— Скажешь, когда тебя отпустить, — снова напомнил ей Кинан.
— Не отпускай меня, — потребовала Айслинн. — Говори со мной. Расскажи о своих чувствах. Обо всем, в чем не хочешь признаваться.
— Нет, — покачал головой Кинан и улыбнулся.
— Тогда обращайся со мной как с королевой фэйри.
— Это как?
Айслинн села рядом с ним.
Она вспомнила день, когда они стояли на улице, и Кинан заставлял солнечный свет падать на нее каплями, как дождь. Тогда это казалось ей недосягаемым волшебством. Став королевой Лета, Айслинн узнала и про «солнечный дождь», и про многое другое. Но сейчас ей самой вдруг захотелось пролить капельки этого «дождя».
— Вот так, — сказала она.
В светящихся каплях, падавших с ее кожи на кожу Кинана, таились все мыслимые удовольствия и наслаждения. Здесь были все магические ритуалы, которые ей хотелось разделить с ним. Она вела себя как настоящая королева Лета и могла не опасаться, что обожжет его, как обожгла бы смертного.
«Если бы Сет не был смертным человеком...» — вдруг подумалось ей.
Но если бы он не был человеком, она никогда бы не узнала его дружбы и любви. Правда, останься она смертной, она бы и не потеряла ни того, ни другого. Кинан же никогда не был человеком, а теперь и она превратилась в фэйри.
«И мне уже не быть смертной. Ни сейчас, ни когда-либо».
Поймав взгляд Кинана, Айслинн сказала ему слова, не раз слышанные от него:
— Я хочу попытаться полюбить тебя, Кинан. Заставь меня полюбить тебя. Убеди, как убеждал многих других. Соблазни меня, залечи мои душевные раны.
Она наклонилась к Кинану, но он не поддался порыву, а лишь покачал головой.
— Это не любовь. Что-то иное, но не любовь, — сказал он.
— Тогда...
— Не спеши. В постели... или на речном берегу... это не заставит тебя меня полюбить. — Кинан встал и подал ей руку. — Ты моя королева. Я искал тебя девятьсот лет и еще год ждал этого момента. Могу подождать и остального.
— Но...
Он наклонился и нежно ее поцеловал.
— Если ты наконец постараешься меня полюбить, у нас начнется время ухаживания. Время свиданий.
— По-моему, оно у нас уже было.
— Нет. — Кинан осторожно обнял ее. — Мы очень старались избежать этого. До сих пор ты знала только наш двор. Позволь же мне показать тебе мир фэйри. Я хочу водить тебя на обеды и за столом нашептывать соблазнительные слова. Ты еще не видела наших забавных и смешных карнавалов, не бывала на наших концертах и танцах под дождем. Прежде всего, мне хочется, чтобы ты всегда радовалась и доверяла мне. И если мы с тобой окажемся в постели, я хочу, чтобы это была настоящая любовь.
Айслинн молчала. Интимные отношения с Кинаном казались ей более простым делом, чем предлагаемые им ухаживания и свидания. Они были друзьями. Между ними проскакивала искорка влечения. «Но секс — это не любовь». Кинан хотел всей полноты отношений, а не только периодического слияния тел.
— Я приняла решение легче и быстрее, — пробормотала Айслинн.
Он засмеялся.
— Прождав девятьсот лет, я научился принимать любые твои условия. Но если мы действительно хотим быть вместе, у тебя должны исчезнуть все сомнения. Если ты меня не любишь, но хочешь... быть со мной, я соглашусь и на это. Но мне хочется настоящего.
— А если Сет...
— Если он вернется?
Кинан притянул ее ближе и целовал до тех пор, пока их общее сияние не стало ослепительно ярким.
— Тебе решать, — пообещал он. — Ведь так и было всегда?
ГЛАВА 31
Когда Сорша пришла к нему в последнее утро, она не плакала. Она смотрела на картины, написанные Сетом, и на него.
— А картины — так себе, — сказал Сет.
— А картины — так себе, — сказал Сет. — Ни одна по-настоящему не получилась.
— Жаль, что я не могу врать, — тихо произнесла Сорша. — Все твои картины пронизаны страстью. Я бы чувствовала себя законченной эгоисткой, если бы не позволила тебе вернуться в тот мир.
Она ходила вокруг холстов, которые видела не один раз. Скоро здесь останутся только они.
— Я говорю так не из ложной скромности. Картины действительно так себе. Но я сделал для тебя еще и это.
Сет разжал пальцы. На ладони лежала брошь — серебряные цветки жасмина. Прежде Сет никогда не делал ювелирных украшений.
У Сорши округлились глаза. Она провела пальцем по серебряным лепесткам.
— Какое чудо, — только и могла прошептать она.
Сет дрожащей рукой приколол брошь к ее платью.
— Я не хотел, чтобы ты знала о ней раньше времени. Я ее делал, когда тебя здесь не было.
Сорша засмеялась и, поскольку никто из фэйри не видел ее глупого порыва, наклонилась к Сету и поцеловала его в щеку. Она часто видела это у многих матерей, но столь простой жест раньше казался ей бессмысленным. Разумом она понимала: материнский инстинкт имеет биологическую природу. Инстинкт заставляет мать чувствовать нежность к своему потомству, защищать драгоценное чадо от опасностей. Но когда она прижалась губами к щеке Сета, вся ее логика и разум куда-то делись. Это был порыв, желание высказать то, для чего у нее не было слов.
— Какое чудо. Совершенство, — повторила Сорша, глядя на приколотую брошь.
Под действием того же порыва она торопливо добавила:
— Не хочу, чтобы ты уходил. Вдруг тебе причинят зло? Как ты там будешь без меня? Вдруг...
— Мама.
Сет забыл, когда в последний раз произносил это слово. Сейчас он чувствовал себя... нет, не подростком, грубо отбрыкивавшимся от надоевшей материнской опеки. Он был взрослым парнем, старающимся деликатно объяснить матери, что уже вырос.
— В том мире я буду фэйри. Я под защитой Темного двора. Меня любит королева Лета. Твой дар сделал меня сильным. Не надо за меня волноваться.
— Но Бананак... и Дония... и...
Сорша не могла совладать с этим ужасным участившимся сердцебиением. Она знала, что уход Сета не пройдет для нее бесследно, но никак не ожидала такой волны грусти и беспокойства.
— Ты мог бы остаться. Я бы послала Девлина. Он бы привел сюда твою королеву Лета и...
— Нет. Я не вправе просить ее ради меня бросить двор.
Сет взял Соршу за руку и повел в сад. Они дошли до скамьи, где часто сидели. Сорша села на скамью, а он — прямо на траву.
— Пойми: мне нужно в тот мир. Я хочу там оказаться. Здесь пройдет совсем немного времени, и я... вернусь домой.
— Наверное, я уже сейчас должна была бы ненавидеть твою королеву, — хмуро заметила Сорша.
В ее глазах появились слезы. Обыкновенные слезы потекли по щекам, вопреки всякой логике.
— Знаешь, я боюсь за тебя. Если моя сестра что-нибудь с тобой сделает, я... — Сорша глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. — Сет, запомни: Бананак нельзя доверять. Никогда. Больше никогда и никуда с ней не ходи. Обещай мне, что будешь держаться от нее подальше. У нее одна цель — жестокость.
— Тогда зачем она привела меня к тебе?
Сорша покачала головой.
— Хотела кого-то спровоцировать. Хотела подтолкнуть меня к выбору, а потом во всем обвинить. Если честно, я сама не знаю. Я целую вечность пытаюсь предугадать ее очередной шаг. Но это всегда уловки, чтобы начать очередную войну. А мне остается лишь взвешивать последствия и принимать верные решения.
— И это твое решение тоже было верным?
— Да. — Сорша погладила его по лицу. — Что бы ни случилось, это верное решение.
— Даже если начнется война?
— Альтернативой была бы твоя смерть, — ответила Сорша и с трудом удержалась, чтобы не расплакаться.