Это были тяжелые женские серьги с пластинами, изображавшими лебедя и его отражение, - ритуальный дар для Черной Тиргатао.
Мела стоял посреди деревенской площади между двух воинов, вооруженных длинными копьями. Он казался спокойным, как обычно, и только был очень бледен. Оружие у него отобрали, все украшения сняли. Обнаженный до пояса, босой, со связанными руками, он стоял перед Фарзоем и, не мигая, смотрел на вознесенного в яркое небо Золотого Лося.
Фрат и ее отец стояли по правую руку от вождя, девушка на полшага позади мужчины, как и подобает тени воина. Лица обоих были бесстрастны, и никто не видел, как Фрат, таясь от всех, до боли жмет пальцы Фратака.
Пузан тоже был здесь, в молчаливой толпе. Вся его злоба на Мелу куда-то пропала, и он демонстративно вздыхал и бросал на преступника жалостливые взгляды.
Синяки не было видно, но Мелу это не беспокоило. Может быть, странный пришелец с темной кожей поможет младшему брату, кто знает? Они, вроде бы, подружились…
-Мела, сын Арванда, - сказал Фарзой. - Вчера наш народ был опозорен перед лицом Смерти, которая пришла забрать к себе наших погибших. Я сказал, что виновный в этом позоре умрет. Ты слышал?
-Я слышал, - отозвался Мела, и его голос звучал, как всегда, отчетливо и звонко. - Я ведь был рядом с тобой, Фарзой, сын Фарсана.
Вождь поднял левую бровь, и шрам на его лице перекосился, багровея.
-Небесный Лось - Око Хорса, он не терпит лжи, - продолжал Фарзой. - Я говорил с ним всю ночь, желая открыть истину. Я говорил ему: «Дары для Тиргатао украл такой-то» - и Лось наливался алым гневом, отвергая неправду. И с каждым новым именем у меня отлегало от сердца, потому что невыносимо подозревать близких. Твое имя, Мела, я назвал последним. Я был уверен, что золото для Смерти скоро отыщется. И когда Лось остался спокойным и не стал отрицать сказанного мной, мне показалось, что я умираю. Трижды я повторял эти слова, показавшиеся поначалу глупыми и святотатственными: «Золото для Смерти украл Мела». И с каждым разом они становились все менее глупыми и менее святотатственными…
Мела склонил голову.
-Я знал, Фарзой, что тебе долго перебирать имена перед золотым Советником Истины, прежде чем ты доберешься до моего. У меня было время. Я успел бы уйти, если бы меня не задержали.
Вождь, казалось, был более удивлен, чем разгневан.
-Ты был гордостью моего сердца, Мела, - сказал, наконец, Фарзой. - Зачем ты навлек на себя такую бесславную смерть?
-Оставь меня жить, - спокойно сказал Мела, - и избавишь себя от этой муки.
Вождь долго молчал, глядя ему в лицо. Арванд, отец Мелы, умер от ран на руках Фарзоя, когда они вдвоем отбивались от большого отряда врагов. В те годы морасты завоевали соляное озеро и воздвигли на его берегу святыню воинского союза - Дерево Восьми Клыков. Оно было совсем молоденьким, когда они вживляли в него кабаньи челюсти. Оно хранило их удачу многие годы. Великое это богатство - соль. Летом она осаждалась на дно озера, ее выламывали и везли в деревню, где женщины очищали ее от ила, промывали, сушили. И всегда вокруг соли лилась кровь. На эту соль они выкупали своих пленных. Ради нее к народу Фарзоя приходили торговцы из самых разных, подчас очень далеких племен, в том числе и охотники из рода людей.
Серые глаза Мелы серьезно смотрели на вождя. Босой и связанный, сын Арванда стоял прямо, словно ни страх смерти, ни позор осуждения не могли его коснуться.
-Оставь меня жить, - повторил Мела.
Не попросил, а посоветовал.
-Нет, - ответил Фарзой и повторил свой вопрос: - Зачем ты украл золото, Мела?
-Ты не захотел спасти моего брата, - сказал Мела. - Тогда я подумал, что смогу выкупить его. Я посмотрел на свои вещи и не нашел среди них ни одной, что мог бы предложить в обмен на моего Аэйта. После этого я украл.
-Я поступил разумно, отказав тебе. Твой брат - тень, а ты хотел рисковать ради него жизнью воинов. К тому же, он уже один раз провинился…
-Это так, - согласился Мела, - но он мой брат. Без него я сам становлюсь тенью.
-Не говори мне, что не можешь сражаться без этого сопляка и жулика! - вскипел вождь.
-Я отвечаю, - сказал Мела.
Великан громко всхлипнул. Мутные слезы потекли по его трясущимся щекам.
-Как они друг за друга… - пробормотал великан, гнусавя от избытка чувств. - Прямо как мы с господином Синякой…
Он сокрушенно потряс головой, потом, заметив, что на него смотрят, побагровел и отвернулся, отстукивая по земле какой-то варварский марш.
-Мела, - уже спокойнее проговорил вождь, - ты слышал, что было сказано у костра Тиргатао.
Мела слегка побледнел. Воин, стоявший справа от него, переложил свое длинное копье в левую руку, а правой схватил его за локоть. Вдвоем охранники поставили его на колени. По знаку вождя к ним подошла Асантао.
-Чего ты хочешь от меня, Фарзой? - безжизненным голосом спросила она. Черная Тиргатао, казалось, выпила ее силы, и колдунье не было дела ни до вождя, ни до старшего брата Аэйта.
Фарзой приподнялся, выбросил вперед руку, указывая на преступника растопыренными пальцами:
-Остриги ему волосы!
Асантао перевела взгляд на Мелу. Он стоял, не шевелясь, так, как его поставили. Не двинулся с места и тогда, когда женщина собрала в горсть его длинные волосы и, сильно дернув, срезала - сперва одну косу, потом другую. Она собрала отрезанные волосы Мелы в платок и бережно завернула их.
На мгновение Мела вскинул на нее глаза. Асантао была уже в обычной своей одежде, но не успела причесаться и смыть как следует уголь с лица и казалась тенью Смерти, которая несколько минут жила в ее теле.
-Прощай, Мела, - сказала она тихо и, не дожидаясь ответа, медленно ушла с площади, унося с собой его косы.
Местом казни служила большая скала, далеко к северу от деревни, там, где заканчивались болота. Это был край света для морастов - дальше скалы никто из них не заходил. По их представлениям, край обитаемого мира был самым подходящим местом для смерти.
Смертная казнь почти никогда не применялась в племени - морасты были гордым народом и крепко держались друг друга.
Под скалой на глубине почти пятнадцатиметрового ущелья были вбиты в землю копья, числом девять, остриями вверх. Не положено было смотреть, как умирает преступник, потому что морасты не наслаждаются видом чужих мучений. И говорить об этом тоже было запрещено - это было бы малодушием или недостойным злорадством. Тело забирали из ущелья на четвертый день, раньше к нему никто не смел приближаться. Если преступник оказывался жив, он оставался умирать у скалы, среди камней, и никто не должен помогать ему в этом.
Спустя несколько часов после того, как двое стражей увели Мелу на край жизни, Фрат вошла в дом, где спала Асантао. Не колеблясь ни секунды, девушка сдернула с нее одеяло и сильно тряхнула за плечо.
-Проснись! - сказала она безжалостно.