Кавалер Второй Степени Сефлунс, Кавалер Первой Степени Фуфлунс, Бакалавр Тагет и Великий Магистр Ордена Закуски Ларс Разенна (он приложил ладонь к сердцу) рады видеть тебя, брат. Земля Ордена - твоя земля. Хлеб Ордена - твой хлеб.
Великан заморгал.
-Спасибо вам, добрые люди, - сказал он со слезой.
-У Великого Магистра сердце из чистого золота, - громко прошептал Тагет, как бы потрясенный. - Я поздравляю тебя, Пузан.
Пузан обиженно отстранился.
-Подхалим ты, - сказал он.
В этот момент в сундуке под Пузаном что-то загремело, затрещало и взорвалось. Великан подскочил, едва не своротив при этом потолочную балку. Стеная, он выбрался из хибары.
Разенна откинул крышку сундука и извлек магический кристалл. Кристаллом не пользовались много лет, он был в обиде на людей и лишь недавно, после долгих уговоров и угроз положить его в концентрированную серную кислоту («Кипящую», - ядовитым голосом добавлял Тагет, высовываясь из-под локтя Разенны) снова начал работать. Сейчас он был настроен на Ахен. В глубине небольшого шарика что-то стреляло. Поскольку была ночь, разглядеть, кто стреляет и зачем, не представлялось возможным.
-Угомониться не могут, - осудил людей маленький Тагет.
Ларс тревожно посмотрел на камень.
-Не нравится мне это.
-Да уж, - поддакнул Тагет. - Что уж тут может нравиться? Но ты, Ларс, не вмешивайся. Один раз уже нарушил Устав, хватит. Пусть сами разбираются.
-Надо будет посмотреть, что там случилось, - сказал Великий Магистр, убирая кристалл обратно в сундук.
Он огляделся по сторонам и вздохнул. В хибаре было, как всегда, неприбрано, повсюду стояли миски с немытой посудой, грязные металлические кружки. На душе у Великого Магистра стало муторно. Как все этруски, он был чудовищно ленив, что входило в явное противоречие с другой его этрусской страстью: он любил, чтобы все вокруг сверкало чистотой.
-Пузан! - громко позвал он. И когда великан явился, с испуганным видом озираясь по сторонам, приказал: - Помоешь посуду.
-Так я…
-Пузанчик, - вмешался Тагет, - Уставы надо чтить. Ты теперь Кавалер Третьей Степени. А по Уставу, посуду моет тот, кто ниже рангом, понял? Кто у нас в Ордене теперь ниже всех рангом?
-Кто? - заморгал Пузан.
-О Менерфа! Вот болван! Я тебе, Ларс, говорил: нельзя принимать в Орден кого попало! Пузанка, тебе Устав читали?
-Не помню я, - в тоске проговорил Пузан. - Ты меня, Тагет, не мучай. Что я должен делать? Посуду мыть?
Сразу став милостивым, Тагет кивнул.
-Так бы и сказал, - пробубнил Пузан. - К такому привыкши. А то заладил: Устав, Устав…
Он взял ведро и залил воды в бак, стоящий на печке.
Среди ночи раздались выстрелы. Косматый Бьярни и Тоддин Деревянный проснулись почти одновременно. В темноте кто-то, ругаясь, яростно застучал кремнем. Тоддин бросил горящий факел командиру, который ловко поймал его на лету, и, кое-как обуваясь, заорал на всю башню: «Тревога!»
Стреляли недалеко от Ратушной площади. Размахивая факелом, Бьярни раздавал указания своим людям. Его длинные растрепанные волосы развевались на ветру. У дверей Бьярни оставил двух часовых, которые немедленно зарядили мортиру и начали ждать, вглядываясь в темноту. Остальные с криками бросились вверх по улице.
Остальные с криками бросились вверх по улице.
Во время всей этой беготни Хильзен даже не поднялся с матраса. Его рана опять начала болеть, и он знал, что она не даст ему покоя до утра. Синяка тоже не спал. Стоял у окна, тревожно глядя в ночь. Потом позвал:
-Хильзен.
Не шевелясь, Хильзен отозвался:
-Что тебе?
-Как ты думаешь, что там случилось?
Хильзен приподнялся на локте:
-Днем и ночью от тебя покоя нет. Я спать хочу.
Синяка вздохнул. Хильзен поворочался с боку на бок и неожиданно громко сказал:
-Перебьют придурков за полчаса и вернутся.
Хильзен оказался прав. Прошло совсем немного времени, и часовые у входа в башню грозно закричали «Стой, кто идет?» После чего празднично зазвучала сочная многоголосая ругань.
-Явились, герои, - скучным голосом произнес Хильзен.
Подвальный этаж башни был ярко освещен факелами. Бьярни, разгоряченный и потный, обтирал ладонью лицо и торопливо рассказывал Хильзену:
-Напали на здание магистратуры. Самоубийцы какие-то…
-Ты не думаешь, что это может быть посерьезнее, чем просто самоубийство? - предположил Хильзен, морщась.
Бьярни поднял голову и с секунду пристально смотрел в бледное лицо молодого человека.
-Ты, конечно, умнее всех, Одо фон Хильзен, - сказал он язвительно. - Кроме тебя, конечно, думать никто не умеет…
Он обернулся и зло закричал на солдат, тащивших захваченных в плен неприятелей. Пленных было двое. Оба в неописуемых лохмотьях, залитых кровью и забрызганных грязью и снегом. Голова одного бессильно моталась, и Синяка видел два белых закатившихся глаз а на почерневшем лице. Солдат бросил свою ношу на пол.
-Осторожно, идиот! - взревел Бьярни.
Солдат посмотрел на командира ясными глазами (и Синяка узнал Хилле).
-Так он по дороге вроде как помер, - спокойно сказал Хилле и, не дожидаясь приказания, ухватил тело за ноги и поволок его прочь.
-Ну и дьявол с ним, - произнес Бьярни устало. - Ни черта вы не умеете. - Он возвысил голос: - И закопай его где-нибудь подальше!
-Ага, - сказал Хилле, и дверь за ним захлопнулась.
Второй пленник был еще жив. Норг и Тоддин привалили его к стене, чтобы Бьярни мог получше разглядеть его. Командир сунул факел в руки подвернувшемуся Синяке.
-Эй, кто там, посвети.
Пленник тяжело дышал. Его лицо было залито кровью и покрыто копотью. Но светлые глаза блестели лютой ненавистью. Бьярни поискал толмача и, не обнаружив, заорал, срывая голос:
-Синяка, черт бы тебя взял!
-Я здесь, - негромко сказал стоявший рядом Синяка.
Бьярни подскочил от неожиданности, однако довольно быстро взял себя в руки.
-Вечно шляешься неизвестно где, когда нужен, - сказал сердито и вдруг зевнул. - Устал я с вами, идиотами… Спроси этого ублюдка, сколько их и где они хранят оружие.
-Он не станет вам отвечать, - сказал Синяка. - Зачем зря тратить время? Шли бы лучше спать.
Бьярни поглядел на своего переводчика, и странная смесь раздражения и удивления мелькнула на грубом лице капитана.
-Ты себе не много стал позволять, а? - спросил он.