Неизвестного спутника Ковард назвал Тайрэ. Тот сразу увидел Найю и широко улыбнулся. И приложил руку к сердцу: «Пусть светила сменяют друг друга, пусть даруют нам свет!»
А Ковард ему сказал:
— Это Найя, моя сестра.
И потом все подкладывал Тайрэ большие куски. И наливал «Хвойной бодрости». А Тайрэ с аппетитом ел, нахваливал угощение и все время смеялся.
Как он может смеяться, когда у него на щеке свежий огромный шов? Ему, наверное, больно?
Плешеродцы, сказал Тайрэ, вздумали с ним целоваться, но мечтал он совсем не об этом, — и опять посмотрел на Найю.
А Найя сидела ни жива ни мертва, боялась пошевелиться. Только слушала, что говорит Тайрэ, и не сводила глаз со шва на его щеке. А Тайрэ расхваливал Коварда. Говорил, что Ковард — герой. Подстрелил вожака плешеродцев и не позволил псам зацеловать Тайрэ до смерти. Вообще-то Тайрэ не против, чтобы его полюбили. Только не плешеродцы, а милая, добрая девушка.
Сьяна фыркнула. Кажется, Сьяне Тайрэ совсем не понравился. И еще ей не нравится Мирче. И новая шляпа Коварда сильно ее раздражает. С тех пор, как плешеродцы покалечили Найю, Сьяна стала очень сердитой. Ей не понравится, если Найя будет при всех ковылять на своих «волшебных ходулях». Так что Найя будет сидеть — и смотреть на Тайрэ. И на Коварда. И на Мирче.
На землю спустился вечер. На небо вышла Луна. Тайрэ сказал: интересно! Сколько на небе звезд? Однажды он насчитал столько, что хватит на бусы всем красавицам Севера.
И многие вместе с Тайрэ пошли любоваться небом. Только Найя не вышла.
Тайрэ очень скоро вернулся, взглянул на нее и сказал: у него сегодня не ладится с пересчетом. Он сам себе удивляется: все время теряет звезду, с которой начал считать. Не желает ли кто помочь?
Сьяна резко заметила, что на улице много помощников и больше никто не выйдет. Тайрэ незаметно вздохнул и снова вышел во двор. Но улыбка его потускнела. А у Найи внутри все сжалось: Тайрэ так ласково смотрит. Но он не видит ее безобразные ноги!
Нет, Найя не встанет с места. Она просидит тут весь вечер. И ночью тоже не ляжет — чтобы увидеть в окошко, как предрассветным утром три всадника тронутся в путь — поедут в сторону гор, догонять войска Ураульфа.
И один из них оглянется…
— Ковард, твоя сестричка… Она не умеет смеяться?
Они скакали бок о бок.
Так. Началось. Только слепой не заметил, что Тайрэ приглянулась Найя. Тайрэ, не скрываясь, пялился на нее. (Как разозлилась Сьяна!)
Интересно, кейрэк совсем тупой или как? Будто бы он не видел: Найя весь вечер сидела на месте, словно ее приклеили? Чем лыбиться во весь рот, пусть пораскинет мозгами: с чего бы ей так сидеть?
Мирче влез в разговор, хотя его не просили:
— Найя? Да что ты, Тайрэ! Она чудесно смеется. Просто дивная девушка! И так похожа на мать!
О, да! Его сестра очень похожа на мать. Для Тайрэ это может быть важно. Ковард почувствовал беспричинную злость. И ответил, не глядя на спутников:
— Знаешь, Тайрэ, у Найи нет повода веселиться. Плешеродцы отъели ей ноги, и она не может ходить.
Тайрэ не удивился, не повернул головы — будто и не расслышал. Он смотрел на дорогу, прямо перед собой.
Глава одиннадцатая
Вдоль тракта навстречу войскам Ураульфа вереницей тянулись беженцы. Рассказывали ужасное. У границы горят селенья. Враги не считают пленных. Их угоняют в горы — будто бы для обрядов.
Потом они повстречали остатки рубежных отрядов. Эта встреча повергла людей Ураульфа в уныние. У многих выживших в битве лица сильно раздулись и заплыли глаза. Раненые утверждали: те, что спустились с гор, не имеют лица. И они многоглазы. А еще они скачут, как огромные жабы. Их ведет ужасный макабред по имени Мукаран.
Мирче остался с ранеными и нагнал Ураульфа лишь перед сменой светил.
Мирче остался с ранеными и нагнал Ураульфа лишь перед сменой светил.
Ураульф дал знак всадникам отдыхать, а сам призвал к себе Мирче, Коварда и Тайрэ.
Они совещались всю ночь.
Утром Тайрэ и Ковард отобрали из войска сотню самых отчаянных всадников.
Со сменой светил войска опять никуда не двинулись. Зато добровольцы по указанию Мирче свернули с дороги в Лес.
— Ребятки, надо искать мухогон-траву. И побольше.
Трава воняла. Но Мирче потирал ладони и улыбался губами:
— Поверьте Полярному Волку, осы ее не любят.
Он свалил все листья в котел и велел хорошо их размять. Люди морщились и переглядывались. Мирче посмеивался: надо привыкнуть к запаху.
Ковард с ужасом думал: это еще не все. Знали бы те, кто морщится, что этот Мирче придумал.
— Все. Давайте. С рассветом авангард выступает. Ну, сынок, покажи пример!
Ковард с опаской приблизился и заглянул в котел. Резкий запах с новой силой полоснул его ноздри. От скривился и отвернулся.
— Сынок? Ты хочешь стать таким же, как я? Незрячим?
Преодолев отвращение, Ковард сунул руку в котел и размазал по лицу травяную кашу. Рядом хихикнул Тайрэ:
— Какой же Ковард красавец: глаза у него зеленые, шляпа тоже зеленая. И нос у него зеленый, и щеки, и борода.
А то бы Тайрэ промолчал! Скоро тоже станешь «зеленым».
Мирче подгонял остальных:
— Не воротите нос. Эта волшебная травка лучше железной маски защищает от ос.
Ураульф подъехал, взглянул на своих людей и не сдержал улыбки:
— Пожалуй, Мукаран должен сдаться без боя. Выступаем. Макабред слишком хочет победы. Он попадется.
— Это самое сложное — убегать от противника. Но Зеленая Шляпа обманывал плешеродцев, и ему не впервой. — Тайрэ легонько ткнул Коварда в бок.
Ковард дернул плечом, насупился и затрубил в свой рог.
Их уже поджидали. Барабаны горынов загрохотали, пробуждая горное эхо. Темные пятна вражеских войск потекли навстречу отряду Тайрэ и Коварда, приобретая все более различимые очертания.
— Корчерожа! Мелкие Духи! — Ковард не мог сдержаться.
Такого ему еще не приходилось видеть. Впереди на поджарых жилистых лошадях скакали горыны, увешанные амулетами. Этим Ковард не удивился. Но за ними с тяжелым топотом двигались яки — здоровенные, с загнутыми рогами, обросшие спутанной шерстью. Каждый вез на себе странных всадников.
— Макабреды! Это макабреды!
— Макабреды на пауклаках.
— Ишь, что придумали, жабы! Так им удобней прыгать!
Издалека казалось, что всадники многоглазы, что их лицо постоянно меняет свои очертания. Ковард усилием воли заставил себя повторить: это всего лишь осы, черные осы в клетках. Макабреды надевают их вместо защитного шлема. И в какой-то момент эти клетки непременно откроют. Внутри у Коварда кто-то воскликнул голосом Мирче: «Не подведи, сынок!»
Ковард поднял свой арбалет и краем глаза увидел, что Тайрэ сделал то же самое.
Надо держаться парами. Так учил Ураульф. Не дать обойти себя с тыла, не дать пауклаку прыгнуть.
Тайрэ оглушительно свистнул, и боевая сотня, развернув свои стяги, поскакала навстречу горынам.
Всадники сшиблись. Потом и яки вторглись в самое сердце битвы.
— Пауклаки! Держись! Они нападают сзади.
Лошади островитов ржали, дыбились и шарахались, сбрасывая седоков и топча пауклаков. Пауклаки кусались, прыгали, ломали противникам шеи. Яки ревели и повергали на землю всех, кто встречался им на пути, — и падали, сраженные стрелами арбалетов. На земле горами высились мохнатые мертвые туши.
— Ур-р-раульф! Покажите! Покажите мне Ур-р-раульфа!
На огромном яке высился крупный всадник. Его пауклак исходил слюной, но макабред пока не давал ему прыгать.