Никогда в жизни Тьиво не получила бы разрешения коснуться ее, живи она, как все. Богиня была холодна, как слежавшийся снег, хотя в ее глазах горел огонь. Внезапно тело Тьиво пронзила сладкая вспышка. Подобное ей довелось испытать лишь в объятиях любовника, и она не смогла сдержать крик любви и наслаждения.
Жрецы схватили ее и грубо оттащили прочь. Развернув Тьиво, они схватили ее за правую руку, желая рассмотреть ладонь. На пике упоения Тьиво на миг перестала воспринимать окружающее. Но наслаждение не могло длиться вечно, или она была не способна долго его выдерживать. Она пришла в себя, стоя одна посреди круга нервно бормочущих мужчин.
— Чудо богини, — донесся из-под маски гнусавый глухой голос Верховного жреца.
К Тьиво пришло какое-то знание. Она глянула на свою руку, все еще не решаясь сомкнуть ладонь. Ту слегка покалывало, словно она в самом деле коснулась ледяного снега. Увидев чистую кожу и осознав, что покалывание почти исчезло, Тьиво ощутила и другое — обжигающий жар, исходящий от изваяния богини позади нее.
Изваяние нагревалось во время допроса. Преступник, дотронувшийся до Ках, обжигался, и таким образом вина считалась доказанной. Но это происходило не само по себе. Под алтарем и статуей имелась печь, и в подобных случаях ее специально разжигали, пока полый камень статуи не становился обжигающе горячим. Если предполагалось, что обвиняемый невиновен, то печь разогревали не сильно, так что камень становился всего лишь теплым. Если подозревали вину, разводили очень сильный огонь. Но некоторые обвиняемые, обычно женщины, все же пытались задержать руку на поверхности.
Сегодня топку под Ках раскалили добела. Но Тьиво, положившую руку на камень, оттащили от статуи невредимой. Вряд ли они испугались или задумались, ибо все же верили в силу Ках. Мир устроен просто. Подобные вещи можно лишь принять.
Выйдя на террасу перед храмом, Тьиво увидела людей, собравшихся под холмом.
— Ках судила, что она невиновна, — провозгласил высоким голосом жрец, вышедший вместе с ней.
Тьиво направилась вниз по холму. Холм был покрыт грязью, но улица оказалась еще грязнее. Люди молча смотрели на оправданную. Один из мужчин схватил ее за руку, изумленно уставился на нее, показал остальным и, выругавшись, отпустил.
Теперь ей оставался лишь долгий четырехчасовой путь назад на ферму.
Когда она покидала Ли, снова хлынул дождь. Его капли били по голове и плечам Тьиво не хуже камней.
Она сидела у очага, поглаживая голову Тьмы, и смотрела, как огонь возвращается к жизни. Тьиво взяла в дом обеих сук. Ни одна из них не принесла щенков после зимы, но в тепле дома они могут появиться. Орн не возражал — он с детства любил собак.
Когда муж проснулся, Тьиво встала и принялась готовить еду. Ее сознание было пустым, темным и сосредоточенным, будущее скрылось, как долина под глубоким туманом, спустившимся с гор. Что бы ни произошло, оно уже закончилось.
— Ешь, хозяин, — сказала она Орну, ставя на стол тарелку.
Она будет заботиться о нем. Он — единственный ребенок, который у нее остался.
Элисаар
Огненные скачки
Одинокий ястреб замер, пошел вниз и продолжал падать — пока, пронизав кольца света и цвета, почти невидимый, не рухнул в мусор на аллее.
Новый Элисаар привлекал выходцев из Вардийского Закориса, ибо самим им приходилось терпеть абсолютную власть светловолосых правителей. Новый Элисаар все еще платил дань королю Шансара на севере, но в остальном, едва ли не единственный из всех, был полностью самостоятельным висским государством. А среди рубиновых городов Элисаара королевой по праву считалась Саардсинмея. Девять лет ушло на ее постройку, на то, чтобы проложить длинные бульвары и бесчисленные аллеи. Красная плитка покрывала город, словно чешуя дракона.
Красная плитка покрывала город, словно чешуя дракона. На переговорах Саардсинмею представлял треххвостый дракон — знамя основателя королевства. Северную половину Элисаара, по-прежнему лежащую под властью Шансара, здесь со злым легкомыслием называли Ша’лис.
Для того, чтобы посетить город, закорианец выбрал самое подходящее время — вечером должны были состояться великие летние гонки, именуемые Огненными скачками. В Саардсинмее, блистательной в своей жажде крови и полной неизвестных опасностей, процветали дикие и горячие азартные игры.
Торговец смешанных кровей размышлял обо всем этом, сидя под навесом на крыше таверны. Погрузившись в расчеты, он не забывал и о чаше, которую держал в другой руке, так что вскоре та опустела. Таверна считалась одной из лучших на всей Пятимильной улице, и вар-закорианец был вправе рассчитывать на превосходное обслуживание.
— Эй! — крикнул он, стуча чашей по столу.
Полуденный час — напряженное время, однако три девушки-разносчицы не торопились к посетителям под навесом, то и дело останавливаясь поболтать и пококетничать. Все три были чистокровными Висами, с черными, как нефть, волосами и глазами, с прочной бронзовой кожей, которая так и манила погладить, ущипнуть или ударить. Однако гость явно гордился своими светлыми глазами и волосами. Когда ближайшая девушка неторопливо подошла, он окинул ее свирепым взглядом, который заставил бы поторопиться любую висскую женщину на его родине. Но эта просто стояла с кувшином вина на бедре и, что еще хуже, глядела на него, выгнув густые брови, превратившиеся в две черные дуги.
Он толкнул к ней свою чашу.
— Кувшин пуст, — уронила она.
— Так пойди и наполни его, ленивая кошка.
Девушка была хорошо одета, на руках ее позвякивали золотые браслеты, а волосы украшал цветок. Она посмотрела на вар-закорианца, не проявляя ни малейшего намерения выполнить приказ.
— Говори вежливо, когда просишь.
— Не испытывай на мне свою дерзость, — вскипел торговец. — Займись своим делом — или хочешь, чтобы я придал тебе скорости, свиное рыло?
— У тебя поганый рот, — отозвалась та. — Сомневаюсь, что наше вино сможет отмыть его.
В ответ торговец вскочил, левой рукой схватил девушку за плечо, наслаждаясь этим моментом, а правую занес для удара. К его изумлению, она успела первая ударить его коленом в живот. С трудом глотая воздух, торговец согнулся вдвое и услышал, как смеются посетители на скамьях, видимо, позабавленные происходящим. Саардсинмея — твердыня Висов, ее давно пора поучить хорошим манерам. И лучше всего начать с этой девицы.
Она почти добежала до лестницы, когда вар-закорианец догнал ее. Желающих помешать ему не нашлось, лишь кто-то насмешливо предостерег девушку. Торговец вцепился в ее висские волосы и повернул ее к себе. Она попыталась ударить его своим кувшином, но он перехватил ее руку и ударом кулака поверг девушку на пол. Кувшин, гремя, полетел в сторону. Падая, она негромко вскрикнула. Удар пришелся ей точно под левый глаз, разноцветный синяк надолго останется ей в память о торговце — а ведь он еще не закончил. Но едва он замахнулся ногой — она уже ясно представила себе силу пинка, — как кто-то произнес:
— Остановись-ка на минутку.
Торговец замер, поднял голову и заметил, как вокруг неожиданно стало тихо. До такой степени тихо, что крышу заполнили грохочущие звуки улицы — можно было расслышать перестук каблуков и звон бубенчиков, доносимые легким ветерком.
Человек, стоящий неподалеку, только что поднялся по лестнице. Торговец успел разглядеть, что вновь прибывший значительно выше среднего роста, крепко сложен и вдобавок чистокровный Вис, как и девять десятых населения города. Затем последовало неуловимое стремительное движение — и вар-закорианец с ужасом обнаружил, что болтается в воздухе.