— Верны своему господину, хоть и знают, что тот убит.
— Даже у такой сволочи, как Руаяль, — сказал я, — в этом мире есть верные люди. Хотя вообще-то не должны. Это собака верна своему хозяину в
любом случае, каким бы тот мерзавцем ни был! И она не виновата. Но человек не должен уподобляться…
Один из стоявших на коленях вскричал:
— Погодите! Что вы хотите? Я — рыцарь! Я благородный человек! Я верен своему сюзерену!
— С благородных спрашиваем вдвое, — отрезал я. — Сэр Ульрих, распорядитесь… Это теперь моя земля, а эти люди — преступники. Поступайте с
ними, как положено.
Пленный рыцарь понял, что верность осталась неоцененной, прокричал, безуспешно вырываясь из рук стражников:
— Но как же милосердие? Вы же говорили о милосердии!
Ульрих и Ангелхейм посмотрели на меня в изумлении. Я переспросил заинтересованно:
— Я говорил?
Пленник помотал головой.
— Церковь говорит! — выкрикнул он торопливо. — Церковь глаголет о милосердии! А вы же церковник!
— Эра милосердия придет, — пообещал я со вздохом, — когда постареют люди и опекающая их церковь. Но я молод, а молодость живет
справедливостью. Церковь тоже, слава Богу, еще молодая, злая и малость безрассудная… Эй, этого повесить, остальных зарубить на месте. И…
поехали, поехали дальше.
Над пленными засверкали мечи, сэр Ульрих проворчал с удовлетворением:
— Это по справедливости.
— И никакого милосердия к преступникам! — добавил Ангелхейм.
Я покосился на его чистое улыбающееся лицо.
— Да, вы правы, дорогой друг. Пока никакого.
Мы оставили разведчиков завершать расправу, Ангелхейм пару раз заинтересованно оглянулся, а Ульрих проворчал:
— Как мало народу надо… Того и гляди, назовут вас Милосердным. Ричардом Милосердным!.. Тьфу, стыд какой. Видите, сэр Ричард, как превратно
иные понимают такое незнакомое слово, как милосердие. Надо осторожнее с высокими понятиями.
Ангелхейм заметил рассудительно:
— Но сэр Ричард и так неосмотрительно милосерден. Когда другие вешают по двадцать человек, он только по пятнадцать. А то и, стыд какой,
вообще не больше десятка!
— Да, — сказал сэр Ульрих, — это сразу заметно.
Я привстал в стременах, навстречу гигантскими прыжками несется Бобик с задавленным оленем в зубах и недоумением в глазах: почему так
медленно?
— Прости, — сказал я ему, — все никак не расстанусь с друзьями. Но вообще-то пора. Сэр Ульрих, сэр Ангелхейм! Передайте мои извинения
остальным рыцарям, но я изнемогаю от нетерпения. Мой конь уже нехорошо ругается, что тащимся так медленно. Он молчит, но я все слышу. А
Бобик? Посмотрите на Бобика! Он кричит, что я должен поспешить в Брабант, чтобы вам подготовить достойную встречу! Да-да, для вас
старается, негодяй.
Они помрачнели, а Ульрих сказал со вздохом:
— Спасибо, сэр Ричард, что проехали с нами почти полдня! Я, честно говоря, ожидал, что умчитесь сразу, как захватим замок и освободим
благородного герцога.
— Я тоже, — сказал Ангелхейм серьезно. — Либо сэр Ричард устал трудиться, либо ему наше боевое братство с каждым днем все ближе.
Ветер свистел в ушах, я зарывался в гриву, чувствуя себя как будто накрыло плотным бронебойным куполом. Сверху только ревет и воет, но уже
не пытается подцепить меня и выбросить из седла. Бобик ухитряется мчаться впереди, черная шерсть медленно коричневеет, потом стала
багровой, наконец засветилась тонкими рубиновыми нитями.
Я не успел заорать, что надо остановиться, а то загорится от трения, впереди начала быстро расти каменная стена Великого Хребта.
Я не успел заорать, что надо остановиться, а то загорится от трения, впереди начала быстро расти каменная стена Великого Хребта. Зайчик сам
сбросил скорость, а когда показалась черная дыра Тоннеля, мы уже неслись к ней, почти неотличимые от всадника на очень быстром коне с очень
быстрой и очень крупной собакой.
Я недолго вроде бы пробыл на этой стороне, но за это время прибавилось охраны, появились еще две башенки, а между ними широкий навес из
толстых досок прямо над входом в Тоннель. Не навес даже, а добротный мост, а уж что на нем за ящики, корзины и бочки — можно только
догадываться, глядя на мрачных монахов с очень недоверчивыми лицами.
— Сэр Ричард, — сказал монах в первом ряду то ли обороны, то ли досмотра, — мы рады вашему возвращению… Взгляните вон в эту святую книгу…
да-да… спасибо… Ничего не чувствуете? Хорошо… а теперь прочтите вот эти слова…
Я проделал все и поинтересовался:
— А с неграмотными как?
Он ухмыльнулся.
— Их проверяют более простыми методами. И вообще с ними проще…
— Не опасно снижать требования? — спросил я.
Он покачал головой.
— Нежить в личине простого крестьянина менее опасна, чем в облике лорда.
— Ну да, понятно… Много выявили?
Он нахмурился, кивнул.
— Первые дни и даже недели никого не было. А сейчас началось. Дня не проходит, чтобы одного-двух не поймали… И с каждым днем становится все
больше.
— И все хитрее, — сказал я.
Жесткая улыбка раздвинула его бледные губы.
— Оружейник делает острее меч, бронник тут же укрепляет щит.
Второй ряд просканировал меня по другой методике, а третий — по третьей, еще более замысловатой. Зайчик и Бобик на этот раз отделались
простым осмотром, на что я не преминул указать, их тоже можно незаметно подделать так, что я сам не замечу.
Монах посмотрел уважительно, что-то черкнул в толстой книге и кивнул стражам. Тяжелая баррикада легко сдвинулась в сторону, хотя я не
заметил ни веревок, ни каких-либо хитрых штук. Зайчик ржанул и пошел в Тоннель, Бобик обогнал снова и пропал в темном зеве.
Я помахал рукой.
— Совершенствуйте щиты, святые отцы!.. Прогресс не стоит на месте!
— Благослови вас Господь, сэр Ричард!
Глава 4
Сверкающая точка превратилась в огненный шар, налетела, ударила, и мы выметнулись в яркий мир палящего света, горячих камней,
ослепительного неба, почти белого, так мало в нем голубизны. Дорога не пошла навстречу, а понеслась вскачь между сдвинутых с пути глыб в
сторону моря, как угадывается по чуть-чуть влажному воздуху с той стороны.
Бобик иногда останавливался и оглядывался, морда ликующая, снова обгонял. Зайчик делал вид, что вообще не замечает это нечто несолидно
прыгающее, а когда Адский Пес понял, куда направляемся, ринулся с такой поспешностью, что из-под лап вылетели в нашу сторону крупные камни.
Показались знакомые стены гор, между ними просвет, как выглядит это издали, а когда все это приблизилось, стало видно, что проход надежно
перекрыт небывало высокой стеной, по бокам высокие башни, краями вросшие в каменные стены, а в середине стены чудовищные ворота, что все
равно кажутся мелкими в сравнении со всем этим великанством.
Зайчик все понимает, сбавил скорость, к воротам мы мчались красиво и бодро, тяжелым галопом, от которого дрожит земля. Бобик уже стоит,
приподнявшись на всех четырех и требовательно гавкает так мощно, что вздрагивают ворота.
Со стены и ворот закричали, калитка отворилась, когда мы были еще за пару сот ярдов, так что отворили не нам, а этому толстому гаду, что,
конечно же, сразу помчится на кухню с инспекторской проверкой.