Мол, начинаем действовать. Ага.
Минут через десять перезвонили начальнику моему: «Дали команду менеджерам составить объяснительные. Сейчас напишут – и вы сможете
прочитать, почему так вышло». Еханый бабай! Ну ты подумай, а?! Нам нужно четкое указание: что делать. То ли фуру разгружать, то ли клиентов
обслуживать. Или то, или другое! Потому что одновременно – никак! А нам: вы, ребятушки, все бросьте. Ни то, ни другое! Садитесь чужие
писульки читать! Стоит ли удивляться, что мы так живем, а? У нас все проблемы вот так вот решаются…
Слушай, Костя, если б в армии командир приказал новую песню разучивать в тот момент, когда надо срочно окопы рыть, а? Потом на позиции враг
попер бы. «Покосил» огнем всех, кто новую песню разучил, боевой дух поднял, но окопаться не успел. Командира – сразу бы к стенке. Во! А
здесь, выходит, любая дурь проканает. Потому что это не армия. Это – АО, ЗАО. Или – целая страна! Любую хрень наворотить можно. Никто к
стенке не поставит!
Короче, долго я там не продержался. Вроде простые вещи, а нормально сделать не могут. И амбиции! Ты бы видел, какие амбиции! Понты! В итоге
послал я все… Сюда завербовался. Подальше от таких… умников.
– Клоков! – вдруг позвал Константин Лишнев. – Ты такой же, да? С понтами и амбициями? Типа крутой. Круче нас всех, потому что умный.
Клоков! Чего молчишь?
Дима вздрогнул. Ладонь, в которой была зажата ампула, вспотела. «Надо встать, сделать шаг _к_нему._Отвести в сторону, поговорить про…»
– Клоков, ну скажи чего-нибудь, – продолжал Лишнев. – Или только губы надувать умеешь? Кстати, ты их красить не пробовал?
Рыжеволосый парень замер на месте, с удивлением глядя на верзилу.
– Краснеешь, словно баба. Может, и губы красишь? Тебя б в тот полк, студент, где я начинал! Черные бы из тебя мигом женщину сделали…
Клоков резко поднялся с койки, выскочил в тамбур.
– Костя, ну че ты все время добиваешь парня? – услышал он тихий голос Марата. – Че ты к нему привязался? Нормальный малец. Оставь его, не
ломай.
– Нормальный… нормальный… – злобно ответил бывший спецназовец. – Терпеть не могу таких! Полжизни сидят за спиной у папы с мамой. Институты,
подготовка-переподготовка, а потом смотрят на тебя свысока.
– Костя, не надо так. Давай по-человечески. Сами только рассуждали, что славяне должны держаться друг за друга. А что делаем? Кстати,
хочешь совет? Никогда не доводи до предела, за которым человек теряет контроль над собой. Со мной был случай, в начале службы. Один «дед» у
нас водился, зверь. Высокий, под два метра, – здоровый, гад. Очень сильный. Добивал меня. Я молодой, зеленый. Шагу лишнего не давали
ступить. Ни вздохнуть, ни разогнуться. Ну, другие – ладно, там попроще. А он – то исподтишка, то на виду у всех меня унижал. В печень
«зарядит», по лицу «мазанет». Иногда за нижнюю губу хватал. Знаешь, очень больно, когда пальцами сожмут, оттягивают. Буквально шизеешь,
соображать ничего не можешь. Ну, добивал он меня, добивал, я терпел. Однажды сорвался. У любого есть предел. Он меня схватить за губу
надумал, я его – башкой в лицо, со всей одури. «Дед» на койку повалился. Но, сука, крепкий был. Смотрю – очухался, встать пытается. Думаю:
сейчас, если поднимется – мне точно не жить.
Понял – убьет меня. Если только выпрямится…
И – словно с тормозов слетел. Давай его бить. Не руками, головой. Что нашло? Сам не знаю. Бил его головой, в лицо. Меня уж за руки держат,
оттащить пытаются. А я будто зверь дикий. Все бью. Десять раз или двадцать. Точно не скажу. Ничего не соображал. Помню, в голове одна
мысль: «Он – мой! Он – мой!» Весь в крови, но не в своей, а этого «деда». Тот уже без сознания был, а я все бью, бью… В лицо! Потом
оттащили…
Ну потом, понятно, нарядов вне очереди прописали, так, чтоб неделю не спал. Я, как зомби, на тумбочке стоял. И пустота вокруг образовалась
– очень надолго. Все стороной обходили, что «старики», что однопризывники…
Так что не надо, Костя. Не «ломай» людей! Хорошо помню, как со мной было. Ненавидел я того «деда», шибко ненавидел. Плохо, когда человека
до такого доводят…
– Маратка, сам подумай, что говоришь! Где ты, где он? Ты – человек. За себя постоять сможешь, не сломаешься, если что. А этот? Этот?! Да он
сопляк зеленый, а что из себя вообразил? Помнишь, как он на меня на корабле смотрел? Да кто он такой?! Диплом у него, понимаешь! Я этого
Клокова на месте разотру, в мокрое пятно. Поможет ему образование? Только глазенками будет жалобно хлопать, покуда…
Дима не дослушал, выскочил из домика на морозный воздух. К вечеру погода изменилась, стало гораздо холоднее, чем днем. Клоков быстро шел к
берегу, сжимая в руке чертову ампулу.
– Я могу уничтожить тебя, Лишнев! – яростно выкрикнул он. Но только холодный ветер слышал эти слова. – Я тоже могу унизить тебя, втоптать в
грязь. Все отвернутся! Не веришь? Смотри!
Клоков раскрыл ладонь, на которой перекатывалась маленькая вещица, разделившая его жизнь на «до» и «после».
– Но я выброшу ее в море, прямо сейчас! – крикнул Дима, чувствуя, как на глаза навернулись слезы. – Выброшу! Потому что я человек. Я –
человек! А ты – говно!
Он размахнулся, но в последний миг не смог разжать пальцы. Некоторое время постоял на берегу, ссутулившись, низко опустив голову. А потом,
так и не выбросив ампулу, побрел обратно к домику.
Варвара Клокова осторожно приоткрыла дверь в палату, заглянула внутрь.
«Постарайтесь не беспокоить его, – только что предупредила ее дежурная сестра. – Он еще очень слаб после кризиса, особенно вредны разговоры
на трудные темы».
Александр Леонидович лежал на койке с закрытыми глазами. Мерно попискивал какой-то прибор. На правой руке больного была укреплена игла с
трубкой, она шла к подвешенной на высоком штативе пластиковой емкости. Бесцветная жидкость из бутыли медленно капала вниз, вливалась в
кровь Александра Клокова, который еще так недавно не признавал никаких лекарств.
– Сашенька… – женщина почти беззвучно позвала супруга.
– Я не сплю, Варя, – тут же отозвался Клоков-старший, приоткрыл глаза и чуть повернул голову к жене, застывшей у двери.
– Сашенька… – повторила та и вдруг бросилась вперед, стала целовать руки мужа. – Прости меня, родной, прости…
– Все нормально. – Клоков осторожно поднял левую руку, провел по волосам жены. – Все нормально, Варя. У меня все нормально.
– Я дура, – всхлипнула женщина.