Я ожидала, что для знакомства с пражскими вампирами мы отправимся в какой-нибудь затерянный в извилистых улочках исторического центра закрытый ресторан или клуб, как это было в Москве, или выберемся за город в один из старинных замков, как это случилось в Париже, но действительность превзошла все ожидания.
Мы переехали через Влтаву, и впереди на возвышенности показались готические шпили старинного здания, выступавшего из-за простого вида домов, которые огораживали его словно забор. Высокое, грандиозное, пронзавшее золотистыми от освещения острыми пиками ночное небо и поражавшее своим масштабом, оно бы вполне подошло для резиденции местных вампиров, которые, как мне по дороге успел объяснить Вацлав, занимают особенное положение в иерархии Клуба. Многие коренные пражские вампиры были потомками королей. Последний из правивших вампирами единоличный властелин, последний лорд, был родом из этих краев. И легенда о Серебряных Слезах, в реальности которой я уже успела убедиться, вела начало именно отсюда. Прага была историческим центром невидимой людскому глазу вампирской империи. И хотя единого короля над вампирами не было уже долгие века, а Советы старейшин, существующие по всему миру, были равны в правах между собой, Пражский Клуб находился на особом положении. От него исходила инициатива новых реформ, именно он считался наиболее влиятельным отделением Клуба по всему миру. Недаром здесь был принят Пражский договор 1956 года, согласно которому строится наша сегодняшняя жизнь. А самое удивительное, на старейших участников Пражского Клуба не распространялось одно из важнейших правил — обязательная перемена места жительства раз в десять лет. Благодаря чему Совет старейшин Праги уже долгие годы пребывал в неизменном составе. На мой вопрос, как такое возможно, Вацлав сухо ответил, что я сама пойму, когда мы окажемся на месте.
Теперь же, когда мы переправились на другой берег, я ощутила, что мы все ближе к разгадке тайны. Неужели это здание, освещенное огнями так, что его видно с любой высокой точки Праги, — пристанище вампиров? И они совсем не боятся выдать себя?
— Пражский Град, — прокомментировал Вацлав, поворачивая к возвышенности. — А это, — он указал на готический силуэт здания, — собор Святого Вита.
— Местный клуб находится в соборе? — смутилась я.
Вацлав усмехнулся:
— Собор — одна из достопримечательностей Праги. Подумал, что тебе будет интересно на него взглянуть. А чтобы попасть в Клуб, нам придется спуститься под землю.
— В метро? — растерянно моргнула я.
— Хуже. В пражские подземелья.
Вацлав не шутил. И вскоре, оставив машину неподалеку от островка света, озарявшего Пражский Град, мы уже спускались в стылое нутро Праги, надежно скрытое от посторонних глаз и хранящее тайны вампирского клана.
Вход в подземелье был расположен рядом с туристической зоной, однако никто из многочисленных путешественников, прогуливающихся здесь в ясный полдень, не обратил бы внимания на неприметную, почти сливавшуюся с кладкой невысокую нишу в стене одного из старинных домов. Навалившись на нее плечом, так что открылся тайный ход, ведущий вниз, Вацлав первым ступил внутрь, а затем поманил меня за собой.
Узкая винтовая лестница с крутыми ступенями освещалась лишь тусклым светом карманного фонарика, который включил Вацлав, а ее подножие тонуло во мраке. Невозможно было понять, как далеко уходит лестница и как глубоко под землю нам предстоит спуститься. Хорошо, что обута я в удобные мокасины, иначе бы переломала ноги на этой крутизне. Вцепившись в ладонь Вацлава, боясь потерять его в этой кромешной тьме и слушая его дыхание, я осторожно переставляла ноги и вспоминала вампирский ресторан «Подземелье», где мы бывали с Глебом. Ресторан находился под землей в самом центре Москвы, а вход в него был тщательно замаскирован, чтобы исключить появление посторонних. Но по сравнению с подземным ходом, в котором мы сейчас очутились, ресторан был расположен неглубоко, и уже наверху потайной лестницы чувствовались запахи еды, были слышны разговоры посетителей и пробивался свет из зала. В пражском же подземелье царил полнейший мрак, могильная тишина и пробирающая до костей сырость. Мы преодолели уже втрое больше ступеней, чем было на лестнице, ведущей в московский ресторан, а казалось, что ни на шаг не приблизились к убежищу вампиров — впереди по-прежнему ни огонька, ни звука, ни любого другого знака жизни. Вацлав уверенно двигался вниз, не подавая признаков беспокойства, а у меня уже изрядно ныли ноги от крутого спуска. Последний раз такую нагрузку я получала на занятии степ-аэробики, куда меня затащила за компанию неугомонная Сашка.
— Долго еще? — не выдержала я, и мой голос прозвучал неожиданно громко в мертвой тишине подземного хода, а последние слова эхом отразились от каменных стен: «Еще? Еще? Еще?»
— Почти пришли, — успокоил меня Вацлав, крепко сжав за руку.
В тот же миг камни угрожающе заскрипели под его ногами, осыпаясь. Вацлав пошатнулся, пытаясь удержать равновесие и опереться о стену. Луч фонарика мазнул по низкому каменному потолку хода. А в следующий миг ступени обрушились, и мы кубарем покатились вниз под аккомпанемент моих истошных визгов.
Падение прекратилось так же неожиданно, как и началось. Оборвался на высокой ноте мой вопль, и вокруг воцарилась замогильная тишина. Еще мгновение назад в тело больно впивались обломки каменных ступеней, и вот уже я лежу на чем-то мягком, и руки нежно ощупывают меня, а голос с беспокойством уточняет:
— Ты цела?
Вацлав! Стоило скатиться с черт знает какой высоты, чтобы очутиться в его объятиях. Хорошо, что мы сейчас в кромешной тьме, и он не видит моих полыхающих щек. Я тянула с ответом, одновременно наслаждаясь робкой лаской его рук и борясь с соблазном соврать, что у меня растянуты связки или сломана нога, и представляя, как Вацлав будет мужественно тащить меня на руках по пражским подземельям. И ведь будет же! Если только он сам себе ничего не сломал! Вот же я эгоистка!
— А ты? — торопливо спросила я.
— Порядок, — неожиданно хрипло отозвался он.
Где-то наверху на лестнице хрустнул камень и сорвался вниз, но мы не шелохнулись, словно приклеенные друг к другу. Как будто эта кромешная тьма, в которой мы вдруг оказались, смела все запреты и условности. Были только он и я, его горячее дыхание и мои горящие губы, которые мечтали отыскать его лицо в сумраке. Не в силах сопротивляться этому желанию, я наклонилась к Вацлаву, успев подумать: «Похоже, целоваться в подземельях уже становится традицией». Вацлав подался мне навстречу, и я почувствовала нетерпеливую дрожь его рук, перехвативших меня за талию, слышала, как иод моей ладонью, лежащей у него на груди, выбивает барабанную дробь его сердце, а затем ощутила его прерывистое дыхание на своих губах. Так близко, что оно вот-вот станет одним дыханием на двоих, и голова закружится, как от глотка кислорода на вершине Килиманджаро. Но внезапно щеку сковало арктическим холодом, и голос, звенящий, вибрирующий, оглушительно выкрикнул прямо над моим ухом:
— Вацек[1]!
Я резко отпрянула от Вацлава, повернула голову и застыла от ужаса. Из кромешной тьмы на меня смотрело призрачное лицо белокурой красавицы с портрета, который Вацлав носил под сердцем и который я случайно обнаружила в потайном кармане его куртки, когда он был без сознания.
Руки Вацлава тем временем машинально попытались удержать меня. Всего лишь мгновение. Потом хватка ослабла, предоставляя мне свободу действий, и я поспешила скатиться на пол, на всякий случай подальше отползая от Гончего. Интересно, на что способен ревнивый призрак, заставший своего возлюбленного в обнимку с другой за мгновение до поцелуя? Еще не поздно нацарапать завещание на камне за спиной? Впрочем, у меня есть смягчающие обстоятельства: Вацлав меня так и не поцеловал. Или я его.
Призрак покружил рядом с Вацлавом, который поднялся на ноги. Белесые контуры привидения были хорошо видны даже в полной темноте. Ее грудь бурно вздымалась, пальцы нервно комкали подол длинного платья, по старой прижизненной привычке чуть приподнимая его, хотя споткнуться об пол ей уже давно не грозило: ведь она не ходила по нему, а плыла над ним. Мое сердце ревниво сжалось, когда девушка прильнула к Вацлаву и, что-то нежно мурлыча на незнакомом мне языке, обвила руками его шею. Гончий на мгновение будто оцепенел, и мне показалось, что он видит призрака и вот-вот попытается его обнять. Никогда в жизни я еще так остро не чувствовала себя третьей лишней. Но Вацлав вдруг содрогнулся как от сильного холода и шагнул сквозь призрака. И в тот же миг призрак исчез без следа.
— Фонарик разбился. — Вацлав раздраженно швырнул испорченный фонарь на пол и шагнул ко мне, уверенно ориентируясь в темноте.
Я вцепилась в его руку, протянутую мне, как в спасательный круг, и торопливо спросила:
— Ты найдешь дорогу?
— Конечно.
— Тогда пойдем скорее отсюда. Что-то мне не по себе.
Вацлав, помедлив, напряженно спросил:
— Что-то не так?
— Нет-нет. Все в порядке, — поспешно соврала я. — Просто тут как-то… жутко. — И на этот раз не покривила душой.
Вацлав уверенно двигался по запутанному лабиринту подземелья, без колебаний сворачивая то в один, то в другой коридор, в то время как я, крепко держа его за руку и ступая шаг в шаг, несколько раз не вписалась в поворот. Похоже, фонарик Вацлав прихватил специально для меня, так как ему самому в нем не было нужды. И теперь, оставшись без источника света, я чувствовала себя как слепой котенок. Хотя постепенно глаза стали привыкать к сумраку, и я начала различать темнеющие по бокам арки коридоров, очертания сундуков и антикварной мебели в неосвещенных залах, мимо которых мы проходили, нависающие над головой балки перекрытий и выступающие из стен железные кольца, очевидно служившие держателями для факелов, которые здесь уже лет сто как никто не зажигал.
— Почему здесь так глубоко? — тихо спросила я.
— Это самый низкий уровень подземелья, — пояснил Вацлав.
— А всего их сколько? — удивилась я.
— Этажей восемь. Раньше убежище вампиров находилось ближе к поверхности, но со временем пражские дома уходили под землю, и подземелье становилось все глубже. Из-за наводнений еще в четырнадцатом веке уровень улиц начали наращивать. Второй этаж домов использовали как фундамент для новых. Так что над нами сейчас целый подземный город, верхние этажи — это бывшие жилые дома и глубокие подвалы. Там иногда бродят любопытные — ищут легендарные клады и старых призраков.
Я вздрогнула. Видела ли я призрак невесты Вацлава на самом деле? Ведь раньше я призраков никогда не встречала. Духов сигаретной и компьютерной зависимости — это да (будь они неладны!), но ведь не привидений же! Как будто их не могло быть в Москве или в Париже. Но ведь не видела же! В нашу первую встречу, услышав от Ланы, что я вижу духов, Вацлав даже возил меня на место убийства вампирши Софии, в надежде, что я смогу поговорить с ее призраком и выяснить имя неуловимого преступника. Но и тогда все было тщетно. Хотя, как я знаю из кино, вероятность для потенциального медиума увидеть призрака близка к ста процентам, если человек погиб насильственной смертью. Так почему же я вижу призрака сейчас? И не кого-нибудь там, а именно погибшую любовь Вацлава?
Может, все дело в том, что я хорошо приложилась головой во время падения с лестницы? Или галлюцинация — плод моего собственного воображения? Ведь какое-то время после того, как я обнаружила портрет в кармане куртки Вацлава, я считала, что не могу соперничать с умершей девушкой, что мне никогда не занять в сердце Гончего место той, кто владеет его мыслями уже почти два века. И только попав в Прагу и оказавшись так близко к Вацлаву, я уже не смогла бороться со своим влечением к нему и решила рискнуть. Вроде вполне логично, что за секунду до нашего поцелуя, подсознание выдало мне призрачный глюк, напоминая о прежней большой любви Вацлава и тем самым предостерегая от ошибки.
— Осторожно.
Я притормозила вслед за Вацлавом.
— Тут низко, — пояснил он, указывая на арку, в которую шагнул.
Я шагнула следом. И чуть не завопила от ужаса.
Мы оказались в довольно большом зале, очертания которого терялись в кромешной мгле. Я только видела, что по бокам навалены груды какого-то старья — металлолом вперемешку с тряпьем.
И над всем этим добром клубились призраки.
Много.
Десятки, если не сотни.
Онемев от страха, я затормозила и попятилась. Вацлав удивленно обернулся:
— Ты чего?
Он их не видит, поняла я. Все ясно. Я сошла с ума.
И тут призраки увидели меня. И поняли, что я вижу их. И хлынули ко мне, разом заговорив на множестве языков. И в лицо мне пахнуло арктическим холодом.
Не говоря ни слова, я развернулась и понеслась к выходу. По пути споткнулась о камень, выскочила за порог и обернулась с недобрым предчувствием. Вацлав остался там. А призраки уже стекались к арке и стремительно окружали его.
Я беспомощно смотрела, как фигуру Гончего заслоняет сперва одна призрачная субстанция, потом другая, третья. И вот я уже вижу Вацлава расплывчато, словно через несколько слоев полиэтилена. Призраки торопятся вслед за мной, устремляются к арке и почему-то не могут пройти сквозь нее, тщетно бьются о невидимую преграду. У меня вырывается вздох облегчения — спасена. Но уже в следующую секунду меня захлестывает волна тревоги — у них же Вацлав!
И, уже не заботясь о собственном спасении, я мчусь обратно. С головой ныряю в ледяной холод призрачных силуэтов, размахиваю руками, разгоняя призраков, — только те почему-то не исчезают от прикосновения, как призрак невесты Вацлава, а продолжают виться вокруг меня ледяными вихрями. Неожиданно вылетаю из этого неприятного водоворота и чуть не сбиваю с ног Вацлава. Он удерживает меня за плечи, с тревогой смотрит в глаза:
— Жанна, что с тобой?
Я торопливо оглядываюсь. Вокруг нас — словно заколдованный круг, который не могут переступить призраки.
— Жанна… — Тревога в глазах Вацлава достигает апогея.
Я слабо усмехаюсь:
— Спроси уж прямо, не сошла ли я с ума.
— Ты что-то видишь? — внезапно спрашивает он.
И я не могу солгать.
— Я вижу призраков, — тихо признаюсь я. — Их здесь тучи.
Его рука стискивает мое плечо до боли.
— Так, — напряженно говорит он. — Было очень плохой идеей привести тебя сюда. Уходим сейчас же.
И тут за спиной Вацлава, на другом конце зала, язык пламени прорезает тьму. Призраки испуганно разлетаются по сторонам, уступая место главному из них. Высокий худощавый мужчина в старомодной одежде, несущий в руке факел, приближается к нам. Вацлав, увидев мой взгляд, оборачивается и торопливо закрывает меня спиной. Мужчина уже близко. Я вижу молодое привлекательное лицо с выразительными бровями, карими глазами, в которых отражается огонь, высокими скулами и узкой бородой, стекающей со щек к подбородку. Но почему-то не чувствую исходящего от него холода, наоборот, ощущаю тепло горящего факела.
— Доброу ноц, Венцеслав. — Мужчина изображает шутливое подобие поклона.
— Доброу ноц, Франтишек, — резко отвечает Вацлав, явно не обрадовавшийся встрече.
Время будто застывает, мужчины смотрят друг на друга, словно ведя мысленный разговор, а я во все глаза разглядываю необычную одежду Франтишека. На нем светлая рубаха с длинными и широкими рукавами на манжетах, вышитых черным узором. Безусловно, ручная работа. Под воротником повязан шелковый темно-синий платок, который придает Франтишеку богемный вид. Светлые кожаные брюки заправлены в высокие ботинки. И весь он словно родом из прошлого века. Интересно, Вацлав тоже когда-то одевался так по-пижонски?
Цепкий взгляд Франтишека задержался на мне, и я вздрогнула, застигнутая врасплох. Надеюсь, он не прочел мои мысли?