— Ползем, бойцы, — говорит Шибанов. — Вон туда, к балке.
Добрались до оврага. Тут уже можно было встать в полный рост.
— Деревня близко — но ничего не слышно. Не бывает так. Обычно хоть петухи кричат.
Смотрит на меня капитан.
— Вася, — говорит, — сходи, посмотри, что там да как.
Ладно, пошел. Осторожно так, от дома к дому перебегаю, глаз на затылке отрастил. И слушаю все время, может, хоть чего-то услышу.
Тишина в Бондарях. Дома пустые, жителей нет. В одну хату зашел — двери открыты — столы да стулья стоят, а вещи все куда-то делись. Ни посуды, ни одежды. Но не грабили, видно. Никакого разгрома, все чисто-аккуратно. Значит, сами хозяева унесли.
Обошел полдеревни. Пусто везде. На избе, где школа раньше была, висят какие-то листы с фамилиями — желтые уже, расплывшиеся от дождей. Видно, сборный пункт у них тут был.
А в сельсовете — туда я тоже заглянул — немцы когда-то сидели. Газеты немецкие по углам валяются, банки из-под консервов, на столе даже каска чья-то со свастикой. Но опять же — никого. Я банку одну взял, посмотрел — она изнутри вся плесенью заросла. Давно отсюда немцы ушли.
Ну, походил я еще, убедился, что ни одной живой души в Бондарях не осталось, и позвал наших — три раза сойкой прокричал.
— Село выселили, — говорю. — Можно здесь оставаться.
— И ждать, пока сюда партизаны придут? — усмехается капитан.
— А если им здесь ничего не нужно? Так и будем тут сидеть до морковкина заговенья?
— Надо искать нормальную деревню, — Лев говорит. — Где люди живут. Что там у нас на карте?
— Коло-Михайливка, — отвечает капитан. — Но она еще ближе к ставке. Если уж отсюда всех выгнали, то в той Коло-Михайливке, верно, одни только немцы и живут.
— А если подальше на восток?
— А подальше к северо-востоку есть маленькое село Деруны. Километров восемь отсюда. Туда и надо идти.
Перекусили мы наскоро и отправились искать эти Деруны.
Оказалось это даже не село, а хутор — три дома на краю леса. Из труб дымок поднимается, во дворе собаки брешут — видно, живут люди.
Мы, конечно, сначала все вокруг осмотрели — ну, там, тропки, подходы, нет ли следов мотоциклетных шин на дороге — и только когда убедились, что все в Дерунах спокойно, постучались в ворота.
Собака кудлатая со всей своей дури лаем заливается, цепью гремит — аж Гитлеру в ставке, наверное, слышно. А хозяевам хоть бы что.
Потом все же выходит во двор баба. Лет под сорок, а может, чуть больше, но ничего такая, в моем вкусе. Есть за что подержаться. Ну, хохлушки — они вообще аппетитные. Идет к нам, не очень чтобы торопится.
— Здравствуй, хозяйка, — говорю. Я в таких случаях всегда стараюсь инициативой завладеть. — Нет ли у тебя, хозяйка, воды напиться, а то так жрать хочется, что и переночевать негде.
— А вы кто такие? — спрашивает баба. И голос у нее такой, как мне нравится — грудной, глубокий.
— Мы, — отвечаю, — бойцы вспомогательного подразделения Ваффен-СС Русская Освободительная Национальная армия. Меня, например, Василием звать.
Долго мы думали, как местным жителям представляться — и решили, что останемся гадами и предателями. Если немцев здесь уважают, значит, и нас примут, как родных. А если все-таки наткнемся на нормальных советских людей, так переубедить их мы сумеем. Жора, молодец, об этом позаботился.
— А чего тут делаете? — продолжает допрос баба. И не поймешь по ней, рада она видеть у своих ворот немецких прихвостней или готова нас на вилы поднять.
— Задание выполняем, — отвечает капитан.
Веско так говорит, со значением. Так, чтобы задавать вопросы у бабы желания больше не возникало.
И кладет руку на ворота. Обозначает, стало быть, намерения.
— Ну, заходите, — говорит она так, словно мы у нее последний кусок изо рта вынимаем. — Только у меня снедать нечего. У самой семеро по лавкам.
Ну, семеро — не семеро, а трое ребятишек в доме было. Один совсем мелкий, лет четырех, и двое постарше, годов восьми и двенадцати. Белобрысые все, глазастые. Сидят, смотрят на нас, боятся.
— А где мужик твой, хозяйка? — спрашивает капитан.
— Немцы забрали, — ровно отвечает баба. И ничего больше не говорит.
— Давно?
— Да в июне было.
И снова молчит. Понимай, как хочешь. Но капитан не отстает, упертый он.
— На работы, что ли?
— Может, и на работы. Только одна я осталась, а малых вон кормить чем-то надо.
Улыбается капитан.
— Ты не бойся, хозяйка, мы тебя не объедим. Ты нас чаем напои, и ладно. Посидим и дальше пойдем.
Лицо у бабы вроде попроще становится. Она ж, небось, думала, что мы у нее и вправду заночуем. Да что там, я и сам так думал! Правда, солнце еще высоко стоит, до ночи пол-леса можно облазить, партизан разыскивая.
— Раз так, — говорит, — за стол садитесь, бойцы. Петька, Лешка — ну-ка, быстро сбегали к тетке Матрене за сахаром!
Пацаны сразу в дверь. Самый маленький за ними было, сунулся, но баба его тут же поймала и на место усадила.
— А ты сиди, нечего тебе бегать!
Поставила самовар. Я к ней как бы случайно приблизился, чтобы помочь.
— А можно, — говорю, — поинтересоваться, как вас зовут?
Посмотрела она на меня без особого тепла во взоре, как Левка бы выразился.
— Оксана. А для вас — Оксана Дмитриевна.
Ну, я ей, конечно, улыбаюсь, но вижу, что на внимание мое она вовсе не реагирует. Только хотел завернуть ей какой-нибудь комплиментик, как капитан спрашивает:
— А кто в соседях у тебя, Оксана Дмитриевна?
— Тетка Матрена, да дед Степан, — отвечает. — У нас хутор маленький, мужиков не осталось, одни дети, бабы да старики.
— А что же с мужиками сталось? — щурится капитан. — Всех немцы забрали?
Пожимает Оксана плечами — а плечи у нее хорошие, сдобные.
— Кого забрали, кто в лес ушел.
— Значит, в партизаны?
Молчит. Неразговорчивая у нас Оксана Дмитриевна.
В это время прибегает средний пацаненок с кулечком сахара. Протягивает ей и скороговоркой тараторит:
— Тетка Матрена просила соли вечером занести!
Хозяйка его по головенке потрепала и говорит:
— Ладно, иди во дворе с Петькой поиграй, только смотри, не баловаться!
Налила нам чаю, сахар в блюдечко высыпала.
— Ну, и что ж у вас за задание такое, бойцы?
— Секретное, — отвечает капитан. — Не хочешь помочь нам, Оксана Дмитриевна? Денег заплатим.
— На что мне деньги? Все равно на них куплять нечего.
— Про партизан-то нам расскажи, — говорит Шибанов.
— А я про них знаю? Ходят где-то по лесам, сюда не заглядывают.
— А что про них говорят? Сколько их, кто командиры?
Вижу, хозяйка наша злиться начинает.
— Что я вам, гестапо, что ли? Пойди да у них и спроси, если такой любопытный!
— Ну, не хочешь помогать законной власти, как хочешь, — сурово говорит капитан. — Мое дело предложить.
После этого разговор у нас сам собой прекращается. Допиваем мы чай, благодарим хозяйку и собираемся уходить.
И вдруг Лева, который все это время сидел, рта не раскрывая, спрашивает:
— Простите, хозяюшка, а где тут у вас, извиняюсь, сортир?
— Удобства во дворе, — отвечает Оксана Дмитриевна.
— Я на минуточку буквально, — извиняется Лева и выходит из дому.