Даже не знаю точно, ели ли. По-моему, это где-то на юге Африки: Замбия, Зимбабве… Но тоже давно. Поэтому я, Антон, отношусь к этому как обычный цивилизованный человек. Которым, надеюсь, ты меня считаешь.
— Считаю, считаю… Я же не об этом! Просто это… это началось. Я не верил, хотя понимал, что без пищи никак.
— Давай пока об этом не будем. Продукты еще есть, зима наступит не очень скоро. Может быть, в самом деле, я изготовлю лук. Будем охотиться. Я постоянно вижу белок, они, конечно, небольшие, но пара белок в день на каждого — уже еда.
— А почему они так не делают? — Антон кивнул на труп.
— Потому что охотиться на человека легче, чем на белку. И мяса больше, — спокойно сказал камерунец. — А теперь идем. Ты говорил, до Сеятеля далеко. Заодно покажешь мне музей паровозов.
Музей паровозов в наступающих сумерках они так толком и не увидели — хотя черные туши вагонов и локомотивов стояли на путях. Антон вспомнил, что паровозы раньше считались стратегическим резервом. В самом деле, там же все просто: котел, колеса, шатуны, топка. Никакой электроники, коррозия почти ничему не грозит, смазал, наверное, разные сочленения и подшипники, воду залил, уголька кинул — и вперед. Вот только куда вперед, если на путях — остановившиеся и аварийные составы, да и сами пути без должного ухода за столько лет размыты и разрушены…
— Костер! — шепнул Фрэнсис, толкнув Антона в бок локтем.
Они лежали на небольшом пригорке. Впереди торчали многоэтажные дома и построенные незадолго до катастрофы крупный торговый центр и новое здание станции. А возле самой станции виднелось пламя.
— Думаешь, это они мертвого мужика жарят, на которого я наткнулся?
— Нет, по-моему, тот труп был несвежий. Хотя жарить они там могут что угодно.
— Интересно, если это они, то где Лариса?
— В здании станции, — предположил футболист. — Оттуда труднее сбежать.
— Я даже боюсь думать, зачем она вообще им нужна…
— После разберемся, главное, чтобы жива была. Так, Антон. Нужно разделиться.
— И опять мне это напоминает глупый фильм…
— Ты видишь во-он там часового? — Фрэнсис махнул рукой в темноту.
Антон прищурился и с трудом разглядел человеческую фигуру, почти сливающуюся с толстым древесным стволом.
— Если бы не показал, не увидел бы, — признался Антон.
— Они не идиоты. Тот, с усами, бывший военный или полицейский… Если это их лагерь, конечно… Выставили часового, причем, наверное, не одного. Надеюсь, это все же они. У костра пятеро, двое на крыльце, еще двое там стоят, плюс часовые. Остальные внутри.
— Ну и какой нам тогда смысл разделяться?
— Один отвлекает, другой пробирается внутрь и пытается отыскать Ларису. Одеты все как попало, собрались в группу, наверное, недавно, друг друга знают плохо.
— Я отвлекаю?
— Нет, — покачал головой Фрэнсис. — Ты идешь внутрь, потому что даже если они знают друг друга плохо, меня-то уж точно сразу раскусят.
— Ёлки… Совсем не подумал.
— Поэтому мы поступаем так, Антон… Ты подбираешься поближе к зданию. Я устраиваю переполох с часовым — ты все услышишь. Сколько-то людей от костра и из здания станции побегут на шум. Дальше ты все понимаешь сам. Если все верно и Лариса внутри — забирай ее и уводи, лучше в сторону жилых домов. Там есть ориентир? Магазин или что-то подобное?
— Да, гастроном вроде был…
— Я вас там найду, только сидите тихо. Заберусь внутрь и скажу что-нибудь по-французски, чтобы вы не сомневались.
— А если… — Антон немного помолчал. — А если у тебя… у тебя не получится?
— Тогда я вас не найду.
Подождете с полчаса и уйдете. И еще… Давай-ка сюда свой прут и бери топор. Мне в основном придется шуметь и удирать, а у тебя задача сложнее. И не останавливайся, если не хочешь стать ужином.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Человеческое тело представляет собой печь, а пища является тем топливом, которое поддерживает внутреннее горение в легких.
Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»
Сказать, что Антону было страшно — значит, ничего не сказать. Страх он ощущал физически, в виде отвратительного холодного комка, плавающего где-то внутри, пульсирующего, то выпускающего ледяные щупальца, то на мгновение прячущего их. И все равно он полз на карачках, царапая руки о какие-то веточки и корешки, стараясь не шуршать и не трещать сучьями, ориентируясь на неверный свет костра впереди. С виду до станции было совсем недалеко, однако сейчас он полз и полз. Пересек рельсы, больно стукнувшись коленкой, не удержался — охнул, испуганно прислушался.
Чей-то смех, потрескивание огня, покатилась по бетону бутылка.
— Сдавайтесь! — неожиданно заорал с противоположной стороны голос Фрэнсиса. — Это наша территория!
В ответ треснул выстрел — кажется, автоматный. Антон вжался в землю, думая, что же будет, если футболист уже убит. Но нет, тут же раздалось еще несколько выстрелов, затем чужаки зашумели, загомонили. Антон привстал и увидел, как на фоне костра мелькают черные тени.
Больше ждать было нечего. Он схватил топор и, пригнувшись, помчался к станции. Вскочил на растрескавшийся перрон, поросший деревцами, поднялся по рассохшейся лестнице и, никем не встреченный, вбежал в пахнущий сыростью и плесенью кассовый зал.
Здесь горело что-то вроде факела, отбрасывая на стены тусклые блики. Под расписанием движения электричек сидел кто-то плотный, пьяно сунувшийся навстречу:
— Чо там стреляют? Герыч, ты?
— Я! — выдохнул Антон, опуская топор на голову сидящего.
Горячо брызнуло, хрустнуло, сделалось противно, но содрогаться от омерзения было некогда. Антон толкнул ногой дверь в кассу, сунулся в темноту, тут же наткнулся на иссохший труп кассирши, брошенный кем-то у стены. Позвал:
— Лариса! Ты здесь?
— Здесь! — проскулило откуда-то снизу.
Антон присел, нащупал теплую руку, ремень портупеи… Она!
— Связана?
— Только руки.
— Быстро за мной, потом развяжу!
Антон потянул девушку за собой. Внутри пока еще никого не было — план Фрэнсиса работал. Снова затрещал автомат, осекся — видимо, кончились патроны. Антон потащил Ларису во внутренние помещения, здраво рассудив, что у здания должен быть служебный выход. Промчавшись по пустому коридору, они на самом деле выскочили на задворки станции. Здесь было темно и безлюдно. Как и велел камерунец, они с Ларисой побежали к многоэтажкам. Погони не было.
Небольшой гастроном с разбитыми витринами они обнаружили быстро. Как и в других магазинах, там похозяйничали мародеры, но Антон и Лариса ничего не собирались здесь искать.
Спрятавшись за кассовой кабинкой, Антон положил на пол топор, распутал связанные проволокой руки девушки и спросил:
— Они… что-нибудь делали с тобой?
— Нет, ничего. По-моему, у Лазарева были на меня какие-то далеко идущие планы, он не торопился.
— Это усатый?
— Да, он… Я так поняла, он вроде в МЧС служил.
— Они чем-нибудь тебя кормили? — продолжал тревожно допрашивать Антон.
— Н-нет… А что?
— Ничего, это потом. Тс-с…
Снаружи что-то грюкнуло, завозилось. На подоконник витрины вспрыгнула огромная черно-белая кошка, презрительно заглянула внутрь.
— Брысь! — тихо шикнул на зверя Антон, тут же сообразив, что привычные «кис-кис» и «брысь» давно перестали что-то значить для одичавших домашних питомцев.