– За ребят из десанта, которых китайцы добивали…
Он запнулся, пытаясь отыскать нужное слово в чужом языке.
– Мы поняли, Даниэль, – положил ему руку на плечо Людоед. – Поняли! На полигоне. Добивали ваших. В упор. Даже тех, кто ранен. Поднял руки.
И наших добивали.
Лейтенант кивнул, скрипнув зубами. Его лицо на миг изменилось, гримаса боли и ненависти промелькнула, исчезла.
– Китайцы с радостью убивали наших и ваших, но не справились с заданием, которое им дали инопланетяне, – подытожил Казаков. – Даниэль, если
будешь говорить с Фанг Ли, так ему и передай: позор китайскому спецназу!
Чернокожий лейтенант понимающе улыбнулся.
– Для них это страшное оскорбление, – согласился он. – Потеряли лицо на виду у своих врагов.
– Вот и пусть старательнее работают на тренажере против крубаров, а не добивают полумертвых земных солдат!
Американцы шумно выразили одобрение. После, еще раз пожав всем руки, двинулись обратно в свой лагерь. Пройдя несколько шагов, Мэрфи
остановился, будто что-то вспомнил.
– Владимир! – сказал он, неловко переступая с ноги на ногу, будто школьник, не выучивший урок. – А вам не кажется, что нам чересчур
старательно прививают ненависть к крубарам? Вроде так, по всему выходит, что мы в плену у мваланов. Учат – мваланы. Показывают, как чужим
звездолетом управлять, – мваланы. Знания в голову вливают – тоже мваланы. Может, и ненависть к крубарам не наша? От них идет?
– Мы думали об этом, – ответил майор Казаков. – Очень многое говорит в пользу такой гипотезы, Даниэль. Да пока неясно, что с нашими
догадками делать. Выход простой: не верить тому, что крубары напали на Землю и уничтожают наши города. Не верить собственным снам.
Заставить себя не думать о том, что видишь. Не относиться к этому серьезно, как если бы дело происходило в фильме ужасов. Знаешь, они с
виду страшные, но пустые, как воздушный шарик. Хлоп! И нет ничего!
Американец подумал, кивнул и, улыбнувшись, двинулся в сторону казармы, возле которой на шесте по-прежнему болтался звездно-полосатый флаг.
Во сне майор Казаков снова оказался дома. Это получилось как-то неожиданно для него, против воли. Владимир думал: увидит крубарский
космодром, путь от входа в звездолет до рубки управления. Мвалан еще раз зажурчит, зашелестит, объясняя, как поднять чужую машину в небо. А
потом укажет дорогу к нужной планетной системе. Той самой, где находились объекты, которые должны были уничтожить земляне.
Вместо этого майор очутился возле своего дома. Причем в этот раз он не был прозрачным, воздушно-невесомым. Он вернулся домой именно как
человек. Казаков ухватился за ручку двери, потянул. Дверь в подъезд скрипнула – обычно, буднично. Так было тысячи раз, наверное. Но не в
два последних посещения, когда Владимир – дуновением ветра – проникал в холл через неплотно прикрытые створки.
В подъезде было темновато. Как обычно, лампочка на первом этаже отсутствовала. Если жильцы прочих этажей сами – не дожидаясь милости от
жилконторы – регулярно ввинчивали лампы, то на первом этаже это было некому сделать. Квартиры начинались со второго, а тут размещалась
дворницкая да недавно появившиеся «модерновые» почтовые ящики из блестящего металла.
Майор неторопливо, внимательно оглядывая каждую мелочь, поднялся по лестнице до третьего этажа. Если бы кто-то спросил офицера, почему он
так задерживается возле любого грязного оконца, на каждой лестничной площадке, он бы, наверное, смутился.
Если бы кто-то спросил офицера, почему он
так задерживается возле любого грязного оконца, на каждой лестничной площадке, он бы, наверное, смутился. В самом деле, трудно объяснить
тем, кто никогда не покидал Землю, что такое вернуться домой. Читать надписи на стенах, – и свежие, и уже покрытые краской, – оставленные
бесчисленными поколениями дворовой шпаны. Вглядываться в чужие квартиры. С восторгом понимать – там люди. Люди. Родные. Свои. Не чужие.
Владимир Казаков, потоптавшись возле квартиры, в которой они с Людмилой прожили более десяти лет, позвонил. Ключей в кармане не нашлось.
Потому он просто несколько раз вдавил кнопку, веря в то, что его ждут.
Дверь распахнулась, очень быстро, неожиданно для него. Людмила стояла на пороге.
– Здравствуй! – сказал Владимир. – Вот я. Вернулся…
Женщина не бросилась ему на шею, не заплакала. Как-то странно посмотрела на мужа, тихо, отступила назад:
– Входи!
И он вошел в собственный дом. Повозился в небольшой прихожей, стаскивая запыленные армейские ботинки, в которых прошагал десятки километров
по «макетам» на чужой планете. Не стал надевать тапки и прошел в спальню. Квартира была небольшой: комната старшей дочери, Насти; общая
комната, она же гостиная, где до поры до времени спала маленькая Вероника; и третья, в которой обитали Владимир и Людмила. Вернее, бо€льшую
часть года – Людмила. Ведь главы семьи постоянно не было дома.
– Я долго? – спросил Казаков, когда жена примостилась у окна, на стуле.
Словно бы и не минуло бездны времени и событий с того момента, как группу спецназовцев в Грузии атаковало НЛО.
– Мы тебя ждали, – ответила супруга.
Никакой торжественности, театрального вскидывания рук, платочков у глаз. Оба давно привыкли к разлукам и неожиданным возвращениям, за
многие годы супружеской жизни это стало нормой.
– Как дочки? – спросил Владимир.
– Старшая на дне рождения у подруги, – быстро ответила Мила. – Долго меня упрашивала, я разрешила до одиннадцати вечера. Скоро должна
вернуться. Олег Мыскин, мальчишка из класса, обещал проводить Настасью до дома.
– Не рано ей? – строго спросил майор.
«Чего рано? – хотела переспросить Людмила. – До одиннадцати гулять? Или чтоб мальчик провожал?»
Но вслух сказала другое:
– Ей скоро тринадцать лет, Володя. Теперь молодежь по-другому жить привыкла, не так, как в наше время.
– Да, – помялся Владимир.
Возможно, он был чересчур строг. Время нынче и впрямь другое.
– А как Ника?
– Спит.
– Слушай! – оживился Казаков. – Ты не поверишь! Представляешь, там, где я находился последнее время, со мной была такая же игрушка, как у
Вероники. Ну, точная копия!
– Знаю, – тут же ответила супруга. – Плюшевый котенок. Барсик.
Майор вздрогнул, выпрямился, провел ладонью по волосам:
– Мила! Откуда ты узнала?
– От Вероники, – объяснила жена. – Она говорит: взяв в руки котенка, видит тебя и твоих друзей. Потому что Барсик – он и тут, и там.
– А где я был, она не говорила? – спросил Владимир, плохо понимая, как ребенок мог видеть то, что не дано и взрослым.