Сбросив покрывало, я набросилась на еду, с трудом заставляя себя не чавкать. Так нищий стоит рядом с пекарней, сходит с ума от аромата свежего теста и жадно набивает рот крошками, которые остались на пустом хлебном подносе.
Утолив первый голод, я стала есть медленнее. Не хотелось унижаться перед молодым священником, с которым мы когда-то почти подружились.
- Спасибо, я насытилась. Скажи, где она?
- Я тебе сказал. Ее унес аватар.
- А еще ты сказал, что спасти ее никак нельзя. Скажи спасибо, что я тебе верю, иначе я бы уже разнесла в щепки твой подземный зал! - пригрозила я. До чего же приятно было сидеть в тепле и покое! Ко мне понемногу возвращались силы. - Ты намекнул, что спасти ее можно и по-другому. - Я подалась к нему и почувствовала тепло его дыхания. - Говори! - хрипло прорычала я.
- Все зависит от желания бога, - почти так же хрипло, как я, ответил Септио. - Бескожий - не феопомп, поэтому не понесет ее сразу к алтарю. Какое-то время он будет ее хранить.
- В безопасности или в боли и страхе?
- Зелёная, какого бога мы чтим здесь?
Я не выдержала:
- Почему?! Почему ты преклоняешься перед каким-то дешевым злодеем? Жизнь и без того трудна; к чему унижаться перед чудовищем? - Я не спросила, что такое "феопомп".
- Ты знаешь, что мы здесь делаем? Знаешь, почему?
- Нет, - призналась я.
- Тогда не критикуй. Небесное расщепление было ударом, которое отозвалось во времени.
- Ты говоришь о божественном разделении? - Небесное расщепление! Подумать только! Хорошо, что в храме Серебряной Лилии нет многочисленных ритуалов, связанных с порядком общения жриц и богини.
- Да, - удивленно ответил Септио. - Но большинство людей называют это "расщеплением".
Я сильно дернула его за темно-русую кудрявую прядь:
- Я - не "большинство людей". Достаточно того, что я считаю твоего бога, пожирателя живых, достойным твоего почтения. Поверь, я кое-что понимаю в том, что делаю.
- Девочка, ты сильно изменилась за время своего отсутствия, - еле слышно сказал он и поцеловал меня.
От неожиданности я оцепенела. Хотя он был чисто выбрит, меня словно током дернуло.
Придя в себя, я отпрянула и, размахнувшись, влепила Септио звонкую пощечину:
- Я тебе не шлюха!
Мы оба долго молчали. Молчание стало началом чего-то важного… или не очень важного.
- Говори, где она?
- О Танцовщице нужно спрашивать отца Примуса, - с трудом ответил Септио. - Но сначала я должен кое-что выяснить.
- Ее разорвут на куски? Сожрут?
- С ней ничего не сделают, пока феопомп не заберет ее.
- Кто такой феопомп?
Он криво улыбнулся:
- Я.
- Ублюдок! - прошипела я на селю.
- Н-нет, нет! - Руки его взлетели, как птички, что отгоняют коршуна от гнезда со своими птенцами. - Аватар скрылся в лабиринте и блуждает там… Я ничего не могу поделать, пока он не выйдет. Если ей повезет, она не вспомнит этого путешествия.
- Зачем поклоняться боли? - спросила я, желая как-то отвлечься.
Септио сел и вытер лицо парчовой лентой, лежащей на полу.
- Ты, кажется, поклоняешься какому-то южному богу?
- Богине.
- В женском храме?
- Да. - Интересно, откуда он узнал? Мне не хотелось, чтобы он осквернял богиню Лилию, пусть даже просто словами. Ни к чему лишний раз произносить ее имя, особенно в этом городе, где на свободе разгуливают боги-убийцы.
- Избавляет ли она от родовых мук? Уменьшает ли боли при болезни? Заглушает ли боль от смерти матери или ребенка?
Мне казалось, что богине Лилии такое под силу, но в храме Лилии редко говорили о боли, а если и упоминали, то в сочетании с наслаждением, как во время любовных игр Клинков.
- Она дает надежду и забирает страх… да.
- Боль обладает такой же силой, как молитва. Чернокров приходит к калеке, к хромому ребенку, который с трудом ковыляет вниз по лестнице, и даже к лошади со сломанной ногой - до того, как конюх забивает несчастное животное тяжелым молотом… - Дыхание Септио стало прерывистым. - Чернокров вбирает в себя всю боль, предсмертные крики жертвы разбойников на большой дороге, и вопли овцы, которую режут на мясо… и еще многое другое. Милость моего бога безгранична, и все же это милость.
- Значит, он - владыка смерти?
- Нет, не смерти. Смерти поклоняются в других храмах - заброшенных, пыльных. Тамошние жрецы закутаны в несколько слоев небеленого холста. Они совершают приношения тому, что происходит в потустороннем мире. Смерть относится к потустороннему миру. Страдание - к нашему.
- Это почти одно и то же, - возразила я.
- Ты имеешь право так говорить. Иногда смерть и страдания действительно почти ничем не отличаются. - Он грустно улыбнулся. - Мы чтим боль как один из способов почитания жизни. Тот, кто уже не чувствует боли, находится за пределами нашего мира.
Я покачала головой:
- Мне кажется, в Калимпуре есть кто-то вроде вашего Чернокрова, но я никогда не заходила в другие храмы… кроме своего. - "Все жрецы и священники безумны", - подумала я. Подобно тем, кому так нравится испытывать боль от ударов плети, что они готовы пойти на что угодно, лишь бы их отхлестали.
- Боги редко бывают добрыми и милыми. Даже красивая богиня урожая, которая всегда улыбается, собирает под землей кровь убитого ею мужа.
- И все же мы наделены не только злом, но и добром!
- Именно поэтому люди сильнее богов, - пылко ответил он, задев меня за живое. - Мы знаем, что такое милосердие, и несем его в себе… Боги не наделены душой. Если бог умирает, это навсегда.
- У Танцовщицы тоже нет души - в том смысле, как мы ее понимаем, - ответила я и тут же вспомнила, что пардайны объединены общей душой, состоящей из многих. Таким образом, погибшие пардайны в некотором смысле продолжают жить и после смерти. Воспоминание немного укрепило меня.
- Да. Именно поэтому я не очень беспокоюсь за нее, - со вздохом признался Септио. - Зачем она позвала тебя назад из дальних стран, куда ты бежала?
Я насторожилась. Наконец-то он перешел к делу!
- Чтобы победить разбойника Чойбалсана.
- В общих чертах я понимаю ее замысел, хотя подробности мне не сообщали.
- Что бы она ни задумала, у нее ничего не вышло. - Я встала и потянулась. Все тело у меня ужасно болело. - Здесь я никто и ничего не знаю.
- Все потому, что ты подходишь к задаче не с той стороны. - Септио натянуто улыбнулся. - Задачу предстоит решить богам.
- Я уничтожила Правителя силой слов. Сила пришла ко мне от соплеменников Танцовщицы. Его свергла не человеческая магия и не сны богинь.
- Ты меня неправильно поняла. Чойбалсан - не простой разбойник с шайкой в тысячу головорезов. Он - бог, поднявшийся из древних утесов. Знаешь, что он делает с захваченными деревнями и поселками? За редким исключением, он их не сжигает. Местные жители присоединяются к нему.
- Почему?
- Потому что у него все не так, как в Медных Холмах. В Медных Холмах собирают налоги, стремятся подешевле купить и подороже продать. Сюда свозят малолетних рабов со всей страны. Что получают за свои труды жители горных деревень? Их жизнь похожа на жизнь блохи, что сидит на собаке. Чойбалсан наделяет их силой, какой у них не было с незапамятных времен. - Септио ближе нагнулся ко мне. - Все дело в магии Правителя! Если ты сумеешь снова призвать ее, возможно, спящие боги снова обретут голоса. Чернокров не случайно рассылает повсюду аватаров. Сам он наполовину спит, подобно многим другим богам нашего города. Те из них, кто проснулся, строят козни, плетут заговоры и нарушают права тех, кто еще не пришел в сознание.
Итак, мы подошли к главному. Септио хотел наделить своего бога силой, чтобы боги смерти, боги охоты и все остальные не вырывали у Чернокрова его законной добычи: человеческих страха и боли.
Боги - как дети, что дерутся из-за сладкого пирога.
Может быть, богиня Лилия боялась того, что боги станут мелочными, выродятся? Нет, все же ее пугало возвышение Чойбалсана. Если в Медных Холмах могут появиться новые боги, значит, они способны появиться где угодно. А если какой-нибудь тульпа с отдаленных рисовых полей и манговых плантаций вздумает овладеть Калимпурой?
Вот почему многие люди презирают тульп. Они попросту боятся!
Оказывается, пока я предавалась своим мыслям, Септио что-то говорил, а я прослушала. Опомнилась я при словах:
- …отец Примус. По-моему, ты должна поступить именно так.
- Прежде чем я что-нибудь решу, верни мне Танцовщицу! Только после этого я предстану перед Временным советом. - Мне очень хотелось поскорее убраться из Медных Холмов, но я не могла. Я ведь так и не узнала то, что волнует богиню Лилию. Может, уплыть на запад и попрошайничать в каком-нибудь дальнем порту, вдали от всех правителей и богов? Я с трудом отогнала от себя последнюю мысль. - Здесь, в Медных Холмах, я почти не ощутила магии Правителя, поэтому надо поймать Чойбалсана. Мне все равно, под чьим знаменем идти в поход; главное - я буду сражаться собственным оружием.
Я, конечно, немного покривила душой. В конце концов, я выполняла поручение богини и прекрасно знала, под чьим знаменем сражаюсь. Пусть в Калимпуре много зла; город живет в мире и согласии, управляемый самыми разными силами. Тамошние храмы умещались лишь на одной чаше весов. Септио же считал храмы - точнее, свой храм - самым главным.
Каким образом возвышение бога боли послужит к чьему-то благу?
- Пойдем! - позвал он.
Я позволила Септио взять меня за руку и подвести к странному зеркалу. Там, где мне с первого взгляда почудилась великая магия, оказалась всего лишь дверь - правда, довольно причудливая. За ней находилась деревянная винтовая лестница, которая уходила вверх. Вдали послышались мерные удары гонга.
Септио улыбнулся; в полумраке сверкнули его зубы.
- Мы вовремя!
Внутри храм Чернокрова оказался совсем не таким, каким я его себе представляла. В нем могло бы поместиться любое учреждение Медных Холмов. Сводчатый потолок, расписанный серебристыми звездами с какого-то дальнего неба, поддерживали колонны из черного мрамора. Сверху свисали узкие полотнища знамен - почти как во дворце Правителя. Слева и справа ряды колонн огибали галереи с низкими потолками. В галереях стояли высокие каменные скамьи, немного напоминавшие погребальные платформы в доме смерти. Узкие окна в боковых галереях были занавешены и почти не пропускали света. "Когда на улице успело рассвести?" - подумала я с беспокойством и страхом; висящие на скобах газовые лампы светили очень ярко, хотя и шипели. Посередине, между колоннами, я увидела странный бассейн. Вода в нем подрагивала и напоминала жидкое серебро. Пахло в храме совсем не могильной пылью и не погребальными травами, а уксусом - видимо, недавно здесь вымыли полы.
На противоположной от входа стороне я не увидела ни алтаря, ни трона, только кучку мужчин в черных плащах с капюшонами, которые скрывали лица. Вокруг священников стояли мальчики и юноши… претенденты? Я не знала, как называются здесь те, кто еще не принесли обетов. Юноши били в гонги, звонили в колокольчики и разбрасывали в воздух порошки.
Очередной мерзкий ритуал! Поправив покрывало на лице, я следом за Септио направилась к его собратьям-священникам.
Один из них вскинул голову при нашем приближении и поднял руку. Молодые претенденты затихли; слышалось лишь эхо от ударов гонга. Все священники развернулись к нам.
Все они носили странные маски, сшитые из тонких полосок кожи; тонкие полосы совершенно закрывали лица. Еще один ритуал - но я не могла не восхититься искусными костюмами. Издали казалось, что в их черных плащах никого нет.
Богине Лилии поклонялись с непокрытыми головами и открытыми лицами. Впрочем, возможно, священники Чернокрова должны прятаться от своего бога? Я наверняка пряталась бы от такого покровителя!
Септио вошел в круг священников. Он поклонился, на что священники в масках вежливо закивали. Я тоже склонила голову; меня как будто никто не замечал.
У ног священников еще один бассейн с жидким серебром, поменьше. Жидкость в нем дрожала, как в большом бассейне в центре зала; но если в большом бассейне больше ничего не было видно, здесь передо мной появилась картина.
Вот она, магия! Наконец-то! Я пригляделась.
На камне, окруженный облаком белой пыли, стоял Бескожий. Рядом, свернувшись калачиком, лежала Танцовщица. Взглянув на нее, я поняла, что она лежит не на булыжниках, а на плиточном полу. Бескожий рядом с ней казался огромным.
Мне показалось, что аватар тоже дрожит и колеблется, как жидкое серебро. Он чем-то напуган.
Я вгляделась в пыль пристальнее. А может, то был песок - мне показалось, что я вижу отдельные песчинки.
- Что там? - тихо спросила я. - Соль?
В горле у Септио что-то булькнуло.
- Да.
- Почему аватар бога боли боится боли - к тому же его окружают его же священники…
- Боль остается болью. - Септио оглядел своих собратьев и произнес несколько слов на непонятном языке. Должно быть, в их храме тоже существует язык для посвященных.
Тот, кто первый нас заметил, кивнул. Септио снова перешел на петрейский:
- Я должен отвести аватара к богу. Отец Примус помолится за освобождение твоей наставницы. Вместо нее Чернокрову предложат другую жертву. Этого должно быть достаточно.
- Должно быть?
В глазах Септио мелькнуло изумление.
- Кто знает, что решит бог?
Септио вышел из круга и скрылся в тени. Его собратья по-прежнему делали вид, будто меня не существует. Все мы пристально смотрели в бассейн. Через какое-то время в соляном вихре стали видны отдельные кристаллы; они упали на землю. Не поворачивая головы, аватар схватил Танцовщицу за лодыжку и поволок к железной двери. Он ударил в дверь кулаком три раза.
Я удивилась, услышав гулкие удары в той стороне, куда ушел Септио. Но, видя, что никто из священников не тревожится, я не стала ни о чем спрашивать.
Дверь открылась со страшным скрипом, от которого меня передернуло. В самом деле, кто станет смазывать петли двери, из-за которой выходят такие чудовища?
Септио показался в бассейне. Он преградил Бескожему путь. Его лицо тоже было закрыто маской из многочисленных кожаных полосок; в высоко поднятой руке он держал тонкий железный жезл с крюком на конце - так, чтобы аватар его видел. Присмотревшись, я увидела, что крюк на конце жезла сделан из кости. Да… мне пришлось дорого заплатить за то, чтобы понять: Бескожего нельзя победить обычным оружием.
Я невольно ахнула, увидев, что другой рукой Септио держит за длинные светлые волосы голого мальчика. Все тело мальчика было в мелких красных струпьях. Мальчик лежал с закрытыми глазами, широко раскрыв рот.
Коснувшись Бескожего жезлом, Септио развернулся и скрылся из виду. Мальчика он поволок за собой. Следом поплелся аватар, волоча Танцовщицу. Внизу, под нами, загремели шаги.
В высоком храме все звуки казались гулкими. Септио молился или обращался к Чернокрову с речью. Слова его храмового языка показались мне резкими, грубыми. Самый подходящий язык для бога боли! И вдруг я услышала ответ: кто-то прорычал непонятное слово, которое дрожью отдалось в моих внутренностях.
Окружившие меня священники завздыхали. Затем наступила тишина.
Я ждала, что будет дальше. В малом бассейне больше ничего не было видно, как и в большом. Священники не расходились; они как будто чего-то ждали.
Через какое-то время из мрака вышел Септио. Он вернулся с пустыми руками; ни Танцовщицы, ни жезла с ним не было. Я невольно схватилась за нож.
Где она?!
Должно быть, я глухо зарычала, потому что Септио снял маску и бросил на меня удивленный и немного испуганный взгляд. Он вывернул маску наизнанку и только потом поднял на меня глаза.
- Твоя наставница жива, - тихо сказал он. - Можешь ли ты разыскать среди ее соплеменников целителя?
- Да. Я хочу ее увидеть.
- Нет! - подал голос один из священников; я догадалась, что это и был отец Примус.
Остальные священники поспешно разошлись по своим делам. Отец Примус снял маску. Я увидела бледное круглое лицо, с которого на меня смотрели светло-карие глаза в золотистую крапинку. Без черного плаща с капюшоном отец Примус вполне мог сойти за преуспевающего фруктовщика.
- С тобой много хлопот, девица! - Голос у него тоже оказался самым обычным. Ничто не указывало на то, что с ним разговаривал бог.
Не снимая покрывала, я ответила:
- Хлопот бывает много со всеми. Я хочу немедленно увидеть свою наставницу!
- Наша жертва черной луны была принята.
Мне показалось, что он уходит от ответа. Я старалась не думать о мальчике и о том, что могут означать слова "принята".
- Где она? Может, мне самой поискать ее?
Рука отца Примуса дернулась.
- Не броди в тенях этого храма, если хочешь выйти отсюда целой, такой же, как вошла сюда!
- Тогда приведите ее ко мне!
- Ее пока нельзя передвигать, - сказал Септио, подойдя ко мне.
- Я в любом случае не позволю тебе увидеть ее, - добавил отец Примус. - Тебя зовет другая тропа; думаю, ты выкажешь больше преданности своей наставнице, если твои ноги сейчас пойдут по ней.
- Вы взяли ее в заложницы! - Я крепко сжимала в руке нож, хотя, по правде говоря, понятия не имела, как драться в храме, полном священников. Особенно таких, которые служат богу боли. Наверное, сами они к боли привыкли…
- Нет! Как только она сможет передвигаться самостоятельно, мы отправим ее к Федеро и другим членам Временного совета.
Что ж, отец Примус находился у себя дома. В храме Чернокрова я ничего не могла поделать! Меня все больше охватывала ярость.
- Тогда я уйду, чтобы ускорить ее побег из ваших темниц!
Я спешила к Трактирщику. Он наверняка знает какого-нибудь целителя-пардайна. Ну а потом посмотрим, удастся ли мне поджечь их проклятый храм!
Отец Примус бросил на Септио задумчивый взгляд:
- Она с нами?
- После того как моя наставница выйдет отсюда, я не буду вашим врагом! - По правде говоря, в последнем я не была уверена, но благоразумно решила не спорить.
- Она с нами, - ответил Септио. - По собственной воле, а не только потому, что ее руку направляют.
Отец Примус снова повернулся ко мне:
- Надеюсь, девочка, ты по-прежнему помнишь старые заклинания. Нож в руке женщины для нашего врага - все равно что пшеничный колос перед серпом!
- Мой нож гораздо длиннее, чем вы думаете, - отрезала я и, повернувшись к Септио, сухо бросила: - Покажи мне выход!
Он зашагал вперед.
- Мы никому еще не оказывали подобных почестей, - сказал он.
- Наверное, мне следует тебя поблагодарить, но сейчас я не испытываю никакой благодарности. Твой отец Примус спрятал где-то Танцовщицу, как ребенок прячет праздничную игрушку! - Я снова вспомнила о мальчике. - Знаешь, мне совсем не нравится то, что ты сделал. Обменял одну жизнь на другую.
Против ожидания, Септио не повел меня в ту галерею, откуда мы пришли, а направился к высоким, смутно знакомым дверям. Я видела их снаружи! Так вот какой храм облицован гладкими черными плитками!
- Ты не понимаешь. Правда, и не тебе судить.