Я чуть наклонил голову, он поднес кувшин к фужеру вильдграфа Зальц-Грумбаха.Из изящно
загнутого носика полилось горячее вино солнечного спектра, и снова я невольно подумал, что стекло слишком хрупкое, может лопнуть в грубых
лапах этих лордов, чьи пальцы привыкли сжимать рифленые рукояти тяжелых мечей.Вильдграф с недоверием посмотрел на легкий парок над фужером,
перевел взгляд, полный подозрения, на меня…— Подогретое вино?— Глинтвейн, — объяснил я. — Наш национальный напиток на Юге. Зимой, да еще в
такой снегопад… вам понравится.Он осторожно отхлебнул, прислушался к ощущениям, сделал еще глоток и задержал во рту, стараясь понять
странные и неведомые ощущения.— Что за добавки?Я отмахнулся.— Знаю только, что корица, гвоздика, лимонная корка, мед, черный перец,
душистый перец, еще какая-то хрень, это дело поваров и виноделов, а я… ха-ха!.. усердный потребитель.Маркграф Берген, глядя на соратника,
сделал глоток побольше, застыл, стараясь справиться с неведомым и не подать виду, что огорошен. Ему из того же кувшина фужер наполнился
горячим грогом, но я не стал разбавлять ром наполовину горячей водой, как требует рецептура, а просто добавил корицу, гвоздику, имбирь и
лимон, а также сахар, что в такую холодную погоду для организма как спасательный круг, брошенный утопающему в море.Норберт медленно перешел
на сторону барона Оберштайна и задержал пустой кувшин над его фужером. Я чуть прикрыл глаза, подавая знак, дескать, я готов. Норберт
наклонил изящный носик над краем тончайшего стекла.На этот раз струйка вина выглядит темно-коричневой, насыщенной, плотной, хотя это всего
лишь коньяк, правда очень старый, коллекционный. К счастью, мой метаболизм не только ускоряет заживление ран, но еще и бережет от простуд и
опьянения. Коньяк, которым я наполнил два фужера, барону и себе, для меня всего лишь эссенция виноградного сока, и, кроме жгучего вкуса,
ничего с тем прежним коньяком общего.Барон сделал большой глоток, задохнулся, лицо побагровело, едва-едва не закашлялся, глаза полезли на
лоб, но справился, начал отхлебывать мелкими глотками.Напряженное лицо расслабилось, наконец он проговорил с непонятным выражением:— А это
вино не подогревали, как вижу, однако в моих внутренностях теперь бушует пламя… Нет-нет, приятное такое пламя. Согревающее. Как вы это
делаете?Я небрежно отмахнулся.— А это все Юг, там много всякого… ну, делающего нашу суровую жизнь чуточку приятнее.Он чуть усмехнулся, но
глаза оставались настороженными.— Да, но… из одного кувшина разные вина?— Такие кувшины стоят дорого, — согласился я. — И продаются только
на самых больших базарах. Где появляются покупатели с немалыми деньгами… Так о чем вы пришли поговорить?Вильдграф сделал большой глоток и,
не выпуская из руки фужера, где на дне остается еще около трети глинтвейна, произнес намного более деловым голосом:— Мы прибыли поговорить
о взаимоотношениях. Сразу хочу предупредить, мы остаемся лояльными императору Мунтвигу! Это обсуждению и пересмотру не подлежит. Однако мы
хотим избежать неизбежных разрушений, грабежей, бесчинств и убийств…Он запнулся, посмотрел на меня настороженно: не слишком ли много
вывалил сразу.Я кивнул.— Продолжайте. Я тоже хочу избежать грабежей. Армия, которая начинает бесчинствовать, теряет управление. Это не в
моих интересах.Он посмотрел на своих за поддержкой, снова обратил взор на меня.— В Генгаузгузе, — сказал он чуть увереннее, — несмотря на
огромные запасы зерна, все же недостаточно продовольствия, чтобы кормить вашу армию всю зиму, а потом еще и весну.
Ваши войска вынуждены
будут разбрестись по окрестностям, что нежелательно как для вас, так и для нас…— Вы сформулировали все очень четко, — ответил я. — Что вы
предлагаете?Он чуть смешался, явно готовился подходить к этому вопросу долго и осторожно.— Мне трудно, — сказал он откровенно, — что-то
предлагать, так как я, вы верно сказали, человек войны. Но мои управители в один голос вопят, что нужно на каких-то условиях посылать вам
продовольствие, чтобы избежать неизбежных грабежей.Барон Оберштайн вставил осторожно:— Мы, как вы понимаете, в состоянии запереться за
крепкими стенами и держать оборону. Однако, как рыцари и христиане, мы обязаны защитить все наши села и деревни, а также мелкие города,
которые огорожены лишь простым частоколом для защиты от волков, лис и мелких грабителей.Маркграф вставил с пылом:— Если бы мы могли пойти в
бой и погибнуть, но спасти наших подданных, мы бы это сделали!..— Но это была бы бесполезная жертва, — сказал я с сочувствием. — Согласен,
ситуация неважная. Мы все за этим столом — люди войны и стремимся к жарким сражениям, подвигам, блеску мечей, грохоту топоров по щитам и
шлемам противника, крикам трупов и ручьям горячей хлюпающей крови под нашими подошвами. Желательно, чтобы по колено. По колено в крови —
это звучит и наполняет гордостью! Однако все мы — рыцари, а это значит, как вы правильно только что сказали, красиво и возвышенно, мы
должны защищать тех, кто сам защитить себя не в силах. Потому я готов к такому сдержанному сотрудничеству, которое не умаляет ни моей, ни
вашей чести, а также не задевает достоинства, а служит только спасению тех, кого мы обязаны защищать.Вильдграф Зальц-Грумбах перевел
дыхание, вытер вспотевший лоб. Я повел бровью в сторону Норберта, тот молча наклонил над его фужером носик кувшина.На этот раз я наполнил
доверху коллекционным коньяком. Вильдграф сграбастал фужер в широкую ладонь и одним глотком отправил в рот, закашлялся, глаза полезли на
лоб.Барон, что сразу понял по цвету, что его старшему соратнику наливают то же самое, что и ему, наблюдал с некоторым злорадством и
одновременно сочувствием.Отвлекая внимание от кашляющего и фыркающего вильдграфа, он проговорил сдержанно-деловито:— В какой форме это
можно устроить?— Вариантов много, — ответил я, — но не лучше ли оставить самый простой? Который никого не задевает и ни на кого не бросает
тень?.. Крестьяне будут привозить в город продукты, как и привозили. А мы будем платить по тем же ценам, что были здесь до нашего…
появления. Таким образом снимутся многие неудобные вопросы. Разумеется, никакого насилия над крестьянами чиниться не будет, это не в наших
интересах. Пусть война идет между армиями, не задевая тех, кто эти армии кормит и одевает.Вильдграф заметил осторожно:— Это приемлемый
вариант…— На данном этапе, — добавил я, помогая ему, — на данном этапе. А что будет потом, оставим будущему. Сейчас же вы и мы, как вы
заметили исключительно верно, заинтересованы в зимнем перемирии.Норберт снова неспешно, давая мне время сосредоточиться, наполнил их
фужеры, сам не зная, что наливает, а я сосредоточенно создавал ром, джин и виски.Маркграф Берген, которому достался старый выдержанный
джин, сперва понюхал, поинтересовался с видом знатока:— Вино из можжевельника? Удивительно…Я улыбнулся.— Да там много чего намешано. Вкус
на любителя, но в такую погоду нужно что-то крепкое.Он отпил, прислушался, невольно заулыбался.— Чудесный вкус… Я велю управителю пополнить
запасы моего винного погреба этим чудесным… как он называется?— Джин, — ответил я.