Входя, мы повернули направо, значит, сейчас мне налево. Бесконечные подземные тренировки с Танцовщицей помогали мне отыскать дорогу. Вытерев лицо и руки от кровавой пыли, я выбежала из зала и очутилась в широкой галерее, уставленной стеллажами и резными столиками.
В галерее тоже никого не было. Потолок здесь был высоким, высотой в три или четыре этажа; свет проникал из верхнего яруса окон. С потолочных балок свисали узкие длинные знамена. Они оканчивались на уровне первого этажа. Позже я увижу, что такая черта типична для официальных зданий Медных Холмов.
Видимо, обитатели дворца в страхе бежали от места взрыва. На полу, в луже вина, среди хрустальных осколков, валялся брошенный поднос. У подножия красного изваяния, изображавшего незнакомого бога, лежали три кожаные папки. Выпученные, как у жабы, глаза изваяния как будто следили за мной.
Теперь до меня отчетливее доносились шум и крики. Ржали лошади; звенело разбитое стекло. Да там настоящее восстание!
Почему все произошло так быстро? Может, все слуги и вельможи тоже растаяли вместе с Правителем? Я представила, как тают придворные, стражники - и даже таможенник, который обирает иноземных купцов, только что приплывших в порт. Они ахают от удивления, и их уносит вихрем, как Правителя у меня на глазах… Такие события, безусловно, вызвали бы потрясение по всему городу.
Я невольно задумалась: что же я натворила? Правитель правил Медными Холмами несколько столетий; все привыкли к его власти - и придворные, и подданные. И вдруг в одночасье все рухнуло!
А мне-то что за дело?
Я повернула в соседнюю галерею; мимо меня, громко крича, пробежал молоденький слуга - совсем мальчишка. Я шла, ориентируясь по памяти; ковровое покрытие сменилось каменным полом. Впереди показался невысокий лестничный пролет; у его подножия, у больших, окованных медью дверей сгрудились стражники. В слуховые окошки были вставлены разноцветные стекла. Двери были закрыты наглухо. Несколько стекол зазвенели и разбились. Снаружи в окна швыряли камни. Толпа ревела все громче.
Я подошла к стражникам, звеня колокольчиками. Прятаться или притворяться не было смысла. Один из них, с золотой пряжкой на плече его темно-зеленого шерстяного мундира, обернулся ко мне:
- Эй, ты… не вздумай выходить в эту дверь!
- Почему? - спросила я, стараясь держаться с достоинством.
- Потому что те, снаружи, тебя на куски разорвут, - ворчливо ответил стражник. - Все плохо!
Я решила, что все бессмертные соратники Правителя действительно превратились в пыль вместе с ним. Мне крупно повезло. Видимо, эти стражники понятия не имели, кто я такая. Я поблагодарила всех богов за то, что по пути сюда мое лицо было скрыто капюшоном.
- Спасибо. Я приходила сюда в гости. Откуда я могу выйти?
- Попробуй выбраться через Военно-морскую галерею. Она вон там, слева.
Второй стражник сказал:
- Девочка, постарайся вылезти в окно. Окна Морской галереи выходят в Кленовый сад. Оттуда ты выйдешь на Горную улицу. Мятежники, похоже, забыли, что у дворца много входов и выходов, помимо парадного.
- Давай отсюда! - добавил капрал. - Нечего здесь ошиваться!
Я поверила им на слово и побежала налево, надеясь, что Военно-морская галерея действительно там. Никто не закричал мне вслед, не направил в другую сторону.
Вскоре я поняла, что меня не обманули. Потолок в галерее, где я очутилась, был расписан сценами битв с участием старинных кораблей, какие строились в давно минувшие дни. Корабли окружали горящее судно - большое, неповоротливое. Стены были увешаны штурвалами и рындами; на столиках стояли модели кораблей - в другое время я непременно задержалась бы здесь и повертела модели в руках.
Окна в галерее изнутри закрывались решетками, однако посередине имелись ручки, позволявшие открыть узкие створки. Я подошла к среднему окну и выглянула наружу. Подо мною были кусты рододендронов; дальше стройными рядами стояли клены. Шум сюда почти не доходил. Я не слышала и звона разбитых стекол.
Миг - и я очутилась в саду, среди кустов. Благоразумие одержало верх над гордыней. Спрятавшись, я сняла с себя шелковое одеяние и свернула его в тугой узел. Выбравшись из сада, я смешалась с плотной толпой людей, и меня понесло к парадному входу во дворец Правителя. Восставшие возбужденно переговаривались; многие несли факелы, палки и металлические прутья.
Меня схватил мужчина в светлом костюме - судя по покрою и фасону, торговец средней руки. Сердце у меня екнуло; я замахнулась ногой, собираясь лягнуть его в коленную чашечку.
- Здесь все еще продолжается? - закричал он, даже не глядя на меня и дико вращая налитыми кровью глазами.
- Н-не знаю… - дрожащим, испуганным голосом ответила я, ненавидя себя за это.
- Правитель умер, да здравствует Правитель! - Торговец огляделся по сторонам и как будто впервые заметил меня. - Ступай домой, девочка. Сейчас иностранцам здесь не место!
- Меня зовут Зелёная, - прошептала я. Кивнув в знак благодарности, я при первой же возможности выбралась из толпы и свернула в тихий переулок.
Все кончено. Я свободна, выбралась из дворца и иду дорогой, какую выбрала сама. Я сама себе хозяйка, впервые никому не принадлежу с тех пор, как приплыла в этот проклятый город! Никакой Правитель, никакой Управляющий больше не пошлет Федеро и ему подобных покупать детей. Я утихомирила их шайку надолго!
Я направилась в сторону порта, решив последовать совету торговца. В Медных Холмах меня больше ничто не держит. Может быть, мне удастся вернуться домой и вернуть свое прошлое. И тогда я снова стану той, кто я есть. Конечно, я уже не стану маленькой девочкой, которая играет под брюхом отцовского буйвола, зато я продолжу ее путь.
Еще утром я не сомневалась в том, что не доживу до вечера; поэтому я даже не задумывалась о том, что будет потом. Я знала, куда мне идти - спасибо торговцу, он дал мне хороший совет, - но, к моему удивлению, мне жаль было покидать Медные Холмы.
Убегая из поместья Управляющего, я ни о чем не жалела. Гранатовый двор был богато обставленной тюрьмой для рабынь, не более того. Правда, некоторые наставницы, например госпожа Даная, относились ко мне по-доброму. А Федеро и Танцовщицу я - с оговорками - могла даже назвать друзьями.
Как только я сяду на корабль, я их больше не увижу. Еще совсем недавно подобные мысли меня совсем не волновали, но теперь меня захлестнуло сожаление. Управляющий превратился в пыль - туда и дорога. Но гибель госпожи Тирей по-прежнему камнем лежала у меня на сердце.
Украдкой пробираясь к порту, я вытирала слезы. Раньше у меня не было времени попрощаться. Теперь уже поздно.
Прибежав в порт, я застыла на месте. Меня оглушила царящая там суматоха. Толпы людей в панике метались во все стороны, все суетились, спешили куда-то. Мне нужно было попасть на корабль, идущий в Селистан. Если я поспешу, то могу нечаянно сесть на корабль, который увезет меня к Солнечному морю, а туда мне совсем не надо.
Теперь все зависело от моего красноречия. Конечно, в книгах госпожи Данаи хватало рассказов о безбилетных пассажирах и о путешественниках, которые зарабатывали себе на проезд. Но почему-то среди таких пассажиров не попалось ни одной темнокожей девушки.
За серовато-голубыми стенами Гранатового двора на мой цвет кожи никто не обращал внимания. Здесь же от него зависит моя дальнейшая судьба. И от моих слов… Я давно уже поняла, что в Медных Холмах многое зависит от слов.
Я продолжала быстро идти, притворяясь, будто спешу по делу. Стоять на месте разинув рот опасно - хищники быстро вычислят жертву. Я шла мимо пристаней, стараясь на ходу повнимательнее рассмотреть все корабли.
На некоторых было написано, куда они направляются. Чаще всего мне попадались суда, которые шли в другие города Каменного Берега - Хокхэрроу, Дан-Крэнмур, Забытый Порт. Они были нанесены на карты; о них я читала в книгах. Один корабль направлялся в Шафранную Башню - туда мне совсем не хотелось.
Впереди замаячила еще одна вывеска. На ней кривыми буквами было выведено: "На юг, в южные страны. С заходом в п-ты Калим., Читту и Пряный".
Я подбежала к сходням и задрала голову. Над палубой возвышались три мачты, но не было дымовой трубы. Значит, здесь нет парового котла, как на "Беге фортуны". У трапа стоял человек с такой же темной кожей, как у меня, только он был одет в парусиновые брюки и хлопчатобумажную морскую тельняшку. В руках он держал длинную доску, к которой сизалевыми шпагатами были привязаны бумаги. Покосившись на меня, он стал смотреть на свою доску.
- Прошу, пустите меня на корабль, - сказала я ему и добавила на селю: - Я хочу вернуться домой.
Последние слова привлекли его внимание.
- Возвращайся к матери, - ответил он и добавил слова, которых я не знала.
- Она там, - объяснила я, показывая рукой на море. - Меня украли, увезли.
- Ты рабыня. - Он смерил меня подозрительным взглядом и продолжал по-петрейски: - Наверное, натворила что-нибудь и угодила в беду?
- В беду угодил весь этот город, - также по-петрейски ответила я. - Если я не уплыву с вами, скорее всего, я вообще никуда не уплыву.
- Чем ты заплатишь за проезд, если я попрошу капитана взять тебя?
Я глубоко вздохнула. Дальше этого мои планы не заходили.
- У меня нет денег. Надеюсь лишь на добрую волю соотечественников. Я умею готовить, как готовят в знатных домах, и могу искусно управляться с иголкой и ниткой.
Он фыркнул, и сердце у меня упало.
- Ты еще скажи, что умеешь исполнять музыку ангелов и танцуешь "Семь шагов Систры"!
- Я умею петь, но знаю только песни Каменного Берега.
Лицо его дрогнуло.
- Селистанских песен ты не знаешь.
На родном языке я ответила:
- Меня украли очень давно.
Где-то неподалеку ударили в колокол. Все стали поспешно озираться. Многие убежали. Тревога! Восставшие добрались до порта.
- Пошли! - Он стал подниматься по сходням. - Сейчас отходим… Ладно, возьму тебя с собой. Пока спрячься. Если тебя обнаружат, когда мы выйдем в открытое море, вряд ли капитан Шилдс выкинет тебя за борт, как балласт. Особенно если ты сумеешь вкусно накормить его, как обещаешь.
Кто-то подал голос с мачты. Матросы высыпали на палубу. Корабль покачнулся и поплыл вперед.
Я вцепилась в рукав своего спасителя:
- Пожалуйста, скажите, как называется ваш корабль?
Он посмотрел на меня сверху вниз и расхохотался.
- Не думай, что я над тобой издеваюсь, малышка, но наше судно называется "Южная беглянка".
- Ах, вон что! - Я спокойно посмотрела ему прямо в глаза. - Но я свободна!
- Конечно свободна! - ответил он. - Пока. - Он нагнулся ко мне: - Меня зовут Срини, я эконом. Сейчас я должен идти к капитану. Иди сядь вон на те тюки и, ради всего, что есть святого, никому не попадайся на глаза.
Палуба лязгнула и загремела. Захлопала парусина - матросы поднимали паруса. Я села на тюк, скорчилась и стала успокаивать себя сказками на языке моего детства. Скоро я окажусь в порту, откуда, если повезет, услышу звяканье деревянного колокольчика Стойкого. Я на пути к свободе!
Я еду домой.
Возвращение
Срини определил меня на камбуз, под начало к пожилому повару - одноногому ханьчуйцу. По палубе Лао Цзя передвигался с помощью деревянного протеза, но на камбузе вешал деревяшку на крючок и ловко скакал на одной ноге в узком пространстве между рабочими столами. Протез у него был весь покрыт резьбой; летящие драконы охотились на инкрустированные в дерево черные жемчужины. Вбитые в переборки парусиновые петли на крюках помогали Лао Цзя не упасть во время волнения или шторма. По-моему, вначале он терпел меня только потому, что я была маленькой, гибкой и не путалась у него под ногами - точнее, под единственной ногой.
Я была очень рада, что попала на камбуз. Верхняя палуба меня пугала. Вокруг расстилались безбрежные горизонты, которые я хорошо запомнила - сначала по дому, потом по "Бегу фортуны". Когда я снова увидела вокруг себя водную гладь, то невольно пала духом. На улицах Медных Холмов были дома, деревья и люди. В океане не было ничего, кроме линии горизонта, которая простиралась куда ни посмотри.
Старик почти не говорил по-петрейски; только выкрикивал мне названия каких-то продуктов. Я же тогда еще не говорила по-ханьчуйски. Я никогда не слышала этого языка, пока мне не пришлось делить с Лао Цзя тесную корабельную кухню. Впрочем, он знал несколько слов на селю и потому мог общаться со Срини и со мной.
Запах, поднимавшийся от стоящих на плите горшков, для меня был запахом свободы. Сначала я под придирчивым взором Лао Цзя резала капусту и морковь. Вскоре он понял, что я не отрежу себе палец и не зарежу его во время шторма.
- Справишься, - сказал он на селю.
Единственное слово, брошенное мне стариком, стало первой настоящей похвалой, которую я получила в своей жизни.
- Благодарю, - ответила я.
Увидев, что я умею с первого взгляда и по запаху найти бутылочку с нужной пряностью, Лао Цзя очень обрадовался. На второй день после выхода в открытое море я приготовила вполне съедобный пирог с начинкой из свиного фарша с тмином и пюре из кресс-салата. Лао Цзя снова похвалил меня.
- Я попрошу Срини, чтобы тебя оставили здесь. Готовь! - Он расплылся в беззубой улыбке.
- Я еду в Селистан, - сказала я.
Он притворился, что плачет, содрал с себя синий полотняный колпак и прижал к груди, а потом стал молиться своим ханьчуйским богам. Помолившись, улыбнулся, похлопал меня по голове и велел работать дальше.
Готовить с ним было удовольствием. И еще приятнее было работать без чьего-то постоянного осуждающего взгляда. Я ничего не имела против тесноты, тупых ножей и незнакомых ингредиентов. Более того, еще через несколько дней Лао Цзя начал обучать меня азам ханьчуйской кухни. Как я поняла, ханьчуйцы нарезают пищу на мелкие кусочки, маринуют мясо, рыбу и овощи, а потом быстро обжаривают на раскаленной неглубокой сковороде, после чего сдабривают острыми соусами. Сложнее всего мне было смешивать различные пряности и жидкости, добиваясь нужного оттенка вкуса. Незнакомыми оказались и многие приправы и специи.
Я поняла, что госпожа Тирей привила мне настоящую любовь к учебе.
Гораздо сложнее оказалось найти мне место для сна.
- Ты не заплатила за каюту, - сурово сказал Срини после того, как я две ночи проспала на палубе. Мы с ним тогда в основном еще говорили по-петрейски.
Ко мне приставали матросы, я отбивалась от них ногами. В конце концов, боясь за себя, я проводила ночи без сна.
- Я не проститутка им на потребу! - Помня уроки госпожи Шерлиз, я провела рукой по своей почти плоской груди. - Я даже еще не выросла!
Срини почесал свой широкий черный подбородок, на миг напомнив мне Федеро.
- Я не могу поместить тебя в каюту просто так. Правда, ты действительно еще мала, чтобы торговать собой, - даже в уплату за проезд. - Срини нахмурился. - Не обижайся, но шрамы тебя уродуют. Если отрезать твою длинную гриву и одеть тебя в полотняные штаны, на тебя будут обращать меньше внимания.
Меня ни разу не стригли, берегли мою красоту - только подравнивали кончики волос. Правда, моя красота раньше принадлежала Управляющему. Вот почему я себя изуродовала.
- Я согласна, - ответила я на селю.
- А я тем временем переговорю с боцманом насчет ночной вахты на палубе. - Он улыбнулся. - Ты очень молода, но проделала большой путь.
- Мой путь у меня отобрали много лет назад.
Когда я попросила у Лао Цзя нож и объяснила, что собираюсь постричься, он возмутился.
- Нет, нет, красавица! - вскричал он. - Да и хороший нож портить не стоит!
Мне неприятно было объяснять, почему придется расстаться с волосами. И все же, как ни странно, старик меня понял.
- Я сам тебя постригу, - сказал он. - И сохраню волосы.
Хотя сама я собиралась сжечь волосы или выбросить их в море, я согласилась. Он наверняка пострижет меня лучше, чем я сама, ведь я ни разу в жизни не стриглась. Кроме того, я ведь не видела себя сзади.
Стричься решили здесь же, на камбузе. Ни к чему устраивать потеху для матросов и пассажиров. К тому же все скорее забудут о том, что я - девочка, если не будут свидетелями моего превращения. Лао Цзя достал большие ножницы.
- Для стрижки, - сказал он, а потом произнес какое-то незнакомое слово. Я молча кивнула.
Он заточил ножницы о крошечный оселок, который поворачивал вручную. В отличие от "Бега фортуны" с большим машинным отделением "Южная беглянка" передвигалась лишь силой ветра. Никакого электрооборудования здесь не было.
Лао Цзя усадил меня на складной стульчик, который он держал за прилавком, и приступил к делу. Щелкая ножницами, он больно дергал меня за волосы, и я чуть не расплакалась. Но я молчала, плотно сжав губы и полузакрыв глаза, боясь, что из меня вот-вот хлынут слезы.
Стрижка, как ни странно, оказалась для меня более мучительной, чем шрамы на щеках. Я задумалась - почему так? Шрамы на лице можно замазать глиной, румянами… Можно даже залечить их у врача или целителя. А вот волосы… Чтобы снова отрастить их до нужной длины, придется ждать целую жизнь!
Когда он закончил, голова у меня стала легче. Я никогда не задумывалась о том, какими тяжелыми были мои волосы, но шея казалась длинной и сильной.
- Спасибо! - сказала я на селю и повторила то же самое на ханьчуйском языке.
- Я сохраню, я сохраню.
- Да-да, сохраните.
Я переоделась в полотняную форму, которую принес мне Срини; свое изорванное черное трико и рубаху я надела вниз, как нижнее белье. Так как мои мягкие кожаные сапожки быстро истрепались бы на палубе, Срини подобрал мне и полотняные туфли, но мне было легче ходить босиком. Я наблюдала, как катятся волны и кружат птицы, когда ветер нес с собой влагу и словно ледяные пальцы охватывали череп. То и дело я ощупывала себе голову. Лао Цзя обкорнал меня не налысо, но почти под корень.
"Нужна шапка", - подумала я. На палубе я все-таки прослезилась, потому что голове теперь было холодно даже на солнце. И я решила украсть головной убор.
За свободу приходилось платить странными и неожиданными способами.
Вскоре капитан "Южной беглянки" заметил мою стряпню. Лао Цзя учил меня готовить по-ханьчуйски, а я взамен делилась своими кулинарными познаниями, особенно в области выпечки. Как я вскоре поняла, хлеб в ханьских странах подавали на стол нечасто, а десерты - и того реже. Мы вдвоем готовили роскошные ужины для капитана и пассажиров, но и жаркое и пироги для экипажа не забывали сдабривать разными пряностями.
Почти каждый день я узнавала что-то новое. В Медных Холмах чаще готовили дичь, чем рыбу; Лао Цзя учил меня управляться с дарами моря. Вскоре я уже умела определять свежесть рыбы, знала, где нужно искать червей и других паразитов, как осматривать внутренности, проверяя, здорова ли рыбина. Некоторых рыбин мы бросали за борт акулам. То, что Лао Цзя одобрял, резалось на тонкие ломтики и подавалось в сыром виде или жарилось вместе с овощами. Отдельные виды рыбы мы нарезали на толстые куски и жарили, как отбивные котлеты. Я научилась готовить легкие, но острые соусы, оттенявшие вкус и запах рыбы.