Когда я сказала ей, где нахожусь и почему, она произнесла только: "Сейчас приеду" - более знакомым тоном: нарочито спокойным, маскирующим тревогу.
Я не успела даже допить "пикардо", а она уже стояла на пороге. "Почему она в платье? - удивилась я. Платье с вырезом-лодочкой из темно-зеленого бархата, на его фоне ее рыжие волосы сияли. - Она что, накрашена?"
Мае благодарила Нэнси за то, что та впустила меня.
- Значит, вы тоже его видели?
- Да, джип "шевроле". Бежевый такой.
- А водителя?
- Какой-то неприятный лысый тип, - ответила Нэнси, - Глаза жуткие. Вы лучше позвоните в полицию.
Мае положила руки мне на плечи, словно чтобы остановить их.
"Может, он и не живой, - подумала я, - но настоящий".
Больше мы в тот день лысого не видели. Мае погрузила мой велосипед в фургон, вежливо отказавшись от куска торта.
- Нас ждут дома, - сказала она. - Спасибо вам за вашу доброту.
Я хотела выяснить, кто нас ждет, но она открыла пассажирскую дверь и поманила меня внутрь.
- Поделай дыхательные упражнения, Ариэлла. Успокойся.
Я сосредоточилась на дыхании и занималась им, пока мы не проехали в ворота. На футболке, я заметила, у меня остались красные пятна. Пахли они вишневым соком.
- А Дашай тоже при параде?
Мае запарковала фургон и выключила зажигание.
- Она добывает елку. Не переживай за одежду. Можешь переодеться к ужину, если будет желание.
Когда мы входили в дом, я поймала ощущение дежавю: запахи имбиря, муската и корицы согревали воздух. Мая поставила на столик возле дивана большую красную вазу с плющом и остролистом, сразу притянувшую мой взгляд. Но воздух в комнате полнился странным мерцанием, которое я уже почти позабыла.
Он сидел в одном из кресел, привезенных нами из Саратога-Спрингс, в угольно-черном костюме и рубашке цвета лесной зелени. Не задумываясь, я кинулась к нему, повисла у него на шее и прижалась лицом к пиджаку.
Я ни разу в жизни не обнимала папу, и, думаю, он был потрясен. Но спустя несколько мгновений я почувствовала, как его руки еле уловимо сомкнулись вокруг меня.
- Meu pequeno, - услышала я его голос, - como eu o faltei.
Я не владею португальским, но позже мама перевела мне его слова: "Малышка моя, как я по тебе скучал".
Мы с мае не могли оторвать от него глаз. Его темно-зеленые глаза, густые черные волосы, завивающиеся надо лбом, бледная кожа, изогнутые, словно лук Купидона, губы. И медоточивый звук его голоса. Медоточивый - буквальный перевод с латыни: mellis (мед) и fluere (течь) - абсолютно точное описание его голоса.
Он рассказывал об Ирландии, но я не обращала внимания на слова. Я слушала мечтательно, как музыку. Но при звуке собственного имени очнулась.
- Меня привело сюда письмо Ари, - говорил он, - хотя я понимал, что делать этого не стоит. Мне казалось важным, чтобы вы двое провели некоторое время вместе без меня, будучи разлучены на протяжении стольких лет. - Он отпил "пикардо" из бокала и поставил его обратно на придиванный столик. - Но эксперименты Ари с наркотиками и гипнозом заставили меня предположить, что мое присутствие не помешает.
- Наркотики и гипноз? - переспросила мама.
- Сигареты, - ответила я. - Только сигареты. - При упоминании о гипнозе меня накрыло новой волной вины.
- Ари, нет. - Мае слушала и поняла, что я натворила. - Она гипнотизировала своих друзей, чтобы избавить их от дурных привычек, - сказала она папе.
- Что в этом плохого? - Чувство вины заставляло меня оправдываться. - Если я могу помочь кому-то бросить курить или принимать наркотики, почему я не должна этого делать?
Папа поднял руку ладонью ко мне - его старый знак остановиться.
- Твое желание помогать другим похвально. Но гипноз есть навязывание им твоей воли. Уверен, ты понимаешь ошибочность подобных действий.
- Но если им в результате лучше, то в чем ошибка?
- Превращая их в марионеток, ты отнимаешь у них свободу действовать самостоятельно. - Тон его был решителен. - И ты отделяешь их от моральных последствий их действий. Вспомни Сартра, Ари.
Я не хотела вспоминать Сартра. Я не хотела проигрывать спор.
Поэтому сменила тему.
- Папа, я сегодня видела слепого.
Отец согласился сменить тему.
- Где ты его видела?
- У наших ворот. - Я не хотела говорить о предвестнике, не желала его присутствия в нашей гостиной. Но я заставила себя говорить. - Я обратилась в бегство, и он погнался за мной. И я видела его в Сассе несколько месяцев назад, перед исчезновением Мисти.
- Ты правильно сделала, что убежала, - сказал папа. - Не знаю, что он такое, но ничего хорошего он нам не предвещает.
- Мае говорила, ты видел его не единожды.
Он потер лоб, и я заметила нефритовые запонки на манжетах.
- Да. Впервые я видел его в Гластонбери и потом, в Саратога… - Тут по лицу его промелькнула волна раздражения, и у меня на глазах он исчез - его тело растворилось в воздухе.
В то же мгновение входная дверь распахнулась и в комнату пятясь вошла Дашай, обеими руками державшая завернутый в мешковину ствол дерева, следом явилось само дерево, поддерживаемое агентом ФБР Сесилом Бартоном.
Мае подхватила папин ополовиненный стакан с "пикардо", секунду поколебалась и сунула его мне - она уже держала в руках свой.
К моменту, когда они установили елку, никаких следов папиного пребывания в комнате не осталось. Агент Бартон опять заставил его сделаться невидимым.
- Вот это дерево! - сказала мае.
Елка была почти десять футов в высоту. Она не напоминала те, что я мельком видела в окнах. Ветви у нее были не острые и треугольные, а похожие на перья - и росли спиралью, обвивая ствол подобно винтовой лестнице.
Дашай выпрямилась, откинув голову и уперев руки в бока, и воззрилась на свою добычу.
- Я откопала его в питомнике в Кристалл-Ривер. Оно называется криптомерия. Разве не загляденье?
- Оно не пахнет смолой. - Я не понимала, что в этом дереве такого.
- Да, не пахнет. Но мы потом сможем посадить его во дворе, и оно вымахает футов на сорок.
Дерево меня не радовало. Я хотела обратно своего папу.
Дашай несколько озадачилась, но продолжала говорить.
- А потом в городе я наткнулась на Сесила и пригласила его к нам помочь наряжать елку. Он на праздники совершенно один.
Значит, она зовет его "Сесил". Мы с мамой были в ярости, но решили не подавать виду.
- Как насчет выпить? - предложила мае Бартону.
- Очень даже, - ответил он. Джинсы с футболкой сидели на нем хуже, чем его обычный костюм. - Я буду то же, что и вы.
Мае улыбнулась, но промолчала. Я пошла вместе с ней на кухню. Она взяла бутылку гранатового сока из холодильника и разбавляла его, пока он не стал одного оттенка с "пикардо".
- Почему ты его не загипнотизируешь? Я хочу договорить с папой.
- Мы так не поступаем, - с упреком взглянула она на меня, и я поняла, что позже мне предстоит очередная беседа об этике гипноза. - Кроме того, твой отец ушел.
- Ушел?
- А ты не заметила? - Она приправила напиток щепоткой мяты. - Когда он выходит из комнаты, воздух меняется.
Мы вернулись в гостиную, и я увидела, что она права: воздух больше не мерцал.
Агент Бартон - Сесил - пробыл у нас всего два часа, но для нас с мае они тянулись бесконечно. Мы нанизывали попкорн и клюкву и развешивали их на дереве. Дашай с Бартоном разговаривали о музыке и танцах и даже показали несколько новых па.
Мы с мае не особенно старались скрыть уныние, и наконец Дашай спросила:
- Да что с вами двумя такое?
- Ариэлла пережила сегодня неприятное приключение. - Мае повернулась ко мне. - Расскажи им о человеке на джипе.
На сей раз Бартон выслушал мой рассказ с неподдельным интересом.
- Почему вы мне не позвонили? - спросил он.
- Когда вошли вы с елкой, мы только-только приехали, - холодно взглянула на него мама.
Он снова и снова просил меня описать машину и сделал несколько пометок в блокноте. Затем сказал Дашай:
- Извините, что болтал тут без умолку.
- Шутишь? - воскликнула она. - Ступай и отыщи этого мерзавца.
Когда Бартон наконец ушел, Дашай сказала:
- Ну, разве он не душка? По-моему, душка.
Мае взяла его пустой стакан и без единого слова отнесла на кухню.
- Да что с тобой? - последовала за ней Дашай.
- Забыла правила дома? - Мама с необычной силой поставила стакан на стол, и тут я поняла, насколько она рассержена. - Мы никогда никого не приводим, не переговорив предварительно друг с другом.
- Понимаешь, он был совсем один, а сейчас ведь праздничная пора. - Дашай сложила руки. - Где твой новогодний дух?
- Рафаэль был здесь. - Вид у мае был такой, словно ей очень хотелось что-нибудь разбить. - Когда вы двое пританцевали в дом, он исчез.
- Он был здесь?! - Дашай всплеснула руками. - Ну откуда ж мне было знать?!
Я оставила их на кухне ссориться и, выйдя из дома, направилась к пирсам. Синий воздух ложился на кожу сладкой прохладой, и пересмешник в манговых зарослях выводил свою щемящую песню - песню, которую поют по ночам только одинокие птицы. Я села на пирс и стала смотреть в небо, пытаясь отыскать Орион, но звезд не было видно. Только низко над горизонтом висела Венера, прекрасная и далекая.
На память пришли слова Джесса: "Ты когда-нибудь смотрела ночью на небо и гадала, кто смотрит на тебя оттуда?" Сегодня я чувствовала себя слишком незначительной, чтобы кто-то на меня смотрел. "Что, если мы и вправду марионетки? - подумалось мне. - Что, если мы всего лишь плод чьего-то больного воображения?"
Я просидела там до темноты в ожидании, но звезды так и не появились, и папа тоже не вернулся.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВМЕСТО РОДИТЕЛЕЙ
ГЛАВА 10
Спустя две недели я ехала в мамином фургончике в колледж. Из Хиллхауса позвонили в декабре, сообщили, что я принята и могу приступать к учебе в январе, если мне будет угодно.
Угодно ли мне было?
Мама и Дашай отвезли меня в Орландо к врачу (одному из наших), который проверил мне слух. Он не обнаружил никаких тревожных симптомов и сказал, что головокружения у меня могли быть вызваны воспалением среднего уха, которое обычно проходит само по себе. Затем мы отправились в торговый центр, чтобы купить мне одежду для школы - джинсы и футболки, аккуратно уложенные теперь в чемоданчик на колесиках, - а потом обедать, в процессе чего они пытались вызвать у меня положительные эмоции по поводу "новых начинаний".
Мае дошла до того, что процитировала читанное где-то выказывание, что, мол, оставить родительский дом - все равно что родить самого себя.
- Гадость какая, - поморщилась я.
По пути она рассказывала мне, как сама уезжала из дома.
- Я всегда знала, что хочу в Хиллхаус. Ведь туда поступали самые крутые ребята из старших классов.
Говорят, у меня буйное воображение, но мне оказалось нелегко представить собственную маму в виде озабоченной "крутыми ребятами" старшеклассницы.
- А родители хотели, чтобы ты туда поступила?
- Родители умерли, когда мне было четырнадцать, - бесстрастно отозвалась она. - Мы с сестрой отправились жить к родственникам.
Потерять родителей в четырнадцать лет казалось мне невероятным. Я долгие недели тосковала по исчезнувшему отцу, но представить себе, что он мертв, что больше никогда не вернется, - это было невозможно.
- Мама умерла от рака. - Мае свернула на I-75.- А у папы вскоре после этого случился инфаркт.
- Они были старые?
- Им шел четвертый десяток. Не старые. Это одна из причин, почему я хотела стать вампиром, - чтобы никогда не страдать, как они.
Мимо проносился пейзаж. Я откинулась на сиденье и задумалась.
- Не переживай, Ари. - Мама погладила меня по плечу. - Твой отец вернется.
- Но где он? Почему от него нет вестей?
- Я точно не знаю. Но подозреваю, что он отправился в погоню за твоим "черным человеком".
Мы остановились на обед - креветки с овсянкой в маленьком городке в Джорджийской низменности, где вдоль обочин покачивалась на заливных лугах серебристая и бледно-зеленая трава и воздух сладко пах подсохшим сеном. Усевшись снова за руль, мама вручила мне небольшую ламинированную карточку. На ней присутствовала моя фотография, имя, число и месяц рождения. Но проставленный там год делал меня на семь лет старше.
- Мне это сделали на черном рынке в Майами, - пояснила она.
Я таращилась на свою якобы совершеннолетнюю фотографию.
- Никогда ни о каком черном рынке не слышала.
- А что тебя так потрясло? Как, по-твоему, мы получаем водительские права и паспорта? - Она опустила стекло. - Разве твой отец не упоминал о Вамполье - Вампирском подполье? Это важная часть нашей сети взаимопомощи.
- Зачем мне фальшивое удостоверение личности?
Она вставила ключ в зажигание, но двигатель запускать медлила.
- Ты обнаружишь, что у большинства твоих друзей такое есть, чтобы ходить в бары и клубы. Им совершенно ни к чему знать, что тебе всего четырнадцать. Администрации колледжа твой истинный возраст известен. Они считают тебя вундеркиндом.
Мое высшее образование будет основано на лжи, подумала я.
- Без некоторого количества вранья никуда не впишешься. - Мае не отрывала глаз от приборной панели. - Тебе всего четырнадцать, Ари. Ты хочешь, чтоб с тобой обращались как с ребенком?
Она завела машину.
- Некоторые вампиры делают пластические операции, чтобы создать эффект старения. Таким образом, они могут жить в обществе смертных много лет, и никто ничего не заподозрит.
- Они делают операции, чтобы казаться старше? - Мне это показалось смешным. Каждый раз, проезжая по Флориде, я замечала придорожные рекламные щиты, вопящие об омолаживающих процедурах. Один гласил: "Даже ваш парикмахер не будет знать наверняка".
- Самые лучшие хирурги, те, что в Майами, делают изменения незаметными, - сказала мае. - Они могут даже сделать так, чтобы человек выглядел словно после легкой подтяжки или подкожных инъекций. - Мы ехали по проселочной дороге; послеполуденное солнце окрашивало луговые травы в бледное золото. - Разумеется, этого хватает только на какое-то время - продолжительность человеческой жизни. Затем нам приходится переезжать, получать новое удостоверение личности и начинать сначала, как сделал твой отец. Нам нужно поговорить еще об одной вещи. - Мае перевела взгляд с дороги на меня. - О сексе.
- Я все знаю, - быстро ответила я.
Мама поправила зеркало заднего вида.
- Ты знаешь "факты жизни". Но в курсе ли ты, как они работают в случае с вампирами?
К тому времени, когда фургон свернул в кампус Хиллхауса, я узнала все о вампирском сексе - по крайней мере, в теории - и впервые в жизни подумала, что моя мама ханжа.
Поскольку чувства наши настолько обострены, вампиры склонны воспринимать мир с гораздо большей интенсивностью, нежели люди. Мама сказала, что тот же принцип справедлив и для секса.
- Это одна из причин, почему сангвинисты и небьюлисты проповедуют воздержание, - сказала она. - Секс между двумя смертными может быть страстным, но секс между двумя вампирами может оказаться всепоглощающим, даже жестоким.
- Может оказаться? - Несмотря на нежелание обсуждать секс с мамой, мне хотелось знать больше. - Но это не всегда так?
- Я не знаю. - В ее голосе послышались оборонительные нотки. - Я храню целомудрие с тех пор, как стала вампиром.
"Моя мама ни с кем не спала четырнадцать лет?"
- Даже не пыталась?
- Ни разу.
Мысль эта меня шокировала. Затем я сообразила, что папа тоже, вероятно, воздерживался от секса столь же долго - но по какой-то неведомой причине, меня это не настолько волновало.
- Мае, тема щекотливая, но я не собираюсь отказываться от секса навсегда, если ты к этому клонишь.
- Я хочу, чтобы ты была осторожна. - Она отвернулась, и я гадала, каково ей. - Взвешивала возможные последствия. Если ты решишь что-нибудь сделать, тебе понадобится принять меры предосторожности.
- Я знаю о контрацепции.
- Более того. - Она снова повернулась ко мне. - Дашай немного рассказывала мне о том, как это происходило у них с Беннетом - как у нее периодически гормоны вырывались из-под контроля. Возможно, тебе придется справляться с чувствами, которых ты никогда ранее не испытывала. И, Ари, не делай ничего, пока не будешь знать, что готова.
"И как я это узнаю?" - подумала я. Но не стала спрашивать об этом маму. К своему большому удивлению, мне стало ее жалко.
Дверь комнаты номер сто четырнадцать в Сьюард-холле была обклеена осколками фарфора и мелкими камешками, складывавшимися в слова "внутреннее святилище". Дверь была заперта, и на стук никто не отозвался, поэтому я воспользовалась ключом, выданным мне в конторе администратора. Дверь, скрипнув, распахнулась.
В комнате было два окна, задернутых черными занавесями, под потолком торчала лампочка без абажура. Две односпальные кровати стояли вдоль противоположных стен, в ногах у них притулились потрепанные деревянные письменные столы. Возле одной из кроватей были сложены в штабель четыре чемодана. На полу, скрестив ноги, сидела девушка с длинными темными волосами и зашивала крохотные складочки на рубашке. При виде нас она удивилась не меньше, чем мы при виде нее.
- Ты, должно быть… - я вынула из кармана рюкзака ордер, - Бернадетта.
Она молча таращилась на нас. У нее были огромные темные глаза и уши, формой напоминавшие морские ракушки, которые она имела обыкновение прятать в волосах.
- Я Ариэлла, твоя новая соседка по комнате. А это моя мама.
Она перевела взгляд на маму и снова уставилась на меня.
- Э-э… можешь звать меня Ари.
Она медленно расплела ноги и поднялась.
- Я думала, у меня наконец будет отдельная комната. - Голос у нее был низкий и мелодичный, и в нем начисто отсутствовало подразумеваемое словами сожаление.
Я заметила на стене над одной из кроватей плакат с портретом Эдгара Аллана По и на миг задумалась: а не может ли она быть одной из нас?
- Можешь звать меня Бернадеттой, - сказала она. - Только враги зовут меня Берни.
О прощании с мамой в тот день мне и думать не хотелось. Затащив в комнату мой чемодан и четыре коробки с вещами (включая "санфруа" и "пикардо" в бутылочках с рецептурными этикетками - спасибо доброму доктору из Орландо), я пошла проводить ее до фургончика.
- Наверное, тебе будет безопаснее некоторое время не приезжать домой. - Мае отвернулась, и я поняла, что она пытается не расплакаться. - Но ты пиши мне. Звони. Если заскучаешь по дому, я приеду и заберу тебя, ладно?
Я хотела отозваться: "Ладно", но голос сорвался. Мы торопливо обнялись, и я почувствовала, как она вложила что-то мне в правую ладонь. Затем я повернулась и направилась обратно к корпусу. Я не хотела видеть, как она уезжает.
В общей комнате я разжала ладонь и развернула сложенную квадратиком красную салфетку. В центре ее лежал маленький зеленовато-золотистый кот на черном шелковом шнурке, а под ним на полоске бумаги было написано: "Этот амулет был сделан в Египте около 1170 года до нашей эры. Носи его и береги себя".