Лицо ее осветилось свирепой радостью.
– Ну, держись, красавчик!
Не зная, чего ждать от удивительной женщины, я взвинтил, как мог, метаболизм, стало жарко, а в лицо бросилась кровь, но теперь я соображал
и двигался быстрее, меч Боудеррии обрушивается то справа, то слева, она закручивала финты, пыталась бить быстро и жестоко, но, не сумев
пробить защиту, сама до предела ускорила темп, снова рубила справа и слева, старалась поймать на обманные удары, а я следил внимательно,
особенно коварные выпады направляет мне в живот, умеет бить, как шпагой, что с тяжелым мечом непросто, но именно благодаря его тяжести я
всякий раз успевал либо отводить лезвие в сторону, либо чуть сдвигаться сам, так что ее меч скользил мимо, не задевая даже камзол.
Она разогрелась так, что вся заблестела от пота, красивое мускулистое тело стало еще более рельефным и выставочным. Дыхание идет хрипло и
учащенно, даже движения начали замедляться, а на лице впервые появилось озабоченное выражение.
– Дорогая, – сказал я, – ты слишком высоко поднимаешь лезвие при замахе.
– И… что? – прохрипела она.
– Я мог бы трижды поразить в твою волосатую подмышку. Очень волосатую…
Она сцепила зубы и попробовала потеснить меня, на этот раз я не стал пятиться, отбивал удары, а когда она провалилась при слишком сильном
выпаде, шлепнул мечом плашмя по ее оттопыренной заднице.
Ее лицо перекосилось в ярости.
– А вот за это я тебя убью!
– Если бы могла, – напомнил я, – ты бы уже сделала. Думаешь, я не понял, что дерешься всерьез?
Она отступила на шаг, глаза горят злостью, наконец опустила меч и оперлась, уткнув острие в землю. Грудь вздымается бурно, капли пота
стекают по лицу.
– И ты… – сказала она хриплым прерывающимся голосом, – все-таки… дрался…
– А почему бы и нет?
– Дрался, – повторила она чужим голосом, – не всерьез?
– Как я мог? – сказал я галантно. – Меня очаровали твои волосатые подмышки!
Она поморщилась, ненависть в глазах мелькнула лишь на миг, исчезла, оставив усталость и то выражение, когда человек еще не сломлен, но
признает поражение.
– Ты… – сказала она, все еще успокаивая дыхание, – в самом деле… великий воин.
Я покачал головой.
– Уже нет.
– Что случилось?
– Стал политиком, – объяснил я. – Политики всегда загребают жар чужими руками, а на смерть отправляют других. Смерть для меня уже не
убийство, а так… статистика.
Она переспросила тупо:
– Статистика?
– Да, – подтвердил я. – Это когда убиваешь не одного, а хотя бы пару тысяч. А лучше пару десятков тысяч. Это да, мои масштабы. Скоро буду
считать сотнями тысяч, вот это мое светлое будущее!
Она смотрела с отвращением, потом во взгляде появилось сомнение, мужчины всегда в той или иной мере издеваются над женщинами, ибо чувствуют
свою ущербность и нуждаются в постоянном подтверждении собственного превосходства.
Я сказал дружески:
– Мужчины после такой сшибки обычно идут вместе пить. Но ты не пьешь?
Она посмотрела хмуро.
– Правда?
– Мне так показалось, – признался я. – У тебя такое одухотворенное лицо и такие волосатые подмышки…
– Я пью, – ответила она с вызовом. – Хоть и не так, как вы, грязные свиньи.
– А как? – спросил я. – Каким местом?
– Я не упиваюсь, – пояснила она раздраженно.
– Прекрасно, – сказал я с облегчением.
– А как? – спросил я. – Каким местом?
– Я не упиваюсь, – пояснила она раздраженно.
– Прекрасно, – сказал я с облегчением. – Не придется тащить тебя пьяную в казарму. Ты живешь в казарме?
– У меня своя большая и красивая комната во дворце.
– И большая кровать? – спросил я.
Она посмотрела со всей надменностью.
– Большая. Но тебе в ней не валяться.
– Да я и не мечтал, – сказал я поспешно и содрогнулся: – Но тебя же надо, пьяную, уложить куда-то… раздеть…
Она фыркнула.
– Мечтай-мечтай. Но вообще-то не откажусь от чаши вина. Одной, не больше.
– Больше и не дам, – сообщил я. – Тебе какую, с ведро?
– С ведро, – согласилась она. – А тебе с корыто?
Я засмеялся и дружески обнял ее на плечи. Она дернулась, но стерпела, в моем жесте нет ничего от мужских щупающих лап, просто рядом
приятель, с которым хорошо проводим время. И к которому обращаться на «вы» было бы грубостью.
Глава 9
В таверне дым коромыслом от подгоревшего мяса, пахнет жареным луком, народ за столами буйный и голосистый, где-то спорят, где-то поют, и
все пьют, как кони, трое суток скакавшие по жаркой пустыне.
Боудеррия согнала двух, занявших чистый стол у окна, тяжело уселась, помахала рукой трактирщику.
– Мне… сам знаешь чего. И моему спутнику.
Трактирщик угодливо поклонился, но смотрел не на нее, а с большой опаской на меня.
– Да, конечно… Но это же… человек из-за Рога?
Боудеррия буркнула:
– Видишь, все говорят только о вас. А по мне так, подумаешь, цацы… Хотя да, если там и другие так владеют мечом…
– Нет, – признался я скромно. – Я лучший в обоих королевствах.
– От скромности не умрешь, – проворчала она.
Перед нами поставили две миски с горячей гречневой кашей, жареной бараниной и кувшин с вином. Хозяин лично принес, вытирая на ходу чистым
полотенцем, две медные чаши.
Я сказал дружески:
– Просвети меня, что здесь происходит. В королевстве, в столице, во дворце. Король здесь хорош, но он говорит то, что надо говорить, такие
же у него и придворные. Ты тоже, понятно, не скажешь чистую правду, но я могу сравнить взгляды с разных точек и постараться понять, как оно
на самом деле.
Некоторое время она в самом деле добросовестно просвещала, и, как я понял, не врала. Есть такие простые люди, говорят правду не от
убеждений, а от простоты и цельности характера. Их мир устойчив, эти люди востребованы, они надежные друзья, но своим доверием так просто
не бросаются.
– Тебе еще, – предостерегла она в конце, – придется столкнуться с герцогом Хорнельдоном. Думаю, весть о гибели Суллинга и Унгера уже
достигла его владений. И хотя он не очень любит покидать свой замок…
– Почему? – спросил я быстро. – Чего-то боится?
Она посмотрела насмешливо.
– Ищешь уязвимые места? Нет, просто… ленив. Любит поесть, выпить, поспать. Зело дороден. Но оружием владеет неплохо. Скоро будет здесь. Он
просто обязан отыскать тебя и покарать за гибель своих людей.
Дрожь прошла по моему телу, я пробормотал:
– Судя по твоему описанию, он достаточно разумный человек. И без лишних амбиций, что так мешают всем нам жить. Я надеюсь ему объяснить, что
его люди сами виноваты.
Она поморщилась.
– С луны упал? Он это и сам знает, это же его люди. Это все знают. Но они свои, понял? Он просто обязан отомстить. Иначе сам будет покрыт
позором.
Я залпом осушил половину чаши, вино приятной холодной струей охладило гортань, а в желудке потяжелело.