– Наверно, ты устал, парниша. – Едва прикрыв за собой дверь и торопливо скинув туфли, девица упала на постель, вытянула вперед руки, немного поизвивалась, перевернулась на живот, приподняла туго обтянутую джинсовой тканью попочку, завиляла ею.
– Кухня у тебя тут есть? – опустил сумку на пол Пустынник.
– Что?! – извернувшись, оглянулась на него девица.
– Кухня. Плита, сковородка, спички, – уточнил маг.
– А зачем?
– Вот, – он достал из сумки полиэтиленовый пакет с эскалопами. – Пожарь это. Лучше с красным вином.
– Я тебе что, кухарка?
– Роксалана, – удивленно приподнял брови последний из рода Тахо, – кто здесь платит деньги? Я взял тебя на всю ночь, чтобы ты исполняла мои причуды. Так что иди и работай.
– Блин, совсем народ охренел, – слезла с постели девица. – Скоро пол мыть заставят.
Она ушла из комнаты, и вскоре Пустынник услышал характерный треск падающего на раскаленное железо мяса. Маг посмотрел на часы, отошел к окну, отодвинул занавеску, взглянул на небо. Потом вернулся к постели, бухнулся на нее и вытянулся во весь рост.
Прошло около получаса, прежде чем в комнату с глубокой тарелкой в руках вошла хозяйка:
– Вот, пожарила. Теперь что?
– Теперь ешь.
– Как «ешь»?
– Ешь-ешь, – кивнул Пустынник. – Меня это возбуждает.
– Может, мне тогда раздеться?
– Успеется, – махнул рукой маг. – Пока просто ешь.
Роксалана недоуменно покачала головой, но вслух ничего не сказала – уселась на стул возле торшера и принялась жевать. Ела она руками. Видимо, считала, что так эротичнее. Когда мясо кончилось и девица облегченно поставила пустую тарелку на пол, Пустынник снова сверился с часами:
– Теперь давай подождем двадцать минут.
– Слыхала я про проблемы с эрекцией, – не удержалась от саркастического замечания Роксалана, – но чтобы до такой степени!
Пустынник скривился, вытащил из нагрудного кармана еще сто долларов и протянул ей:
– На, чтобы вдохновение не иссякло.
– Сотню «дохлых президентов» за целую тарелку горелой свинины?
– Это уж как сама приготовила, – расплылся в улыбке маг. – А ты думала, я тебе доверю для себя стряпать?
– Надеюсь, ты хотя бы возбудился?
– Еще как! – Пустынник сверился с часами. – Раздевайся.
– Сейчас, музыку включу.
– Не надо, – покачал головой маг. – Просто разденься.
Роксалана встала и, покачиваясь и водя бедрами, начала неторопливо раздеваться. Однако даже эти ее старания угодить клиенту пропали даром: Пустынник отвернулся, порылся в своей сумке, достал коробку со школьными мелками, открыл.
– О, – встрепенулась Роксалана, – будем играть в учительницу и ученика?
– Будем, – кивнул Пустынник, кладя рядом с мелом отвертку. – С тобой было приятно поиграть…
Он выпрямился, стиснул ей грудь, потом сунул ладонь между ног. Девица с преувеличенной страстью застонала, закрыла глаза, закинула голову. Маг погладил ей живот, отмерил две фаланги от пупка вправо, подхватил с пола отвертку и нанес резкий короткий удар.
Роксалана только охнула, складываясь пополам, но сильная рука перехватила ее за горло, в то время как вторая вывернула за спину локоть. Хватка была жесткой и умелой – девушку выгнули до боли в пояснице, наклонили вперед и держали в этой неудобной позе, пока вязкая струйка из раны падала на мел, постепенно заполняя коробку. А потом грубо отпихнули в сторону.
– Ах ты, урод, – выдохнула она, обретя способность говорить. – Ах ты, тварь. Ах ты, сволочь.
Роксалана прижала руку к ране, отняла, с ужасом посмотрела на окровавленную ладонь.
– Ублюдок! Ну, я сейчас… – Она кинулась в прихожую, но Пустынник, склонившийся над мелками, резко ткнул в ее сторону указательным пальцем, и девица споткнулась, ударилась в косяк, отлетела на постель. На левом боку, чуть ниже ребер, начал багроветь обширный ожог.
Маг подошел к ней, наклонился, почти коснувшись ее губ губами, но в последний момент остановился:
– А нужна ли мне эта никчемная душа? Чего в ней может быть интересного? Пожалуй, главное – чтобы она другим не досталась.
Пустынник выпрямился, огляделся по сторонам. Потом сходил на кухню, вернулся с полиэтиленовым пакетом из-под мяса, надел Роксалане на голову и стянул вокруг шеи.
Девица неожиданно очнулась, заметалась – но маг обнял ее крепко, как пылкий любовник, прижал к себе, не давая сорвать пакет, и уже спустя пару минут хозяйка квартиры обмякла.
Пустынник побаюкал ее еще немного, потом осторожно положил у стены, развернулся и рывком поднял постель, поставив ее набок, ногой разметал в стороны пыль, опустился на колени.
– Мел, пропитанный желчью, вытекшей на нечистое животное, – негромко пробормотал он, очерчивая на полу желтоватый круг.
За кругом он начертал пентаграмму, вписав в каждый из ее углов по древнему иероглифу, истинный смысл которых уже давно затерялся в веках, в центр пентаграммы поставил стакан с водой, насыпал вокруг могильную землю. Затем прошел по комнате – снял со стены зеркало, вынес на кухню. Обшарил карманы мертвой проститутки, обнаружил крохотное зеркальце и тоже выкинул из комнаты. Сорвал с нее серьги, цепочку, дешевые кольца – тоже выкинул прочь. Разделся сам, оставив всю одежду за порогом.
Магические книги утверждают, что ожившие мертвецы не выносят зеркал и железа, но Пустынник за пять веков успел набраться опыта и знал: покойники непредсказуемы. Их может привести в ярость любой предмет и всякая живая плоть. Поэтому, совершая обряд, лучше не иметь на себе вообще ничего. И крайне желательно – не быть смертным.
Он приоткрыл занавеску, выглянул наружу. Там по-прежнему моросил дождь, небо плотно закрывали тучи. Однако маг чувствовал – пора. Ночь проложила границу между днями и открывает врата новой дате. Восемнадцатое сентября. Если могильный камень не врет – то это дата рождения некоего Геннадия Кимова. День, когда линии его судьбы сходились в одну точку, когда глаза его впервые увидели свет – а потому в этот день он должен легче всего откликаться на зов.
Пустынник достал церковные свечи, расставил их по углам пентаграммы, зажег, сам отступил в круг:
– Ouvrez doret vivant et mort! Au Nom des dieux passe et futur j’ordonne! – начал он ритуальное заклинание, после чего перешел на язык мертвеца: – Вызываю и выкликаю из могилы земной, из доски гробовой, из жизни вечной, предтечной. От пелен савана, от гвоздей крышки гробовой, от цветов в гробу, от венка на лбу, от монет откупных, от червей земляных, от иконы на груди, от последнего пути. Прочь с глаз пятаки, руки из темноты, ноги шелохни по моему выкрику, по моему вызову. К кругу зазываю, с погоста приглашаю. Иди ко мне, раб Божий Геннадий! Домовина без окон, дверей, отпусти спящего вдали от людей. Сюда, сюда, я жду тебя! Отпусти его, сила сна, хоть на час, хоть на полчаса…
Огни на свечах заплясали, послышалось поскрипывание половиц, по спине потянуло холодком. Бухнула дверь – раз, другой. Жалобно тренькнул звонок. Однако Пустынник знал: если он хочет получить действительно умелого воина, то помогать нельзя. Мертвец обязан сам проникнуть сквозь стены и двери, преодолеть любые запоры, влекомый неодолимым призывом.
– Ouvrez doret vivant et mort! Au Nom des dieux passe et futur j’ordonne… – начал он повторять заклинание с самого начала.
Дверь загрохотала с новой силой, зазвенели стекла за занавесками, содрогнулись стены. Послышался тихий злобный вой, словно в центр русской столицы проникла целая стая голодных таежных волков. И лишь когда Пустынник начал читать заклятие в третий раз – комната внезапно заполнилась влажным гнилостным запахом, вой сменился полной тишиной, а за спиной мага послышались тяжелые шаги.
Мертвец остановился совсем рядом, качнулся в одну сторону, в другую. Остывающая девка ему показалась неинтересна, колдуна в круге он и вовсе не ощущал. Зато он почувствовал свое, родное – могильную землю, которая мнилась ему символом покоя. Он сделал шаг, еще – и очутился в центре пентаграммы. Скакнули в высоту языки пламени, упал стакан, растеклась в стороны вода. Мертвец шарахнулся в сторону – но границы магического рисунка, подобно стенам, удержали его внутри. Ловушка захлопнулась.
– Долго ты добирался, – покачал головой Пустынник, выходя из круга и останавливаясь перед порождением смерти. – Долго…
Мертвец молчал. Выглядел он еще вполне крепким: гниль успела сожрать только глаза, куски мяса с плеч и на левой ноге, разъела одежду. Впрочем, такие существа все едино черпают свою силу не из плеч, а из неведомой энергии вечного Дуата. Никаких корней через тело не прорастало, никаких слизней и червей видно не было. Это хорошо: примесь живой энергетики только вредит, когда используется сила мертвая.
– Имя! – потребовал Пустынник.
Мертвец промолчал, и маг потребовал снова:
– Имя!!!
Повинуясь взмаху руки, подпрыгнули на высоту полуметра языки пламени, и мертвец замычал от муки.