– Это не твой позор, – сказал Вяземайт громко, – это позор Куявии!.. Вот чем отплатили герою! Да наполнятся наши сердца и души мщением! Да прольется кровь куявов, да запылают их города и села, да заплачут их вдовы!.. Да будет проклята земля, на которой сотворили такое беззаконие… такое…
Он не договорил, яростный рев заглушил его слова. В воздух взлетели зажатые в кулаках ножи и топоры. Всюду Придон видел яростные перекошенные дикой злобой лица, горящие глаза, слышал проклятия, ругань, обещания не щадить ни старых, ни малых, ибо такой народ не имеет права быть на земле, он – оскорбление для богов.
Придон, оглушенный и растерянный, поворачивался в седле, окруженный жаркой сочувствующей толпой, потянулся к рубашке, лучше бы надеть снова, но Вяземайт властно отобрал, сказал негромко:
– Ты должен ехать так. Солнце скорее залечит твою рану, если будет ее видеть!
Аснерд сказал негромко с другой стороны:
– Да и рубашка натирает. Открой спину солнцу.
Лишь на закате измученные люди и кони получали право на отдых, расползались к кострам. Аснерд и Вяземайт возвращались к шатрам, долго ждали возвращения из Степи Придона. Он все еще искал уединения, но на ночь в Степи уже не оставался. Его сильное молодое тело быстро обрастало мышцами, а те требовали действия.
Воины с того дня, как он снял рубашку, а они увидели его не-заживающую рану, упражнялись неистовее, учились стрелять дальше и точнее, топоры метали с такой силой, будто видели вместо чурбана из толстого дерева проклятого Тулея.
Сегодня Аснерд еще издали услышал идущий со стороны их шатра запах жареного мяса, вскинул брови. Вяземайт сказал радостным шепотом:
– Неужели… Придон?
– Похоже, – прогудел Аснерд, – на этот раз он вернулся раньше нас.
С той стороны шатра горел костер, над багровыми углями жарилась освежеванная туша молодого оленя. Аснерд по дороге сразу же деловито повернул вертел, подставляя непрожаренный бок, этот уже зарумянился, оруженосцы увели коней, Вяземайт отбросил полог.
Придон стоял спиной к ним, взгляд Вяземайта сразу прикипел к кровоточащей ране, однако и ширину плеч не скрыть, как и то, что за последние дни Придон снова набирает на кости тугое жилистое мясо. Не замечая Вяземайта, он резал широкими ломтями жареного сайгака, на длинном блюде уже коричневела высокая вкусно пахнущая горка.
Аснерд вошел, отпихнув Вяземайта, ноздри крупного носа хищно подергивались.
– Слова не есть дела, – сказал он довольно. – Деянье – это плоть! Слова же – только тени. Ты можешь сотни лет о жемчуге твердить, но если не нырнешь…
Придон обернулся, глубоко запавшие глаза блестели жизнью.
– Привет, Аснерд! Здравствуй, Вяземайт. Что это Аснерд заговорил таким странным языком? От тебя научился?
– Скорее от тебя, – ответил Вяземайт ворчливо. Он обнял Придона, стараясь не коснуться раны. – Твои слова, Придон, гудят, как растревоженные пчелы, в голове каждого, кто хоть раз тебя услышал.
Аснерд снял и бросил в угол широкую перевязь с боевым топором.
– Это потому, – сказал он значительно, – что Придон умеет придумывать новые слова!
Вяземайт возразил:
– Сила его не в том, что сказал что-то новое… что новое можно о любви?.. зато нашел такие слова, что как будто сказано впервые, как будто никто и никогда не говорил о любви, не знал ее, не испытывал! А любовь, ты же знаешь, как хмелит души и кружит головы!
Аснерд не ответил, прислушивался.
. зато нашел такие слова, что как будто сказано впервые, как будто никто и никогда не говорил о любви, не знал ее, не испытывал! А любовь, ты же знаешь, как хмелит души и кружит головы!
Аснерд не ответил, прислушивался. За стеной шатра привычно потрескивал костер, слышались голоса, но послышался и далекий стук копыт. Придон выглянул из шатра, приложил ладонь козырьком к глазам. В их сторону быстро приближалось облачко пыли, частый стук копыт стал громче.
– Это Скилл, – сказал он.
– Уверен? – спросил Аснерд.
– Его белый жеребец.
Аснерд и Вяземайт переглянулись. Вяземайт кивнул, быстро вышел и растворился в тени за шатрами. Из пыли вынырнули всадники, впереди несся Скилл, по бокам мчались Винул и Овсерд, несокрушимые герои, дети Перей-Тучи, который в одиночку прошел Заклятое Плато, спускался в преисподнюю и даже вывел оттуда своего побратима Мунгу Бронзовый Кулак.
Скилл спрыгнул на землю, мальчишка перехватил повод, а Скилл быстро шагнул навстречу Придону. Лицо его потемнело, и глазах блистали грозные молнии. Брови гневно сдвинулись, суровая складка пролегла на лбу.
– Что вы здесь творите? – прорычал он, как разъяренный лев. – Что за войско начали готовить?
Жар охватил Придона, сердце застучало чаще.
– Скилл, – сказал он, – ты же сам говорил, что соберем войска и двинем к границе с Куявией.
– Да, – рыкнул Скилл, – да!.. Но я не говорил, что будет вторжение!
Придон открыл рот, но Аснерд положил ему руку на плечо и предостерегающе сжал.
– Скилл, – прогудел он благодушно, – умерь свой гнев. Ты – тцар, ты сам понимаешь, что никакое войско на границе вот так просто не удержать. К тому же такое… ну, большое. И очень-очень злое.
Скилл потемнел еще больше. Аснерд смотрит бестрепетно, для него Скилл по-прежнему сын его друга, а не великий тцар, но в голосе старого военачальника ясно звучит предостережение.
– Я – тцар, – сказал Скилл с нажимом. – И я знаю, что нам войны с Куявией не нужно. По крайней мере, сейчас. Я даже понимаю, почему вы убедили Придона снять рубашку.
Аснерд кивнул.
– Сейчас, – повторил он. – Ага, сейчас… Верно, значит, говорят, что ты уже послал людей за той куявкой… Ты решил взять ее в жены?
Скилл запнулся, голос осел, но прозвучал достаточно твердо:
– Я очень долго ее ждал.
– Ты тцар, – произнес Аснерд многозначительно.
– Да, – сказал Скилл с вызовом.
– А что позволено простолюдину, – произнес Аснерд еще значительнее, – того нельзя тцару. Ты – лицо всей страны! Если берешь в жены куявку, то что остается простым артанам?
Тцар должен быть чист перед народом и нашими богами. Это значит, что тцар Артании должен быть прежде всего… артанином.
Придон видел, что Скиллу нанесен жестокий удар. Ниже пояса… нет, это прямой удар, Аснерд не позволит себе ударить бесчестно. Скилл должен быть артанином больше, чем любой другой артанин.
Скилл стиснул челюсти, желваки заходили тяжелые, а в глазах разгорелось пламя. Винул и Овсерд подошли ближе, их ладони опустились на рукояти топоров. Глаза прицельно всматривались в Аснерда, Придона.