Перед санями бежали фонарщики со слюдяными фонарями на длинных древках. Знатные, видать, поехали купцы. Уж не сам ли Бава Прибыток?
Глеб усмехнулся, перешел через дорогу и, дойдя до торжка, свернул в темный переулок. По нему он шел минут двадцать, после чего снова вывернул на большую дорогу, прошел еще чуток и остановился возле постоялого двора Дулея Кривого, огороженного высоченным забором.
Сторожу, топчащемуся под слюдяным фонарем с колотушкой в руке, Глеб дал резаную медяшку и спросил:
– Сестры‑калики все еще здесь живут?
– Здесь, – ответил тот. – Но к ночи съедут.
– Чего это вдруг?
– Дулей их гонит в шею. Живут, а не плотют.
– Ясно.
Глеб прошел мимо сторожа, распахнул калитку и, поскрипывая снежком, зашагал к большому дому.
Комната, где жили сестры ходока Дивляна, располагалась на первом этаже, сразу за хозяйственными помещениями, и была, без сомнения, самой ветхой и плохо обставленной конурой в доме Дулея Кривого.
Дверь они не запирали, потому как каждый знал, что красть у сестер нечего, а на их колченогую красоту никто не зарился. Завидев на пороге Глеба, обе сестры вскочили с лавок и с радостными криками захромали ему навстречу.
– Глеб!
– Глебушка!
Глеб крепко их обнял, и девушки зарыдали у него на груди.
– Ну‑ну‑ну, – улыбнулся Глеб, крепко обнимая девушек и поглаживая их по вздрагивающим спинам. – Все будет хорошо. Все наладится.
– Глеб, Дивляна сгубили...
– Да, я знаю.
Он вновь погладил сестер по худым спинам. Затем неловко проговорил:
– Ну, будет... Будет вам. Дайте я на вас посмотрю.
Как и каждый раз, когда Глеб встречался с сестрами Дивляна, он удивился несправедливости природы, которая наградила девушек изумительной красотой, но при этом, словно издеваясь сама над собой, сделала их хромоножками.
Через тысячу с лишним лет, в начале двадцать первого века, их лица неплохо бы смотрелись на глянцевой обложке «Воуга» или «Вэнити фэйр». А их точеным фигуркам позавидовали бы лучшие манекенщицы. Но из‑за хромоты девушки считались в городе едва ли не самыми жуткими уродинами. Да и себя наверняка считали таковыми. Кроме того, по здешним меркам они были излишне худосочны.
Внешне Рожена и Божена были совершенно неотличимы. Но Божена была милой и приветливой девушкой, и улыбка у нее была милой и приветливой, а Рожена улыбаться почти не умела, от постоянной хмурости между бровей у нее обозначилась тонкая поперечная морщинка.
Вытерев мокрое от слез лицо платком, Рожена сказала:
– Глеб, как мы рады, что ты вернулся!
– Мы по тебе скучали! – с улыбкой добавила Божена.
– Жаль, что Дивлян не дожил до твоего возвращения!
– Проходи к столу!
Глеб вошел в горницу, прошел к столу и сел на лавку.
– Как вы? – спросил он.
– Ничего, живем. Прости, нам совсем нечего подать на стол.
– Это не беда.
Глеб скинул с плеча сумку, ослабил стяжку и сунул в нее руку. Сестры, несмотря на то что глаза их все еще были на мокром месте, уставились на сумку завороженными взглядами, словно дети, с восхищением ожидающие, что же достанет из своего мешка Дед Мороз.
Глеб выгрузил на стол каравай хлеба, кусок вяленого мяса, сырную голову и кожаный бурдючок с красным византийским вином. Сестры зарделись.
– Глеб, мы...
– Только не надо слов, – спокойно сказал он. – Дивлян не раз выручал меня. Теперь моя очередь.
Пока сестры накрывали на стол, Глеб порезал хлеб, мясо и сыр, разлил вино по глиняным стаканчикам.
Сестры стеснялись есть при Глебе, и ему приходилось едва ли не силой заставлять их проглатывать очередной кусок. Посчитав наконец, что Рожена и Божена сыты, Глеб заговорил о деле.
Посчитав наконец, что Рожена и Божена сыты, Глеб заговорил о деле. Начал он почти издалека:
– Мне жаль, что так случилось с Дивляном. Он не заслужил такой смерти.
– Он был хорошим братом, – тихо сказала Божена. – Никогда не обижал нас.
– А если кто пытался обидеть, всегда нас защищал, – добавила Рожена.
– Да, он был славным малым. – Глеб снова наполнил вином стаканчики. – Давайте выпьем за то, чтобы ему нашлось место в блаженном Уграе.
Они выпили, не чокаясь. Рожена заела вино кусочком сыра, глянула на Глеба грустными глазами и тихо сказала:
– Дивлян постоянно говорил о тебе.
– Правда?
Она кивнула:
– Да.
– Только не в последние дни, – призналась Божена. – После своего возвращения из Гиблого места он к нам заходил редко.
– С тех пор, как Дивлян вернулся из Гиблого места, он был сам не свой, – подтвердила Рожена. – С нами почти не разговаривал. Да и ни с кем не разговаривал. Ходил угрюмый. А то, бывало, уставится в пустой угол и дрожать начинает. Будто что‑то там видит.
– А где он жил? – поинтересовался Глеб.
– Да здесь же, у Дулея Кривого, – ответила Рожена. – Его комната была наверху, окнами на торжок. Он всегда уходил через «черную» дверь, так что мы с ним почти не встречались.
– Вот как. – Глеб вновь наполнил стаканчики. – Я слышал, что вы сегодня съезжаете, – сказал он. – Где собираетесь остановиться?
Сестры еще больше погрустнели.
– Пока не знаем, – ответила за обеих Рожена. – Платить нам нечем. Может, кто согласится приютить нас в долг. А ты надолго ли в Хлынь?
Глеб пожал плечами.
– Пока не знаю. Дел много, а времени мало. Вот и к вам забежал всего на минутку. – Он залпом выпил свое вино и поставил стаканчик на стол. – Ладно. Рад был вас увидеть.
– Может, останешься? – тихим голосом спросила Божена. – На дворе скоро ночь.
– Мы постелим тебе на лавке, а сами ляжем на пол, – поддержала сестру Рожена. – Оставайся, Глеб. Уверена, Дулей согласится погодить до утра.
Глеб качнул головой:
– Не могу. Дел невпроворот. Лучше я зайду к вам завтра.
Он поднялся с лавки и закинул на плечо сумку. Сестры встали его проводить. У двери Божена спросила тихим, смущенным голосом:
– Глеб, а ты правда придешь завтра?
– Да. Наверное. Если не случится ничего непредвиденного.
– Я буду ждать, – пролепетала Божена, отвела взгляд и слегка покраснела.
Рожена посмотрела на нее насмешливо. Затем перевела взгляд на Глеба и сообщила:
– Эта дура в тебя влюблена.
– Не говори ерунды, – еще больше покраснела Божена. – Просто я... Просто я волнуюсь за тебя, Глеб. В Хлыни нынче неспокойно. А за твою голову обещана награда.
– Ничего, – сказал Глеб и улыбнулся Божене. – Бог не выдаст, свинья не съест. Не скучайте.
Он наклонился и по очереди поцеловал сестер в теплые щеки. Затем повернулся и вышел из комнатки.
Достучаться до хозяина постоялого двора оказалось делом непростым. Решив, что в руках проку нет, Глеб саданул по двери сапогом.
– Чего там? – послышался из‑за двери хриплый, пьяный голос.
– Дулей, открой дверь! – крикнул в ответ Глеб.
– А это кто стучится?
– Глеб! Глеб Первоход!
– Врешь! – гаркнул в ответ хозяин. – Глеба Первохода прибили княжьи дружинники! Ступай прочь, бродяга, пока я тебя не поколотил!
Глеб вновь громыхнул по двери ногой.