Я сама сообщу, когда будет можно. Сначала я должна простить тебя.
В груди у меня похолодело.
-За что? - дрогнувшим голосом произнёс я.
-За смерть Ладислава, - ответила Радка. - Я не слепа, Эрик, я видела, что вы что-то затевали. Не знаю, что именно, но боюсь, это погубило моего брата…
-Но…
Она была непреклонна:
-Я не хочу слышать ни объяснений, ни оправданий. Ничто не вернёт Ладислава к жизни. Лучше молчи… И уходи!
Я ушёл с тяжёлым сердцем и прибыл в Солнечный Град в подавленном состоянии. Короткая остановка в Сумерках Дианы и разговор с Морисом ничуть не улучшили моего настроения. Слова Радки явились для меня слишком сильным ударом. Я боялся, что теперь многие годы тень Ладислава будет стоять между нами, отдалять нас друг от друга, отравлять нашу совместную жизнь… если вообще Радка сможет простить меня. Понять и простить - во имя нашей любви…
Во дворце, у выхода из лифта, меня поджидал слуга в ливрее королевского камердинера.
-Милорд, - почтительно произнёс он. - Государь отец ваш велел передать, что он ожидает ваше высочество в своём кабинете.
Я был так раздражён, что чуть не выругался вслух. Проклятые условности! Из Зала Перехода отцу доложили, что я прибыл, сообщили, в каком лифте я поднимаюсь, и отец, вместо того чтобы связаться со мной и пригласить к себе, послал мне навстречу лакея. С порученьицем-с!..
Я сдержанно поблагодарил слугу и направился в королевские апартаменты, придерживая на ходу шпагу. Это вошло у меня в привычку с тех пор, как в пятнадцать лет я ухитрился наступить на конец длинного клинка и грохнулся на пол в самый разгар торжественной церемонии. Но даже после этого пренеприятнейшего происшествия я не стал носить обувь на высоких каблуках - ибо тем самым признал бы, что стыжусь своего роста, а я его не стыдился. Как и мой отец, кстати.
В королевском кабинете, кроме отца, был ещё дядя Амадис. Перед моим появлением они что-то живо обсуждали, но вряд ли государственные дела. Судя по их расслабленным позам и спокойным лицам, они просто чесали на досуге языки. Когда-то отец и Амадис были соперниками в борьбе за власть, мало того - врагами, и их противостояние едва не привело к гражданской войне. К счастью, вовремя объявился дядя Артур и примирил обе враждующие партии. Амадис уступил моему отцу корону Света, оставив за собой титул верховного жреца, и с тех самых пор в нашем Доме воцарился мир. Необходимость тесного сотрудничества постепенно сблизила отца с Амадисом, их вражда была предана забвению, и в какой-то момент они, сами того не заметив, стали чуть ли не закадычными друзьями. Как говорят в Сумерках, παντα ρει - всё течёт, всё меняется…
-Здравствуй, Эрик, - сказал отец, когда я вошёл в кабинет. - Присаживайся.
Амадис приветливо улыбнулся мне.
Я поздоровался с обоими, сел в предложенное кресло и сразу взял быка за рога. Я догадывался, почему отец пригласил меня к себе.
-Па, ты уже слышал новость?
-О твоём примирении с Володарем?
-Значит, слышал.
Отец кивнул:
-Мы с Амадисом как раз говорили об этом. И не можем прийти к единому мнению - то ли Володарь воспользовался ситуацией, чтобы пойти на попятную, не потеряв лица, то ли на него действительно так сильно подействовала смерть Ладислава. А ты как думаешь?
-Второе, я в этом уверен. Сейчас Володарю не до политических расчётов.
Ладислав был любимчиком старика, и он сильно переживает его потерю.
-Вот видишь, - произнёс отец, глядя на Амадиса. - Ты проиграл. Двое против одного. Или ты продолжаешь стоять на своём?
Амадис безразлично пожал плечами:
-А какая, собственно, разница? Главное, что положен конец этому прискорбному недоразумению. Ведь у наших Домов много общего: мы чтим Митру, они - Дажа; и мы, и они празднуем солнцеворот…
Отец насмешливо фыркнул.
-Тоже мне аргумент! - не преминул он поддеть Амадиса. - Большинство первобытных религий основаны на поклонении солнцу.
Мой отец был тайным атеистом, то есть искренне верил, что никаких богов в природе не существует. Эту незамысловатую доктрину он выбрал ещё в юности, когда сильно страдал из-за слишком тесной эмоциональной связи с Брендой. Очевидно, он рассудил, что если Бог всё-таки есть, то лучше не верить в него, чем верить и проклинать. Что же касается тётушки Бренды, то у неё с Творцом были более сложные отношения, однако позже, когда бесконечность разорвала невидимую пуповину, связывавшую её с братом, она простила Господу его прегрешения. Бренда совсем не злопамятная…
Амадис, как обычно, проигнорировал выпад отца и обратился ко мне:
-Вы с Радкой объявите о помолвке сразу после окончания траура?
Я вздохнул:
-Не знаю. Может быть, выждем ещё… Как-то нехорошо получилось… неловко…
-Я понимаю тебя, сынок, - сказал отец.
«Ни черта ты не понимаешь», - подумал я, но промолчал.
-И всё же странно, - задумчиво промолвил Амадис. - Очень странно.
-Ты о чём? - спросил его отец.
-О смерти Ладислава, - ответил он. - Уж больно она нелепая. Чересчур нелепая.
-Но ещё более нелепы версии о предумышленном убийстве и заметании следов.
-Согласен, - кивнул Амадис. - Однако у меня есть своя теория.
-И какая же?
-Допустим, это Ладислав развязал войну, чтобы скрыть кое-что. А сам погиб по неосторожности, на мгновение потеряв бдительность. Такое бывает.
«Ого!» - чуть не воскликнул я. Сердце моё застучало в ускоренном темпе.
А отец скептически скривил губы:
-И что же он, по-твоему, хотел скрыть?
-Геноцид, например. Организовал уничтожение миллионов африканцев, чтобы освободить жизненное пространство для своих соплеменников-славян, а потом ужаснулся содеянному…
-И решил похоронить жертвы геноцида в братской могиле всего человечества, - закончил его мысль отец с прежним скептицизмом.
-Вот именно. Я обратил внимание, что бомбы хорошенько прошлись по Африке; фактически не оставили на ней живого места.
-Как и на всех прочих континентах, - заметил отец и вопросительно посмотрел на меня: - А ты что об этом думаешь, Эрик?
-Чушь собачья, - деликатно ответил я. - Ладислав не был способен на такое. Да и не вижу в этом смысла. Земля Юрия Великого не находится в юрисдикции какого-либо из Домов, и что бы ни сотворил там Ладислав, это его личное дело. Нет таких законов, по которым его можно было судить.
-Зато есть Звёздная Палата, - возразил Амадис. - Она судит по своим, неписаным законам.
Отец чихнул - вернее, как я сообразил позже, коротко рассмеялся.