Эрагон никогда не изучал чьи-то истинные имена прежде. Он всегда ожидал, что, если бы знал чье-то имя, то это был бы подарок кого-то, о ком он заботился. Получение истинного имени Слоана без его собственного согласия было таким поворотом событий, к которому Эрагон был не готов и сомневался, как с ним поступить. Это удручало Эрагона, чтобы предположить истинное имя Слоана, он должен был понять мясника лучше, чем он мог бы сделать это сам, поскольку у него не было ни малейшего представления, каково его собственное истинное имя.
Осознание этого было не особо комфортным. Он подозревал, что –из-за природы его врагов — не знание самого себя, могло бы, впоследствии, оказаться фатальным. Он поклялся, тогда, посвятить больше времени самоанализу и раскрытию своего истинного имени.
«Возможно, Оромис и Глаедр могли бы рассказать мне, как сделать это», - подумал он.
Истинное имя Слоана пробудило внутри Эрагона сомнения и беспорядок, но она же и подала идею, как дальше поступить с мясником. Даже когда у него появилась идея, ему все равно потребовалось десять минут, чтобы проработать все мелочи в плане и удостовериться, что все сработает так, как он рассчитывает.
Слоан (?)наклонил свою голову, когда Эрагон встал и вышел за пределы их лагеря в звездные земли.
- Куда ты идешь? - спросил Слоан.
Эрагон не ответил.
Он блуждал по дикой местности, пока не нашел низкий, широкий камень покрытый струпьями лишайника с шаровидной выемкой в середине.
- Adurna risa(Адурна Риза), - сказал он. Вокруг камня бесчисленные крохотные капельки воды фильтровались сквозь почву и соединялись в безупречные серебряные трубы, которые текли по краю камня вниз в выемку. Когда вода начала выливаться за пределы и возвращаться в землю, только чтобы не попасть в ловушку собственной магии, Эрагон завершил поток волшебства.
Он ждал, пока поверхность воды не станет идеально гладкой — такой как зеркало, он так и стоял перед ним, пока выемка с водой не начала походить на бассейн со звездами — и затем сказал:
- Draumr kopa (Драмр Копа), - и много других волшебных слов, которые позволили бы ему не только, видеть, но и говорить с другими на расстоянии. Оромис преподавал ему преобразование поиска за два дня до того, как он и Сапфира покинули Элесмеру и отправились в Сурду.
Вода стала полностью черной, как будто кто-то погасил звезды подобно свечам. Некоторое время спустя, овальная форма украсила середину воды, и Эрагон увидел интерьер большой белой палатки, освещенной бесстрастным светом от красного Ирисдар, одного из волшебных фонарей эльфов.
Обычно, Эрагон был бы неспособен увидеть человека или место, которое он не видел прежде, но бокал наблюдения эльфов был околдован так, чтобы передать изображение окружающей его среды любому, кто связывался бы с бокалом. Аналогичным заклинанием Эрагон спроектировал изображение себя и окружающего на поверхность бокала. Договоренность позволяла незнакомцам связываться друг другом из любого места в мире, это способность была очень полезна во времена войны.
Высокий эльф с серебряными волосами, в боевой броне появился в поле зрения Эрагона, и он признал лорда Дётхедра, советника Королевы Имиладрис и друга Арьи. Если Дётхедр и был удивлен увидеть Эрагон, то он не подал вида; он наклонил свою голову, прикоснулся двумя пальцами правой руки к губам, и ритмичным голосом произнес:
- Атра истерни оно тхелдуин, Эрагон Шуртугал.
Мысленно готовясь к разговору на древнем языке, Эрагон дублировал жест пальцами и ответил:
- Атра дю ивариниа оно варда, Детхедр-водхр.
Продолжая на родном языке, Дётхедр сказал:
- Я рад узнать, что с тобой все в порядке Губитель Шейдов. Арья Дрётнинг сообщила нам о твоей миссии несколько дней назад, и мы были очень заинтересованы в вашей с Сапфирой задаче. Я полагаю, потерь нет?
- Нет, но я столкнулся с непредвиденной проблемой, и если бы я мог, я бы проконсультировался с Королевой Имиладрис и взыскал к ее мудрости в этом вопросе.
Кошачьи глаза Дётхедра сощурились, становясь двумя угловыми разрезами, которые дали ему жестокое и непонятное выражение.
- Я знаю, что ты не просил бы об этом, если бы это было не важно, Эрагон-водхр, но остерегайся: оттянутый выстрел может так легко достичь и ранить лучника, как если бы он сам запустил стрелу… Если это так важно, жди, я спрошу о королеве.
- Я буду ждать. Спасибо за помощь Дётхедр-водхр. - когда эльф отвернулся от бокала наблюдения, Эрагон поморщился. Он не любил формальность эльфов, но еще больше, он очень не хотел интерпретировать их загадочные фразы.
«Он предупреждал меня, что возникновение заговора вокруг королевы - опасное времяпрепровождение- или что Имиладрис is a drawn bow about to snap? Или он подразумевал что-то еще»?
«По крайней мере я в состоянии связаться с эльфами», - подумал Эрагон. Защита эльфов препятствовала тому, чтобы кто-то пробрался в Дю Вельденварден волшебными способами, включая наблюдение сквозь воду на расстоянии. Пока эльфы оставались в их городах, можно было общаться с ними только, посылая посыльных в лес. Но теперь, когда эльфы находились в движении и покидали тени их черных вековых сосен, многочисленные заклинания больше не защищали их, поэтому было возможно использовать устройства, такие как бокал наблюдения.
Эрагон начинал волноваться все сильнее и сильнее пока минуты, одна за другой, протекали мимо.
- Ну давайте же, - бормотал он. Он быстро огляделся вокруг, чтобы удостовериться, что ни один человек или животное не приближаются к нему, в то время как он всматриваетсяся в лужицу воды.
Со звуком похожим на рвущуюся ткань, входная откидная створка палатки открылась, поскольку Королева Имиладрис оттолкнула ее и направилась к бокалу наблюдения. Она была одета в яркий корсет золотой чешуйчатой брони, отделанные кольчугу и наголенники и красиво украшенный опалами и другими драгоценными камнями шлем — который сдерживал ее плавные черные локоны. Красный плащ, с белой подкладкой, вздымался на ее плечах; это напомнило Эрагону начало шторма. В левой руке Имиладрис держала оголенный меч. Ее правая рука была пуста, но она была в чем-то темно-красном, и за секунду, Эрагон понял, что это капающая кровь покрыла ее пальцы и запястье.
Имиладрис соединила узкие брови, рассматривая Эрагона. С таким выражением лица она имела поразительное сходство с Арьей, хотя ее статус и манеры были более внушительными, чем у ее дочери. Она была красива и ужасна, как ужасная богиня войны. Эрагон коснулся губ пальцами, затем повернул его правую руку около груди в жесте эльфийской лояльности и уважения и произнес традиционную приветственную речь, говоря первым, как надлежало обращаться к высшим чинам. Имиладрис ответила, и в попытке понравиться ей, продемонстрировать свои знание, Эрагон, закончил дополнительной третьей линией приветствия:
- И пусть мир живет в твоем сердце.
Свирепая поза Имиладрис слегка смягчилась, и слабая улыбка коснулась ее губ, как будто признав его маневр.
- И в твоем тоже, Губитель Шейдов. - В ёе низком голосе прозвучали намеки шелеста сосновых игл и булькающих ручьев и музыки, играемой на трубах тростника. Вкладывая в ножны свой меч, она прошла через палатку к откидному столику и встала под углом к Эрагону, поскольку она смывала кровь со своей кожи водой из кувшина.
- Боюсь в эти дни трудно добиться мира.
- Борьба тяжела, Ваше Величество?
- Скоро будет. Мои люди сосредотачиваются вдоль западного края Дю Вельденвардена, где мы будем готовиться убивать и умирать, пока мы близки к деревьям, которые мы так любим. Мы - разбросанная раса и не идем рядами как другие — из-за ущерба, который это причиняет земле — таким образом, это займет время, чтобы собраться из отдаленных частей леса.
- Я понимаю. Только... - Он искал способ задать свой вопрос, не будучи при этом грубым. - Если борьба еще не началась, я не могу не задаться вопросом, почему Ваша рука окрашена запекшейся кровью.
Стряхивая водные капельки со своих пальцев, Имиладрис сняла свое прекрасное золотисто-коричневое предплечье для осмотра Эрагоном, и он понял, что она была моделью для скульптуры двух сплетенных рук, которая стояла на лестничной площадке его дома-дерева в Эллесмере.
- Окрашено не более. Единственные листья крови находятся на ее душе, не на ее теле. Я сказала, что борьба возрастет в ближайшем будущем, не что мы должны были все же начать.
Она потянула рукав своего корсета, и туника внизу отступила к ее запястью. От украшенного драгоценными камнями пояса, обернутого вокруг ее тонкой талии, она сняла рукавицу, сшитую серебряной нитью и надела на руку.
- Мы наблюдали за городом Кевнон, так как мы намереваемся напасть на него первым делом. Два дня назад, наши смотрители обнаружили команды мужчин с мулами, путешествующих из Кевнон в Дю Вельденварден. Мы думали, что они хотели собрать древесину у края леса, как они часто это делали. Мы терпели это, у людей должен быть лес , деревья в пределах края молоды и почти вне нашего влияния, и мы не хотели выдавать себя прежде. Команды не останавливались на окраине, как бы то ни было. Они прятались далеко в Дю Вельденварден, следуя тропинкам, которые, по-видимому, были им знакомы. Они искали самые высокие, самые толстые деревья из всех, столь же старые как сама Алагейзия, деревья, которые были древними и полностью выращенными, когда гномы обнаружили Фартхен Дур. Они нашли их, и начали вырубать, и нести вниз. - Ее голос слегка колебался от гнева. - От их заметок мы учли, почему они были здесь. Гальбаторикс хотел самые большие деревья, которые он мог бы приобрести, чтобы заменить двигатели осады и тараны, которые он потерял во время сражения на Пылающих Равнинах. Если бы их повод был чист и честен, то мы, возможно, простили потерю одного монарха нашего леса. Возможно даже двух. Но не восьми или двадцати.