Я лежала под навесом и - извините - слушала их мысли. На борту "Моей куколки" все было отнюдь не безупречно. Лодка не принадлежала никому из присутствующих, мальчики "одолжили" ее на денек с лодочной станции, где работал мой спаситель (и, в его собственном представлении, герой) Джесс, брат Осени. Второй мальчик, Чип, его друг, "тусовался" с Осенью. Столкновение с моим каяком сократило их прогулку, и Осень с Мисти возлагали вину за это исключительно на меня.
Я почувствовала себя лучше и села.
- Знаете, ведь это территория ламантинов, - сказала я. - А вы неслись на такой скорости.
Мальчики не расслышали меня из-за шума двигателя.
- Уймись, а? - протянула Осень. В черном купальнике она выглядела экзотично и слишком изысканно для "Моей куколки".
- Ламантины мигрируют летом, - сказала Мисти.
"Или зимой?" В школе ее заставляли смотреть документальные фильмы о природе.
- Некоторые еще здесь. Я одного сегодня видела. - Мне хотелось наорать на них, но я понимала, что это ничего не изменит. - А им вообще стоит браться за руль? Они же пьяные.
- Да не придуривайся! - прошипела Осень. - Подумаешь, несколько банок пива. Ты же сама пьешь "пикардо". Мы видели его в винном магазине. В нем же восемьдесят оборотов!
- Бармен нас обманул. - Мисти смотрела на меня так, как будто это я им наврала за стойкой "У Фло". - Почему ты ничего не сказала?
- Я была с мамой, - ответила я, не подумав.
Эти слова смягчили ее. Она решила, будто мама не знала, что я пью алкоголь и что бармен солгал, дабы выгородить меня. Она привыкла к сложносочиненному вранью, особенно в отношениях с родителями.
- Лодыжка еще болит? - Осень бросила мне пачку сигарет. Она перестала дуться на меня.
- Я не могу сейчас курить - до дому рукой подать. - Я порадовалась, что мамин причал уже виден.
Джесс затормозил в последнюю минуту. Я показала ему, куда пришвартоваться, и они подняли меня с каяком на берег.
- Со мной все в порядке, - солгала я и исхитрилась сделать несколько шагов. - Спасибо.
- Уверена? - Джесс хотел пробыть героем как можно дольше.
- Абсолютно.
- Поехали! - Мисти жаждала возобновить пивные развлечения.
- Мы тебе позвоним, - сказала Осень. Ее мысли, как всегда, расшифровке не поддавались.
Я опустилась на колени, чтобы привязать каяк, и ждала, пока они не скрылись из виду, дабы поковылять по тропинке к дому. Я надеялась, что они не позвонят.
Когда я вошла, мае сидела на диване в гостиной повесив голову и плакала.
- Что случилось? - Я и думать забыла о своей лодыжке.
Она выпрямилась и утерла глаза тыльной стороной ладони.
- Прости, Ариэлла. - И тут же заплакала снова.
Я села рядом и осторожно протянула ей руку. Она стиснула ее влажной ладошкой.
- Все вместе, - прошептала она. - Дашай. Пчелы. Твой отец.
На коленях у нее лежал адресованный ей конверт, надписанный его рукой.
- Что он пишет?
- Ничего. - Она снова вытерла глаза. - Ничего о себе не пишет. Все, что угодно, - про поиск дома, про работу, про "цветовую палитру ирландской сельской местности". - Она вытерла ладонь об футболку. - Сегодня годовщина нашей свадьбы! А этот человек говорит, что помнит все.
Я силилась придумать что-нибудь утешительное.
- Он не любит говорить о своих чувствах.
- Это я знаю лучше, чем кто-либо другой.
- Тебе он, по крайней мере, пишет. - Я получила от папы всего две открытки - открытки, доступные праздному взгляду любого, - ничего похожего на пухлые конверты из тонкой голубой бумаги, которые приходили маме.
- Тебе он тоже написал. - Мае махнула в сторону кучки конвертов на журнальном столике. - Они пришли вчера, вместе с этим. Я так расстроилась из-за пчел, что только сегодня вскрыла почту.
Я вытянула адресованный мне конверт, удивленная собственной радостью. Но не открыла его. Это я хотела проделать в одиночестве.
Мае кивнула. Затем она, должно быть, настроилась на мои мысли, потому что сказала:
- Нет, лодыжка? Надо было научить тебя делать переворот на каяке.
Оказавшись у себя в комнате одна, я разорвала конверт. Письмо состояло в основном из отчета о путешествии: побережье графства Керри пустынно, но красивее, чем он себе представлял, - серые скальные выходы на фоне темно-зеленых полей и, куда ни глянь, развалины замков.
"История вторгается в современность на каждом шагу", - писал он. Слышала ли я о Скеллигском монастыре? Монахи жили в напоминающих ульи каменных хижинах на скалистом островке в Атлантическом океане у берегов Керри. Они покинули монастырь в двенадцатом веке. Им пришлось уйти из-за раскола, после того как некоторые монахи стали сангвинистами.
Он надеялся, что я продолжаю читать. Затем он цитировал строчки из поэмы Уильяма Батлера Йейтса: "Так пусть живет, как лавр вечнозеленый, // в родную вечность уходя корнями".
В заключение он писал: "Я скучаю по тебе".
Этого было недостаточно.
Мае сказала, что лодыжку надо хотя бы один день выдержать в покое. Вынужденная неподвижность сделала меня раздражительной. Чтобы развеселить меня, она принесла мне журналы, купленные в городской аптеке.
Это оказались не те, что я предпочитала. В них основное внимание уделялось текущим событиям: правительство, политика, преступность и война. Я листала их, и мне становилось все тошнее и мрачнее. Папа называл такие события "эфемерами" и говорил, что они возникают циклично. Он говорил, что не стоит обращать внимание на текущие фазы циклов, ибо это порождает "иллюзорное ощущение контроля над происходящим и, в итоге, фрустрацию".
Интересно, прав ли отец? Действительно, я мало что могла сделать, чтобы остановить войну или преступление. Но какая-то часть меня испытывала мрачное удовольствие оттого, что теперь я знаю о них чуть больше.
До сих пор война оставалась для меня историческим термином. Под пером историков войны делались обоснованными, понятными, даже благородными, если проанализировать мотивы всех сторон конфликта. Я смотрела на фотографии в журналах и думала: "История - это просто еще одна разновидность повести".
Мае внесла поднос с обедом на двоих. (Дашай "вышла", и, судя по маминому тону, не стоило спрашивать куда.)
Поставив поднос, она сказала:
- У тебя все еще грустный вид, Ариэлла.
- Я читала про политику. - Я развернула салфетку и расправила ее на коленях. - Папа не обращал на нее внимания.
- Тем больше у тебя причин обращать. - Она передала мне приборы. - Если мы будем игнорировать мир, то на свою беду.
- Догадываюсь. Но я скучаю по старым временам. - Фраза повисла над столом сентиментальной розоватой кляксой.
- Я порой тоже.
- О чем ты скучаешь?
- Иногда по Саратога-Спрингс. Думала, я скажу, что скучаю по уединению, которым наслаждалась здесь, пока не появилась ты?
- Может быть. - Подобная мысль не раз посещала меня.
- Я рада, что ты здесь. Во всех смыслах. - Она сняла крышку с блюда и начала ложкой раскладывать устрицы в белом соусе на подушку из припущенного шпината и поджаренного хлеба.
- Я скучаю по своему велосипеду. - Эта мысль тоже возникла ниоткуда. С папой я почти всегда думала, прежде чем заговорить.
- Твой велосипед, должно быть, на складе, вместе с мебелью из старого дома. - Она протянула мне тарелку, которую я пристроила на коленях.
Устрицы пахли лимоном, сливками, маслом и эстрагоном - они намекали на дальние края, где мне еще предстояло побывать.
- Почему бы нам не поехать и не забрать твой велосипед? Обстановка нам тоже понадобится, когда достроим дом. Рафаэль сказал, чтобы мы взяли со склада все, что нам нужно, а остальное раздали.
Мае сообщила, что заказала нам билеты на самолет до Олбани на начало сентября. Там мы возьмем напрокат грузовик, поедем в Саратога-Спрингс, а потом на нем же вернемся домой со своим имуществом. Мысль навестить родной город вместе с мамой мне понравилась. За обедом мы говорили о папе.
- Ты права - Рафаэль никогда особенно не понимал политики, - сказала мае. - Может, потому, что ему не было знакомо чувство семьи или принадлежности к группе. Отца он не знал. Мать умерла при его рождении, вырастила его тетя.
- Тогда, по-моему, ему должно еще больше хотеться быть рядом с нами. - Я едва прикоснулась к еде, а против маминых устриц в белом соусе практически невозможно устоять. - Ему стоило задержаться здесь подольше, чтобы дать нам шанс. - "Шанс побыть семьей", - добавила я мысленно, посчитав эти слова чересчур сентиментальными, чтобы произносить их вслух.
Мае все равно их услышала.
- Но если человек растет без этого ощущения близости, откуда ему знать, как испытывать ее к другим. Она может просто пугать его.
- Я выросла без этого. - Я отодвинула тарелку. - Хочешь сказать, я никогда ни с кем не буду близка?
Слова задели ее, но она постаралась не показать виду и снова пододвинула мне тарелку.
- Если хочешь, чтобы лодыжка зажила, надо есть.
Я наколола на вилку устрицу и откусила кусочек.
- Возводить обвинения легко, - сказала она. - Я виню себя за то, что оставила тебя столько лет назад, и за то, что отпустила одну на каяке сегодня. Это обоснованные обвинения. Я знаю, какую роль я сыграла, и знаю обстоятельства. Но обвинять человека в том, что он не может перестать быть самим собой, несправедливо.
Я чувствовала, что она права. Но я не могла отказаться от мысленно написанной повести о воссоединении моей семьи и дальнейшей жизни в любви и согласии. Нет, я не готова была расстаться с этой повестью.
Проснулась я, видимо, около полуночи. Меня часто будил хор древесных лягушек, или пение влюбленных птиц, или слишком яркий лунный свет, но сегодня я не слышала никого - ни лягушек, ни птиц.
И никакая луна в небе не висела. Однако, выглянув в лунный сад, я увидела оранжевый огонек сигареты.
Я похромала в спальню к маме, потом к Дашай. Обе постели были пусты.
Поэтому я вышла в сад одна. Я двигалась бесшумно, держась возле дома, пока не подошла достаточно близко и не разглядела, кто пожаловал.
На кованой чугунной скамье в шортах и футболке сидел Джесс. Без темных очков он был даже красив: черты у него были правильные, а глаза темные с длинными ресницами. Но что-то в изгибе губ и положении нижней челюсти говорило о том, что он не в ладах с миром и предпочитает отвечать ему агрессией. Он не замечал меня, пока я не встала прямо перед ним, и, похоже, не удивился, увидев меня.
- Так вот где ты живешь, - произнес он невнятно. Пивная вечеринка явно оказалась затяжной.
Его ботинки помяли некоторые из цветов, выросших из слез Дашай.
- Что ты здесь делаешь? - спросила я, гадая, куда подевались мае с подругой.
- Хотел убедиться. - Он рыгнул. - Ты в норме. - Он улыбнулся и похлопал по скамейке рядом с собой. - Садись.
- Это частное владение. - Я не повышала голоса, но была в ярости. - Ты не имеешь права находиться здесь.
Он расхохотался.
- Да ладно! Ари, тебе надо развеяться. Вот и сестра с Мисти тоже так говорят. - Он снова рыгнул. - Ой! Надо выпить. У тебя есть пиво?
- Ступай домой. - Я подошла достаточно близко, чтобы разобрать надпись у него на футболке: "ИСТИНА ГДЕ-ТО РЯДОМ".
- Это неправильно. Меньшее, что ты можешь дать мне - парню, который спас тебе жизнь, - это пару-тройку глотков пива. - Он снова улыбнулся в надежде обаять меня. Затем его губы и челюсть снова сложились в привычную гримасу.
Я подошла к нему так близко, как только посмела.
- Посмотри на меня. - "Можно ли загипнотизировать пьяного?" Об этом в Интернете не упоминалось.
К вашему сведению, можно. Времени потребовалось больше, чем я рассчитывала, - долгие минуты я заставляла его смотреть мне в лицо, глубоко дышать, слышать только мой голос, расслабляться полнее и глубже, пока не почувствовала еле заметный щелчок контакта, момент, когда он уже не мог отвести взгляда и я знала, что он в моей власти.
- Ты отправишься домой. - Я говорила медленно, ровно. - Поедешь медленно. - Я сообразила, что он приехал на лодке, поскольку на главных воротах стояла сигнализация. - Ты не станешь превышать скорость сегодня. И впредь.
Я вдруг развеселилась.
- Ты больше никогда сюда не придешь. Ты не сможешь пить пиво. Тебя станет тошнить от одного его вкуса. - Я прикинула, насколько далеко мне можно зайти, и решила, что хватит. - Теперь ступай. Очнешься, когда доберешься до дому.
И он послушно поднялся, повернулся и направился к пирсу.
Я вернулась в дом и легла, поздравляя себя с хорошо проделанной работой.
Но недостаточно хорошо, как выяснилось. Наутро за завтраком мае с Дашай дали мне это понять в самых недвусмысленных выражениях.
Сначала они сетовали, что их не оказалось дома, когда это произошло. Они отправились в дом Беннета - сначала Дашай, а потом мае на ее поиски. Беннет домой не возвращался.
Затем они допросили меня о том, что я сказала Джессу. Мае напомнила мне, что не одобряет гипноза в целом, но, с учетом обстоятельств, она может понять, почему я к нему прибегла.
- Девочке пришлось защищаться. - У Дашай был измотанный вид, но голос звучал бодро. - А то, что она велела ему не гонять и не пить, пойдет ему только на пользу. Может, спасет несколько ламантинов, а может, и его собственную жизнь.
Я улыбнулась. Я жаждала их одобрения.
И тут мае спросила:
- А что еще ты сказала?
- Я тебе все рассказала.
- Ты не сказала ему, чтобы он, когда очнется, не помнил твоих слов?
Судя по их лицам, в области гипноза мне предстояло еще многому научиться.
- В Интернете об этом не упоминалось. - Большая часть статей представляла собой схемы-памятки для желающих бросить курить или похудеть.
- Ох, Ариэлла. - Мамины слова были как снеговые облака легкие белые сверху, тяжелые серые снизу.
Я сидела неподвижно, ошеломленная ее беспокойством.
Через некоторое время Дашай сказала:
- Может, он и не станет болтать. Забудет, когда протрезвеет, и все.
Но у меня не шли из головы папины слова: "Помни: то, чему ты учишься, имеет вес. Вместе со знанием приходит обязанность применять его правильно".
ГЛАВА 4
Вы когда-нибудь слышали хорошую песню, в тексте которой присутствовало бы слово "вечно"? Я - нет.
Получив от мае на день рождения плеер, я закачала туда сотни песен и выискивала их тексты в Интернете. При поиске по слову "вечно" выскакивали строчки типа "Я знаю, мы будем счастливы вечно", "Мы вечно будем вместе", "Я буду ждать тебя вечно" и так далее. И все это писали смертные, не имевшие ни малейшего понятия, о чем говорят.
Я подумывала написать собственную песню, когда у меня зазвонил мобильник. Мае купила мне телефон, дабы я "не теряла контакта с друзьями". До сих пор я пользовалась им считанное число раз. Когда он зазвонил, я подскочила.
- Это Ари? - Голос звучал искаженно, но я узнала Осень.
- Привет.
- Мы собираемся в торговый центр. Хочешь с нами?
Альтернатива заключалась в помощи Леону, шлифовавшему песком оконные рамы.
- Конечно.
Эмоции в ее голосе не читались, и мне было любопытно, какой прием меня ждет. Даже если враждебный, по крайней мере, я узнаю, рассказал ли им Джесс о том, как я его загипнотизировала.
Час спустя они появились у наших ворот. Осень обещала через полчаса, так что я уже некоторое время ждала, когда на дороге показалась медленно ползущая пыльная коричневая машина.
За рулем сидел Джесс. Он улыбнулся мне и помахал - этого я не ожидала.
Осень сидела впереди, и я скользнула на заднее сиденье рядом с Мисти. Джесс поймал мой взгляд в зеркале заднего вида.
- Доброе утро, Ари. Как дела?
- Спасибо, хорошо.
Мисти переводила взгляд с Джесса на меня и обратно. Осень обернулась с переднего сиденья.
- Джесс говорит, что на той неделе вы с ним имели беседу. - Она подмигнула.
Им с Мисти хотелось узнать, что произошло. Следовательно, Джесс им не рассказал.
Я решила ответить настолько честно, насколько смела.
- Я Джессу посоветовала кое-что. Ездить помедленнее и не пить.
Голубые глаза Мисти смотрели скептически, но Осень сказала:
- Сработало. За всю неделю он даже банки пива за завтраком не выпил. И вообще не пил, насколько я видела.
- И водит совсем не так, как раньше, - добавила Мисти. - У нас на это два года ушло. А что это за забор вокруг вашего дома?
- Это от охотников.
Многие вампиры ставят вокруг домов ограду из соображений безопасности. Дело не в том, что мы не в состоянии управиться с незваными гостями, а в том, что мы предпочитаем этого не делать.
Джесс то и дело посматривал на меня в зеркало исполненным преданности взглядом. Он думал, что я красивая. У него не сохранилось четких воспоминаний о гипнозе, только ощущение восхищения мной, доверия и благодарности за возможность побыть героем.
Девочки заметили, как он на меня смотрит.
- Мы едем в торговый центр или как? - спросила Осень, глядя в окно. Глаза ее скрывались за солнечными очками, отчего она всегда выглядела скучающей.
Пассаж возле Кристалл-Ривер был вторым торговым центром в моей жизни - первый располагался на окраине Саратога-Спрингс, что в штате Нью-Йорк. И там и там имелись кинотеатры, и "Сирс" , и прочее в том же духе, но пассаж у Кристалл-Ривер страдал обширным инфарктом розничной торговли. На половине магазинов висели таблички "Скоро закрытие".
Тем не менее в субботнее утро именно сюда съезжались покрасоваться местные подростки. В "Пирсинг пагода" стояла длинная очередь, к кассам кинозалов тоже тянулся хвост.
Осень с Мисти направились к магазину одежды. Джесс остановился, и я заколебалась, не зная, куда идти.
- Ты когда-нибудь смотрела ночью на небо и думала, кто смотрит оттуда на тебя? - спросил Джесс. Глаза его приобрели мечтательное выражение. Он запрокинул голову и уставился на потолок торгового центра, словно находился в планетарии.
- Да. Иногда. - На четырнадцатилетие папа подарил мне телескоп.
- А ты думала когда-нибудь, каково было бы оказаться в глубоком космосе?
- Да. - Я часто фантазировала на эту тему.
Он помотал головой.
- Я бы хотел путешествовать со скоростью света, чтобы, когда вернусь, я остался бы прежним, но остальной мир сделался бы другим. Все мои друзья состарились бы, а я по-прежнему был бы в расцвете сил.
- Это теоретически возможно. - Но вряд ли случится при жизни Джесса, подумалось мне. А если и случится, то вряд ли с ним.
Тут вернулись Осень с Мисти. Осень говорила в прижатый к уху мобильник:
- Хорошо. Хорошо. По фигу. - Она отключилась. - Мне надо съездить на встречу с инспектором по делам несовершеннолетних.