Словно в бреду, не помня себя, он повторял:
– Кого я создал, о. Боже, кого я создал!
– Гоффподин…
– Редж!
– Ну как вы не понимаете! Одна Клаудиа заподозрила истину, поэтому‑то она и заставила Галатею рассказать мне свой сон.
– Но… но это всего лишь сон. Неприличный, конечно, но сон. Что здесь плохого?
– Плохого?! Черт бы всех вас побрал, плохо то, что это не сон, а самая настоящая реальность, только я об этом не подозревал. Мой кошмар и ее сны одно и то же. Это было с нами в действительности. Я создал чудовище!
– Да успокойтесь вы, Редж. Попытайтесь рассуждать здраво.
– Не могу, Чарльз. То, что вы видите, полный бред, и все‑таки это существует. Вот она, та изюминка, тот неожиданный сюрприз, который я обещал Валера.
– Неужели та самая неожиданность нашей Галатеи?
– Увы, Чарльз. Вы все пытали меня об этом. Теперь вы знаете наверняка. Доказательства налицо.
– Какие доказательства?
– Меня преследовал кошмар: за мной гнались краснокожие. Потом они схватили меня и отдали в руки потрясающей скво. Что она делала со мной! О‑о, что она со мной делала! Я же говорил вам об этом тысячу раз.
Мэнрайт огромным усилием воли овладел собой, но чувствовалось, что он вот‑вот сорвется.
– Припоминаю, что‑то такое вы говорили.
– Галатее снится, что она в обличье индейской скво гонится за бледнолицым мужчиной и настигает его. Она хочет его, тут у них все и происходит. Вы же слышали, что она рассказывала?
– Слышал.
– Подумайте, могла ли она догадываться о моих кошмарах?
– Нет.
– Ну а я? Откуда я мог знать про ее сон?
– Пожалуй, вы правы.
– Совпадение.
– Не исключено.
– И вы могли бы с уверенностью утверждать, что это совпадение?
– Ни в коем случае.
– Вот видите! Наши так называемые сны не что иное, как оборотная сторона реальности. Той реальности, которую отвергает наше сознание. Каждую ночь со мной в постели была Галатея, и мы с ней любили друг друга.
– Невероятно!
– Вы ведь не будете отрицать, что она беременна?
– Куда уж там.
– Так значит, я и есть тот самый умелец, которого искал Валера. Я в ответе за все.
– Редж, поймите, это ни в какие ворота не лезет! Скажите нам, Клаудиа, не отлучалась ли Галатея из своей комнаты по ночам?
«НЕТ»
– Что скажете, Редж?
– Дьявольщина! Если бы это была обыкновенная женщина человеческой породы. Но вы же знаете, кто выходит из стен моей лаборатории. Я создал существо, каких нет на земле, существо, чей душевный мир столь же материален, как и физическая оболочка. Более того, ее внутреннее «я», сгусток ее страстей и желаний, отделившись от тела, поступает так, как если бы то была сама Галатея. Двойник, воплотивший овеществленные желания Галатеи, и она сама – одно и то же. Вот чем обернулся наш непредсказуемый сбой программы. Все правильно: R = L x шN. Наша Галатея суккуб.
– Это еще что такое?
– Суккуб – это дьявол в женском обличье. Днем земная женщина, ничем не примечательная. А ночью похотливый демон‑призрак, приходящий к мужчинам во сне и соблазняющий их. Кошмар плотского желания, врывающийся в безмятежный сон человека, вот что такое суккуб.
– Нет! – в ужасе вскричала Галатея. – Это не я!
– Она и сама не подозревает об этом. В сущности, она не знает себя, Чарльз, – обреченно заметил Мэнрайт. – Помереть можно со смеху. Дьявольщина! Я закладываю в программу ошибку – получается идеальная красота.
Во всю стараюсь внушить нашей супер Бэби непреодолимую страсть к Валера, она же переносит свою любовь на меня, грешного.
– Ничего удивительного. У вас с ним много общего.
– Знаете, мне сейчас не до шуток. И в довершение ко всему Галатея оказывается, сама того не подозревая, демоном ночи, и под покровом темноты вытворяет со мной все, что ей угодно.
– Нет! Нет! Это было во сне!
– Ну да! – терпению Мэнрайта наступал конец. – И забеременела ты во сне, разумеется. И не смей спорить со мной нахалка краснощекая! Ого, – ему, казалось, пришла новая идея, – не додумался я добавить в программу хоть что‑нибудь от Маргарет Сэнгер
Галатея и Клаудиа стремительно поднялись наверх.
– Вы что и впрямь собрались на ней жениться, Редж?
– А почему бы и нет, Чарльз? Все‑таки я не Валера, любовная связь даже с такой женщиной, как наша супер Бэби, меня не прельщает.
– Вы любите ее?
– Я одинаково хорошо отношусь ко всем своим творениям.
– Не увиливайте, Редж. Скажите прямо: вы любите ее как женщину?
– Эту сексуальную дьяволицу? Демона‑младенца? Неужели я могу любить ее? Абсурд полнейший. Нет уж, увольте. Я хочу одного: я хочу иметь законное право привязывать ее к столбу. Каждую ночь и без всяких там снов. Ха‑ха!
Корк рассмеялся.
– Вы меня не проведете, Редж. Как я рад за вас обоих. А ведь вам предстоит ухаживать за Галли.
– Вот еще. Стану я ухаживать за нахальной, краснощекой соплячкой. Ждите.
– Дорогой Редж, пора бы вам понять, что Галли уже не ребенок, а взрослая молодая женщина. Есть у нее и гордость и характер.
– Ну, положим, вы сами в нее влюблены с той самой минуты, как она появилась на свет, – сердито бросил Мэнрайт и глубоко вздохнул. Ничего не оставалось, кроме как признать собственное поражение. – Боюсь, вы правы, Чарльз. Игорь, друг мой, поди сюда.
– Да, гофподин.
– Пожалуйста, накрой снова на стол. Приборы, свечи, цветы. Посмотри, не осталось ли от обеда твоих замечательных чудовищ. Белые перчатки обязательно.
– Приготовить мофги, гофподин?
– Не сегодня. Принеси еще бутылку вина, эту разбили. Передай мисс Галатее мои извинения и скажи, что преданнейший из поклонников приглашает ее отужинать с ним a deux [48]. Вручи ей от меня букет, ну там орхидеи какие‑нибудь. Роман с черной магией, это что‑то новенькое, не правда ли, Чарльз? Что нам пророчит старинное заклятие? «Петрушка, шалфей, розмарин и тимьян. Что демон, а что человек? Ребята наши дьяволами станут, и ведьмами девчонки». Ну с ведьмами у нас полный порядок.