Эрагон. Брисингр - Кристофер Паолини 16 стр.


То, что он мог печалиться о конце такой ужасной миссии, ужаснуло Эрагона, и он поклялся избегать совершения такой же ошибки еще раз. Я отказываюсь стать настолько привязанным к моей борьбе против Империи, Муртага и Гальбаторикса, чтобы мне не хотелось идти дальше к чему-то еще, когда и если время настает — или хуже, чтобы мне хотелось продлить конфликт скорее, чем приспособиться к тому, что происходит потом. Он решил затем оттолкнуть свое скверное (никуда ни годное) сожаление и сконцентрироваться вместо этого на своем облегчении: облегчение, что он освободился от мрачных потребностей своих самоналоженных поисков и что его единственными оставшимися обязательствами были эти рожденные его текущим положением.

Приподнятое настроение сделало его шаги более легкими. С раззаками покончено, почувствовал Эрагон, словно он смог, наконец, сделать жизнь для себя основывающейся не на том, кем он был, а на том, кем он стал: всадником.

Он улыбнулся неровному горизонту и засмеялся, когда побежал, безразличный к тому, мог ли кто-нибудь услышать его. Его голос прогремел тут и там the draw, и вокруг него, все казалось новым, красивым и полным обещания.

6. Пройти путь в одиночку

В животе у Эрагона урчало.

Он лежал на спине, ноги прижаты и согнуты в коленях - его бедра ныли от путешествия с таким тяжелым грузом, какого он никогда не носил прежде — когда громкий грохот вырвался из его внутренностей.

Звук был настолько неожиданным, что Эрагон подскочил, нащупывая свой посох.

Ветер свистел через пустынные земли. Солнце село, и в его отсутствие все было синим и фиолетовым. Ничто не перемещалось, если бы не трепещущие лезвия травы и Слоан, пальцы которого медленно раскрывались и закрывались в ответ на видения в его зачарованной дремоте. Резким ударом холод объявил о прибытие истинной ночи.

Эрагон расслабился и позволил себе слабо улыбнуться.

Его веселье скоро исчезло, когда он начал рассматривать источник своего дискомфорта. Борьба с Раззаками, использование многочисленных заклинаний и перенос Слоана на плечах в течение большей части дня пробудили в Эрагоне голод, он вообразил, что, если бы он имел возможность путешествовать назад во времени, мог бы съесть весь банкет, который приготовили в его честь во время посещения Тарнага. Воспоминания о том, как жареный Награ - гигантский боров, пах — горячий, острый, приправленный медом и специями, с капающим топленным свиным салом было достаточно, чтобы увлажнить его рот.

Проблема была в том, что у него не было никакого провианта. Воду можно была легко добыть; он мог вытянуть влагу из почвы в любой момент. Найти пищу в этом пустынном месте, однако, было не так уж и трудно, но это ввело его в моральную дилемму, которой он надеялся избежать.

Оромис посвятил многие уроки различным климатическим условиям и географическим областям, которые существовали всюду в Алагейзии. Таким образом, когда Эрагон покинул их лагерь, чтобы исследовать окружающие территории, он был в состоянии идентифицировать большинство растений, с которыми он столкивался. Немногие были съедобны, а те, что были, не являлись достаточно большими и питательными, чтобы из них можно было собрать еду для двух взрослых мужчин за разумное количество времени. Местные животные наверняка скрывали тайники с запасами семян и фруктов, но он понятия не имел, где начать искать их. И при этом он не считал вероятным, что мышь пустыни накопит больше нескольких горстей пищи.

У Эрагона оставалось всего лишь два варианта, ни один из которых не нравился ему. Он мог бы, как и прежде, вытянуть энергию из растений и насекомых вокруг их лагеря. Если бы он поступил так, то расплатой оказалось пятно смерти на земле, где не осталось бы ничего живого, даже крошечных организмов в почве. Не смотря на то, что это могло бы продержать его и Слоана на ногах, переливание энергии было далеким от удовольствия, поскольку оно не способствовало заполнению их животов.

Или же он мог бы поохотиться.

Эрагон, хмурясь, крутил наконечник своего посоха в земле. После разделения мыслей и желаний с многочисленными животными, мысль съесть кого-нибудь из них вызывала отвращение. Однако, он не собирался ослаблять себя и, возможно ,позволять Империи захватить себя в плен только потому, что он путешествовал без ужина, чтобы спасти жизнь кролика. И как заметили Сапфира с Рораном, каждое живое существо выживает поедая кого-то еще.

«Наш мир жесток, - думал он, - и я не могу измениться, как это сделали... эльфы, может это и правильно не есть мяса, но в настоящий момент мы очень сильно нуждаемся в нем. Я отказываюсь от чувства вины, если обстоятельства принуждают меня к этому. Это не преступление наслаждаться кусочком бекона или форели, или чем-нибудь еще.»

Он продолжал убеждать себя различными аргументами, но все они лишь внушали неприятные ощущения в области кишок. В течении почти получаса он находился в плену своих мыслей, неспособный сделать то, что, как утверждала его логика, было необходимо. Когда он понял, как поздно уже было, Эрагон отругал себя за напрасно потраченное время: он нуждался в каждой минуте отдыха, которую мог бы получить.

Обворовав/обделив себя, Эрагон отвлекся от собственных мыслей и начал исследовать землю, пока не определил местонахождение двух больших ящериц, что вились в песчаном логове; и колонию грызунов, которые напомнили ему помесь крысы, кролика и белки.

-Дейя (Deyja), - произнес Эрагон и убил ящериц и одного из грызунов. Они умерли быстро и без боли, но у него все еще сводило зубы, поскольку он погасил яркий огонь их умов.

Ящериц он достал вручную, переворотив камни, которые скрывали их внизу. Грызуна, однако, он извлек из логова с помощью волшебства. Он делал все возможное, чтобы не потревожить других животных, вынимая тела на поверхность. Знание того, что невидимый хищник может убить их в своих самых секретных тайниках/укрытиях, казалось, сильно напугало животных.

Он распотрошил и очистил ящериц и грызуна, закапывая отбросы достаточно глубоко, чтобы скрыть их от падальщиков. Собирая тонкие, плоские камни, он построил маленькую духовку, зажег огонь между ними и начал готовить мясо. Без соли он не мог должным образом приготовить блюдо, но некоторые из знакомых трав выпускали приятный запах, тогда он протер их между пальцами, а затем втер и напичкал ими тушки.

Будучи меньшим по размеру, грызун был приготовлен первым. Снимая его с лесной духовки, Эрагон поднес мясо ко рту. Он скорчил рожу и остался бы во власти отвращения, если бы не ящерица на огне(?). Эти два дела отвлекали его достаточно, чтобы без размышлений повиноваться жужжащей команде в своей голове и начать есть.

Первый укус был ужасен: он всовывал тушку себе в горло, и вкус горячего жира угрожал тошнотой. Тогда он задрожал и сухо сглотнул дважды - тошнота прошла. После этого стало легче. Он был фактически благодарен, что мясо было довольно мягким, а отсутствие аромата помогло ему забыть о том, что он жевал.

Он поглотил всего грызуна и затем часть ящерицы. Отрывая последний кусочек плоти от тонкой бедренной кости, Эрагон удовлетворенно вздохнул, а затем, поколебавшись, огорчился из-за того, что понял несмотря ни на что, он насладился едой. Он так хотел есть, что скудный ужин показался восхитительным, как только Эрагон преодолел свои запреты.

«Возможно, - он размышлял, - возможно когда я вернусь... если я буду за столом с Насуадой или Королем Орином, и мне предложили бы мясо… возможно, если бы я чувствовал себя подобно этому и было бы грубо отказывать, я мог бы несколько раз укусить… Я буду есть все то, что привык, но и при этом я не буду столь же строг как эльфы. Мера - более мудрая политика, нежели фанатизм, я думаю».

Благодаря свету от углей в духовке Эрагон рассмотрел руки Слоана; мясник находился в одном или двух ярдах от него там, где Эрагон разместил его прежде. Множество тонких белых шрамов перекрещивали его длинные, костистые пальцы, их негабаритные суставы и длинные ногти, которые, когда-то были ухоженными в Карвахолле, но теперь стали слоистыми, поломанными с накопленной под ними грязью. Шрамы свидетельствовали об относительно немногих ошибках, которые Слоан совершил в течение десятилетий. Его кожа сморщилась, провисла и выпирали вены, подобные червям, все мускулы внизу были тверды и скудны(?).

Эрагон сидел на земле и тер руками колени.

- Я не могу позволить ему уйти, - пробормотал он. Если он отпустит его, Слоан разыщет Катрину и Рорана… Это не то, чего хотел бы Эрагон. Кроме того, даже при том, что он не собирался убивать Слоана, он полагал, что мясник должен быть наказан за свои преступления.

Эрагон не был близкими другом Бэрда, но он знал, что тот был хорошим человеком, честным и спокойным, и он вспоминал жену Бэрда, Фелду и их детей с такой же нежностью, как и Гэрроу с Рораном. Эрагон ел и спал в их доме несколько раз. Смерть Бэрда тогда стала ударом для Эрагона, особенно жестоким ударом, и он чувствовал, что семья сторожа заслужила правосудия, даже если они никогда не узнают об этом.

Назад Дальше