Люс и не представляла, зачем пришла сюда, пока не добралась до обширного круга песка, все еще черного от Роландова костра. Но затем ее потянуло за высокий валун, куда утащил ее Дэниел. Где они танцевали, а затем тратили выпавшие на их долю драгоценные мгновения близости на ссору по такому дурацкому поводу, как цвет ее волос.
У Келли в Довере как-то был парень, с которым она порвала после размолвки из-за тостера. Один из них забил приборчик слишком крупным рогаликом, а второй вышел из себя. Люс уже запамятовала подробности, но помнила, как задавалась вопросом: да кто вообще расходится с любимыми из-за кухонных принадлежностей?
Но дело было вовсе не в тостере, объяснила ей Келли. Тостер оказался лишь симптомом, выявившим все проблемы в их отношениях.
Люс огорчало, что они с Дэниелом все время ссорятся. А спор на пляже из-за того, что она покрасила волосы, напомнил ей историю Келли. Он казался предвестником какой-то более крупной, более неприятной грядущей ссоры.
Ежась под порывами ветра, девочка осознала, что спустилась сюда в попытке понять, где они ошиблись той ночью. Она бессмысленно искала следы на воде, подсказки, вырубленные в скале. Она смотрела повсюду, но только не внутри себя. Поскольку внутри ее таилась лишь огромная загадка ее прошлого. Возможно, ответы по-прежнему скрываются где-то в вестниках, но пока они, к ее разочарованию, оставались недосягаемыми.
Ей не хотелось винить Дэниела. Это же ей хватило наивности предполагать, что все это время он не имел отношений ни с кем, кроме нее. Но он никогда и не говорил обратного. Так что практически сам подвел ее к этому потрясению. Это смущало. И добавляло лишнюю строку к длинному списку того, что, по мнению Люс, она имела право знать, а Дэниел не счел уместным ей сообщить.
Нечто, показавшееся ей поначалу дождем, коснулось ее щек и кончиков пальцев. Но оказалось теплым, а не холодным. Легким и рассыпчатым, но не мокрым. Она запрокинула лицо к небу, и ее ослепил мерцающий лиловый свет. Не желая затенять глаза, девочка смотрела, даже когда он сделался ярким до боли. Крупицы его медленно планировали к воде у самого берега, складываясь в узор и принимая очертания, которые она узнала бы где угодно.
Казалось, Дэниел стал еще великолепнее. Пока он приближался к суше, его босые ноги парили в нескольких дюймах над водой. Широкие белые крылья как будто окаймлял лиловый свет, и они почти незаметно подрагивали в порывах ветра. Так нечестно. При одном лишь взгляде на него Люс охватили благоговейный трепет, восторг - и отчасти страх. Она не могла думать почти ни о чем другом. Все раздражение и гложущее разочарование куда-то делись. Осталось лишь несомненное влечение к нему.
- Ты продолжаешь приходить, - шепнула девочка.
- Я же говорил, что хочу с тобой поговорить, - разнесся над водой голос Дэниела.
Люс поджала губы.
- Насчет Шелби?
- Насчет опасности, которой ты продолжаешь себя подвергать, - прямо уточнил он.
Девочка ожидала, что упоминание о Шелби вызовет хоть какую-то реакцию. Но Дэниел только склонил голову набок. Он добрался до влажной кромки пляжа, где вода вспенивалась и откатывалась назад, и завис перед ней над самым песком.
- А что насчет Шелби?
- Ты и впрямь собираешься сделать вид, будто не понимаешь?
- Погоди.
Дэниел опустился на землю, согнув колени, когда босые ступни коснулись песка. Потом он выпрямился, и его крылья ушли назад, подальше от лица, подняв целый порыв ветра. Люс впервые задумалась о том, насколько они, должно быть, тяжелые.
Дэниелу потребовалось меньше пары секунд, чтобы оказаться около нее, но когда его руки проскользнули ей за спину и привлекли ближе, он действовал уже не так стремительно.
- Давай не будем сразу начинать со ссоры, - попросил он.
Люс прикрыла глаза и позволила ему подхватить себя с земли. Их губы встретились, и она запрокинула лицо к небу, нежась в его близости. Не было больше ни темноты, ни холода, только омывающее ее чудесное лиловое сияние. Даже шум океана стал не очень слышен из-за негромкого гула энергии, заключенной в теле Дэниела.
Девочка крепко обняла его за шею, затем погладила твердые мышцы плеч, коснулась мягкого края крыльев. Сильные, белые и мерцающие, те всякий раз оказывались куда больше, чем ей помнилось. Два великолепных паруса простирались по обе стороны от тела, и каждый их дюйм был гладок и безупречен. Кончиками пальцев Люс ощущала напряжение, как будто трогала туго натянутый холст. Но только шелковистый и бархатисто-нежный. Казалось, крылья отзывались на ее прикосновения и даже тянулись вперед, чтобы потереться о нее, привлечь ее ближе, пока она совершенно в них не зарылась, вжимаясь все теснее и теснее, но так и не утолив своей жажды. Дэниел вздрогнул.
- Что-то случилось? - шепотом спросила девочка, поскольку порой он тревожился, когда их страсть начинала разгораться, - Тебе больно?
Этим вечером взгляд его казался жгучим.
- Все просто чудесно. Бесподобно.
Его пальцы скользили по талии Люс, пробираясь под свитер. Обычно она слабела от его нежности. Сегодня Дэниел прикасался к ней с куда большей силой. Едва ли не грубо. Девочка не понимала, что на него вдруг нашло, но ей это нравилось.
Губы ангела скользнули по ее губам, затем поднялись выше, по переносице, бережно коснулись по очереди каждого века. Когда он отстранился, Люс открыла глаза и посмотрела на него.
- Ты такая красивая, - прошептал Дэниел.
Именно такие слова мечтают услышать большинство девушек, - однако стоило ему это сказать, как Люс почудилось, что ее выдернуло из собственного тела и заменило кем-то другим.
Шелби.
Но не только ею - велики ли шансы, что та была единственной? Ощущали ли другие глаза, носы и скулы поцелуи Дэниела? Приникали ли другие тела к его груди на пляже? Сливались ли с его губами другие губы, заходились ли стуком другие сердца? Шептал ли он другим такие же комплименты?
- В чем дело? - спросил Дэниел.
Люс стало дурно. Пусть от их поцелуев запотевали окна, но как только они пробовали воспользоваться ртами для иных целей - скажем, разговоров, - все сразу усложнялось.
Она отвернулась от него.
- Ты лгал мне.
Дэниел не поднял ее на смех и не рассердился, как она ожидала - и почти хотела этого. Он сел на песок. Сложил руки на колени и уставился на пенящиеся волны.
- В чем именно?
Едва слова успели сорваться с ее губ, Люс пожалела о сказанном.
- Я могла бы прибегнуть к твоему собственному подходу - и вообще ничего больше тебе не говорить.
- Я не могу рассказать тебе то, что ты хочешь узнать, если ты не объяснишь мне, что тебя беспокоит.
Девочка подумала было о Шелби, но, когда представила, как разыгрывает сцену ревности - лишь для того, чтобы он обошелся с ней как с ребенком, - почувствовала себя жалкой.
- У меня такое ощущение, что мы совершенно чужие, - сказала она вместо этого. - Как будто я знаю тебя не лучше, чем кто угодно другой.
- О.
Голос Дэниела остался спокойным, а выражение лица - столь раздражающе терпеливым, что Люс захотелось его встряхнуть. Ничто не могло вывести его из равновесия.
- Ты держишь меня здесь как заложницу, Дэниел. Я ничего не знаю. Никого не знаю. Я одинока. Каждый раз, когда мы видимся, ты возводишь какую-нибудь новую стену и отгораживаешься ею от меня. Никогда не подпускаешь ближе. Ты притащил меня сюда…
Сперва она имела в виду Калифорнию, но дело было не только в этом. Ее прошлое, какое бы скудное представление о нем девочка ни имела, разворачивалось у нее в голове, словно оброненный рулон кинопленки, разматывающийся по полу.
Дэниел тащил ее куда дальше и дольше, чем просто до Калифорнии. Сквозь века подобных ссор. Сквозь мучительную гибель, приносящую боль всем, кто ее окружал, - вроде тех милых пожилых людей, которых она навещала недавно. Дэниел разрушил жизнь этой пары. Убил их дочь. И всего лишь потому, что был напористым ангелом, который увидел нечто ему приглянувшееся и тут же на него набросился.
Нет, он не просто затащил ее в Калифорнию. Он затащил ее в проклятую вечность. Это бремя следовало бы нести ему одному.
- Я страдаю - я и все, кто меня любит, - от твоего проклятия. Вечно. Из-за тебя.
Дэниел вздрогнул, как будто она ударила его.
- Ты хочешь вернуться домой, - сказал он.
Она топнула ногой по песку.
- Я хочу вернуться. Каким бы образом ты ни вовлек меня в эту историю, я хочу, чтобы ты забрал все обратно. Я хочу просто жить нормальной жизнью, и умирать нормальной смертью, и расставаться с нормальными людьми по нормальным поводам вроде тостеров, а не сверхъестественных тайн Вселенной, которых ты мне даже не доверяешь.
- Погоди.
Лицо Дэниела совершенно побелело. Его плечи напряглись, а руки задрожали. Даже крылья, такие могучие мгновениями раньше, теперь казались хрупкими. Люс хотелось протянуть руку и коснуться их, как будто это подсказало бы ей, насколько реальна боль, которую она видит у него в глазах. Но она продолжала стоять на своем.
- Мы расстаемся? - спросил Дэниел слабым, тихим голосом.
- А мы вообще-то вместе?
Он поднялся на ноги и взял ее лицо в ладони. Прежде чем Люс успела отпрянуть, жар отхлынул от ее щек. Она прикрыла глаза, противясь магнетической силе его прикосновения, но та оказалась слишком мощной, куда мощнее чего бы то ни было еще.
Это усмирило гнев Люс, изорвало ее личность в клочья. Кто она без него? Почему влечение к Дэниелу всегда побеждает все, что отталкивает ее от него? Здравый смысл, обидчивость, самосохранение - ничто из этого не способно ему противостоять. Должно быть, это часть его кары. То, что она навеки привязана к нему, словно марионетка к кукловоду. Люс знала, что ей не следует вожделеть его каждой частицей естества, но ничего не могла с собой поделать. Смотреть на него, ощущать его прикосновения - весь прочий мир мерк в сравнении с этим.
Вот если бы только любить его не оказывалось так трудно!
- Я не вполне понял… - шепнул ей на ухо Дэниел, - Ты хочешь тостер?
- Кажется, я сама не знаю, чего хочу.
- Зато я знаю, - отозвался он, не отрывая настойчивого взгляда от ее глаз. - Я хочу тебя.
- Я понимаю, но…
- И ничто на свете этого не изменит. Что бы ты ни услышала. Что бы ни произошло.
- Но мне недостаточно быть желанной. Мне нужно, чтобы мы были вместе - по-настоящему вместе.
- Скоро. Обещаю. Все это лишь временно.
- Это ты уже говорил.
Люс заметила, что у них над головами взошел месяц, сияющий ровным ярко-оранжевым светом.
- О чем ты хотел со мной поговорить?
Дэниел заправил ей за ухо прядь осветленных волос, чересчур надолго задержавшись на них взглядом.
- О школе, - ответил он, чуть замешкавшись, чем заставил ее усомниться в его искренности. - Я попросил Франческу приглядывать за тобой, но хотел убедиться сам. Ты чему-нибудь научилась? Хорошо проводишь время?
Ее подмывало похвастаться перед ним своими успехами в обращении с вестниками, поведать о разговоре со Стивеном и о картинках собственных родителей, которые ей удалось подглядеть. Но Дэниел смотрел на нее сейчас с таким нетерпением и желанием услышать то, что ему хотелось; он явно пытался избежать ссоры, так что Люс решила последовать его примеру.
Она закрыла глаза. Сказала ему то, что он хотел услышать. В школе все отлично. У нее все отлично. Губы Дэниела вновь нашли ее губы; короткий поцелуй был страстным, так что все ее тело затрепетало.
- Я должен идти, - наконец сказал Дэниел, выпрямляясь, - Мне вообще не следовало здесь появляться, но я не могу без тебя. Я тревожусь о тебе каждое мгновение. Я люблю тебя, Люс. Люблю до боли.
Она зажмурилась, защищая глаза от ветра, поднятого его крыльями, и взвихрившегося жалящего песка.
Глава 10
ДЕВЯТЬ ДНЕЙ
Отдающиеся эхом свист и лязг заглушили крики переговаривающихся скоп. Долгая, певучая нота металла, скользнувшего по металлу, затем звон тонкого серебристого клинка, отбитого гардой противника.
Франческа и Стивен сражались.
Нет - они фехтовали. Демонстрация для учеников, готовящихся к собственным учебным поединкам.
- Владение клинком, будь то легкие рапиры, которыми мы пользуемся сегодня, или нечто столь опасное, как сабля, - это бесценный навык, - объявил Стивен, рассекая лезвием воздух короткими, хлесткими движениями. - Воинства небес и ада редко сходятся в битве, но когда это случается…
Не глядя, он атаковал Франческу боковым выпадом, а та, также не глядя, вскинула клинок и парировала удар.
- …современное вооружение не в силах причинить им вред. Кинжалы, луки и стрелы, огромные пламенные мечи - вот наши вечные орудия.
Последовавший за этим поединок был показательным, всего лишь уроком; Франческа и Стивен даже не надели масок.
Это было позднее утро среды, и Люс сидела на террасе, на широкой скамье между Жасмин и Майлзом. Весь класс, включая обоих их учителей, сменил будничную одежду на белые костюмы, какие обычно носят фехтовальщики. Половина ребят вертели в руках сетчатые защитные маски. Люс явилась в кладовку с инвентарем сразу после того, как забрали последнюю маску, что совершенно ее не огорчило. Она надеялась избежать неловкости, когда весь класс убедится в ее бездарности: по тому, как остальные разминались по бокам террасы, было очевидно, что им уже знакомы подобные тренировки.
- Главное - представлять собой как можно меньшую мишень для противника, - пояснила Франческа группке окруживших ее учеников, - Так что вы переносите вес на одну ногу, вторая становится ведущей, а затем вы раскачиваетесь вперед и назад - на расстояние выпада и обратно.
Учителя внезапно закружились в настоящем вихре ударов и блоков; сталь то и дело звенела, когда они искусно отражали выпады друг друга. В какой-то момент клинок Франчески ушел далеко влево, Стивен ударил, но она качнулась назад, по дуге уведя рапиру вверх и коснувшись его запястья.
- Туше, - смеясь, объявила она.
Стивен повернулся к классу.
- Туше по-французски значит "задет". В фехтовании очки начисляются за касание.
- Сражайся мы всерьез, - добавила Франческа, - боюсь, кисть Стивена уже лежала бы на окровавленной террасе. Прости, дорогой.
- Ничего страшного, - откликнулся тот. - Ничего. Страшного.
Он накинулся на нее сбоку, казалось, чуть не воспарив над землей. В последовавшем за этим неистовом обмене выпадами Люс совершенно не успевала следить за клинком Стивена - он снова и снова вспарывал воздух и едва не рассек Франческу, но та своевременно уклонилась в сторону и вновь возникла у него за спиной.
Учитель оказался к этому готов и отбил ее рапиру, а затем опустил острие своей вниз и ударил противнице в подъем ноги.
- Боюсь, ты, моя дорогая, встала не с той ноги.
- Посмотрим.
Франческа подняла руку и пригладила волосы. Они оба пристально, с убийственным напряжением смотрели друг на друга.
Каждый новый раунд неистового действа заставлял Люс тревожно вскидываться. Она всегда была пугливой, но и остальной класс сегодня держался на удивление беспокойно. Беспокойно от возбуждения. Наблюдая за Франческой и Стивеном, никто из ребят не мог сидеть тихо.
Вплоть до сегодняшнего дня Люс недоумевала, почему ни один нефилим не числится ни в какой из школьных спортивных команд. Жасмин лишь сморщила носик, когда девочка спросила, не хотят ли они с Зарей попробоваться в команду по плаванию. По сути, пока она не услышала этим утром, как Лилит в раздевалке, зевая, рассуждает о том, что любой спорт, кроме фехтования, "невыносимо скучен", ей представлялось, что нефилимы попросту не любят физических нагрузок. Но дело оказалось вовсе не в этом. Они просто тщательно выбирали, чем заниматься.
Люс поморщилась, представив, как Лилит, помнящая французский перевод всех фехтовальных терминов, которых она сама не знала даже на английском, гибкая и язвительная, устремляется в атаку. Если остальные нефилимы обладают хотя бы десятой долей продемонстрированного учителями умения, к концу занятия она превратится в горку изрубленных частей тела.
Преподаватели фехтовали искусно, легко переходили в выпад и возвращались в стойку. Солнце сверкало на их клинках и белых защитных жилетах. Густые светлые локоны Франчески великолепным нимбом сияли над плечами, когда она кружила рядом со Стивеном. Их ноги с таким изяществом выплетали узоры на полу террасы, что весь поединок походил на танец.
На их лицах застыла упрямая, ожесточенная решимость. После первой пары касаний они сравняли счет. Оба не могли не устать - поскольку фехтовали уже больше десяти минут без единого засчитанного удара. И двигались так быстро, что дуги их клинков практически исчезли; осталась лишь чистая ярость, слабый гул в воздухе и постоянный лязг сталкивающихся рапир.
Вскоре начали лететь искры всякий раз, как их клинки встречались. Искры любви или ненависти? Порой казалось, что и того и другого.
И это беспокоило Люс. Поскольку предполагалось, что любовь и ненависть стоят в точности на противоположных концах спектра. Их разделение казалось столь же ясным, что и… скажем, на ангелов и демонов, как некогда она считала. Но уже нет. Пока девочка с благоговением и страхом наблюдала за учителями, в ее мыслях кружились воспоминания о вчерашнем споре с Дэниелом. И собственные любовь и ненависть - или если и не вполне ненависть, то нарастающая ярость - сплелись узлом в ее душе.
Одноклассники восторженно закричали. Люс показалось, что она лишь моргнула, но момент был полностью пропущен. Рапира Франчески уткнулась острием в грудь Стивена. Близко к сердцу. Она нажала на рукоять так, что тонкий клинок выгнулся дугой. Оба на миг замерли, глядя друг другу в глаза. Люс не знала, считать ли и это тоже частью представления.
- Прямо в сердце, - проговорил Стивен.
- Как будто у тебя оно есть, - шепнула Франческа.
Казалось, оба учителя на мгновение забыли о собравшихся на террасе школьниках.
- Еще одна победа Франчески, - объявила Жасмин, затем наклонилась к уху Люс и понизила голос, - На ее счету долгая череда побед. А у Стивена не так много.
В этом замечании Люс померещился какой-то скрытый смысл, но подруга уже легко вскочила со скамьи, надвинула на лицо маску и потуже затянула в хвост волосы. Готовая к бою.
Пока вокруг суетились остальные школьники, Люс попыталась вообразить подобную сцену между собой и Дэниелом: она берет верх, и он оказывается на милости ее клинка, как Стивен у Франчески. Сказать по правде, ей не удалось такое представить. И это встревожило Люс. Не потому, что ей хотелось помыкать Дэниелом, а потому, что не хотелось, чтобы помыкали ею. Прошлой ночью она слишком сильно от него зависела. Воспоминания о поцелуе тревожили ее, вгоняли в краску и подавляли - и не в лучшем смысле слова.
Она любит его. Но…