратить сестричек в свою веру — благотворительность. И первые результаты уже были. Орнелла и Ванесса согласились принять участие в благотворительном аукционе, чтобы привлечь внимание общественности к проблемам нуждающихся. Глория с той же целью пригласила ее на свое шоу. Дарла загорелась идеей написать сингл в поддержку бездомных животных. Ингрид взяла под свою опеку приют для сирот в своем городе. Оливия привлекла австралийских писателей к благотворительной акции в помощь домам престарелых, а Рэйчел поделилась своими достижениями в благотворительности, которой активно занималась уже несколько лет. Эмили надеялась, что вскоре подтянутся и остальные сестры…