Его сердце бешено колотилось от возбуждения и нетерпения, ожидание
становилось невыносимым - казалось, что он торчит здесь, в подвале,
целый миллион лет. А они до сих пор так его и не нашли, хотя и вели
активные поиски. Он это знал точно, чувствовал, какая напряженная там
наверху идет работа, и спасение все ближе и ближе.
- Ну, скорее же! - громко воскликнул он, взмахнув манипуляторами. Их
кончики с глухим звуком царапнули по окружающим его картонным
коробкам. В нетерпении он принялся неистово колотить по ним. Темнота
наполнилась беспорядочной барабанной дробью, как будто в подвале
находится множество живых существ, целое людское гнездо, а не один
Хоппи Харрингтон.
Слушавшая у себя в доме в графстве Уэст-Марино классическую музыку
Бонни вдруг поняла, что стереопроигрыватель в гостиной замолчал. Она
вышла из спальни, обтирая перепачканные краской руки и прикидывая, не
тот же ли это самый тюбик, что и раньше, «дал течь», как выразился
давеча Джордж..
Бросив взгляд в окно, она вдруг заметила с южной стороны на фоне неба
толстый столб дыма, очень густого и бурого, похожий на ствол какого-то
гигантского дерева. Она удивленно уставилась на него, и тут окно
буквально взорвалось. Стекла разлетелись на тысячи мелких осколков, ее
отбросило назад, она рухнула спиной на пол и проехалась по устилающему
его битому стеклу. Все предметы в доме дребезжали, падали и бились
вдребезги, будто дом вдруг начал раскачиваться из стороны в сторону.
Конечно же, это разлом Сан-Андреас, сразу пришло ей в голову. Ужасное
землетрясение, примерно такое же, как восемьдесят лет назад; все, что
мы создали… все обратилось в прах. Она покатилась по полу и врезалась
в заднюю стену дома, только теперь эта стена практически стала полом,
а пол задрался вверх, и теперь на нее сыпались и с грохотом
разбивались лампы, столы и стулья. Было просто удивительно, насколько
хрупкими оказались все эти вещи. Она просто представить себе не могла,
как это вещи, верно служившие ей долгие годы могут ломаться с такой
легкостью. Только стена, на которой она теперь лежала, по-прежнему
оставалась целой и невредимой.
«Мой дом, - подумала она. - Его больше нет. Все, что у меня было,
что-то для меня значило. О, какая несправедливость!»
У Бонни страшно болела голова, дыхание давалось с большим трудом. Он
попыталась привести себя в порядок и тут заметила, что руки ее
покрытые белой пылью от обвалившейся штукатурки - дрожат. Запястье
оказалось в крови, хотя она и не помнила, как порезалась. Бедная моя
головушка! - мысленно застонала Бонни. Она потерла лоб, и с головы
посыпался какой-то мусор. Теперь - она так и не поняла, как это
получилось - пол снова был полом, а стена - стеной. Все встало на свои
места. Только вот вся домашняя обстановка по-прежнему оставалось
грудой обломков. «Не дом, а настоящий мусорный бак, - подумала Бонни.
- Чтобы все привести в порядок потребуются недели, нет, месяцы.
Впрочем, скорее всего нам это вообще никогда не удастся. Это конец
нашей жизни, нашего счастья».
Поднявшись и отшвырнув ногой в сторону обломки стула, она, с трудом
пробираясь через кучи мусора, направилась к выходу. В воздухе было
полно пыли, заставляющей ежеминутно надсадно кашлять, и она буквально
ненавидела ее. Все было усыпано битым стеклом, ее чудесных окон с
зеркальными стеклами больше не было. Оставались лишь зияющие
квадратные дыры с торчащими кое-где обломками стекол. Некоторые из них
выпадали и сейчас. Наконец, она добралась до двери на улицу. Дверь
здорово перекосило. Бонни навалилась на нее всем телом, и с трудом
сумела приоткрыть настолько, чтобы протиснуться наружу.
Бонни навалилась на нее всем телом, и с трудом
сумела приоткрыть настолько, чтобы протиснуться наружу. Неуверенно
ступая , она отошла на несколько ярдов от дома и огляделась, стараясь
понять, что случилось.
Голова болела все сильнее. «Уж не ослепла ли я? - подумала Бонни. Ей с
трудом удавалось держать глаза открытыми. - Видела я какой-то свет,
или нет?» Она смутно припоминала, что какая-то вспышка была - вроде
как сработал затвор фотоаппарата, причем настолько быстро, что
зрительные нервы не успели среагировать вспышки, как таковой, она
толком не видела. Тем не менее, глазам было больно - она чувствовала,
что они повреждены. Впрочем, у нее болело все тело, но это было и
неудивительно. Но вот земля. Она не видела никакой трещины. И дом
стоял, как прежде, лишь окна были выбиты, да внутри все перебито и
переломано. Осталась только пустая оболочка, без какого-либо
содержимого.
Бонни медленно двинулась вперед, думая, - «Нужно попробовать найти
помощь. Мне требуется медицинская помощь». Тут она споткнулась, чуть
не упала, подняла голову и снова увидела на юге огромный столб бурого
дыма. «Может, это Сан-Франциско горит? - спросила она себя.
Да, похоже, так оно и есть. Это настоящее бедствие. Значит, пострадал
не только Уэст-Марино, но и весь огромный город. И сейчас помощь
требуется не только горстке сельских жителей, но и нескольким
миллионам обитателей мегаполиса. Наверное, там погибли многие тысячи
людей. Вероятно, район будет объявлен зоной национального бедствия,
прибудут специалисты Красного Креста и армия. Этот день мы запомним
навсегда». Тут она заплакала, закрыла лицо руками, и продолжала идти,
уже не выбирая дороги - ей было все равно. Она оплакивала не себя, и
не разрушенный дом, нет, она оплакивала раскинувшийся к югу отсюда
город. Она оплакивала и его, и всех живущих в нем людей, и их ужасную
судьбу.
«Я никогда больше не увижу его, - вдруг осенило Бонни. - Нет больше
Сан-Франциско. Сегодня ему пришел конец». И так, рыдая, она продолжала
идти в сторону городка. С равнины внизу уже доносились голоса. Теперь
можно было ориентироваться по ним.
Возле нее остановилась машина. Дверца распахнулась, водитель вышел и
протянул ей руку. Бонни не знала его, не знала даже местный он житель,
или человек просто проезжал мимо. Тем не менее, она прильнула к нему.
- Ну, ну… - попытался утешить ее незнакомец, прижимая к себе.
Всхлипывая, она прижалась к нему всем телом, медленно опустилась на
сидение и потянула мужчину на себя.
Через некоторое время она снова пришла в себя и обнаружила, что опять
идет по дороге, только на сей раз по обеим сторонам дороги высились
узловатые старые дубы, которые она всегда так любила. Небо над головой
было серым и мрачным, тяжелые тучи медленно плыли на север. Должно
быть, это дорога на Вэлли-Рэнч. Решила она. Ноги болели и,
остановившись, она поняла, что идет босиком. Видимо, где-то по дороге
она потеряла кроссовки.
На ней по-прежнему были перепачканные краской джинсы, в которых она
была когда случилось землетрясение, когда замолчал проигрыватель.
Впрочем, а землетрясение ли это было? Тот человек в машине,
перепуганный и невразумительно булькающий как младенец, говорил что-то
другое, но говорил настолько невнятно, был в такой панике, что она
ничего не поняла.
«Хочу домой, - сказала она себе. - Хочу снова оказаться дома, и хочу
получить обратно свои кроссовки. Наверняка их забрал тот тип. Держу
пари, что они остались в его машине. И больше я их никогда не увижу».
Она поплелась дальше, то и дело морщась от боли.