Стоял прекрасный день в Пуно: бледно-голубое озеро за окном и сияющее с такой ослепительной силой солнце, что казалось, будто оно выжгло с неба всю лазурь и облака, оставив лишь белый свет. Уносимая чистым горным воздухом над озерной водой в дом проникала мелодия Магнуса.
Колдун изящно согнулся под подоконником, когда ставни на окнах спальни Рагнора с грохотом распахнулись.
— Что… что… что ты делаешь? — потребовал он.
— Мне почти шестьсот лет, — заявил Магнус, а Рагнор фыркнул, так как он каждые несколько недель менял свой возраст на более подходящий. Магнуса понесло. — Похоже, пришло время научиться играть на музыкальном инструменте. — Он взмахнул своим новым трофеем, небольшим струнным инструментом, который казался родственником лютни, но ту смутило бы такое родство. — Он называется чаранго. Я собираюсь стать чарангистом!
— Я бы не назвал это музыкальным инструментом, — кисло заметил Рагнор. — Орудием пытки, может быть.
Магнус прижал к себе руками чаранго, будто это был ребенок, которого легко обидеть.
— Это прекрасный и очень уникальный инструмент! Его корпус сделан из броненосца. Точнее, высушенного панциря броненосца.
— Ну, тогда это объясняет тот звук, что ты издаешь, — сказал Рагнор. — Как потерявшийся голодный броненосец.
— Ты просто завидуешь, — спокойно заметил Магнус. — Потому что у тебя нет души настоящего артиста, как у меня.
— О, я прямо весь позеленел от зависти, — огрызнулся Рагнор.
— Ну же, Рагнор. Это не честно, — сказал Магнус. — Ты же знаешь, как я люблю, когда ты шутишь насчет своего цвета кожи.
Магнус отказывался реагировать на безжалостное мнение Рагнора. Он наградил своего друга надменным взглядом полнейшего равнодушия, поднял чаранго и снова начал играть свою дерзкую прекрасную мелодию.
И тут они оба услышали в доме короткий стук яростно бегущих ног, шуршание юбок, а потом во двор выбежала Катарина. Ее белые волосы свободно струились по плечам, а лицо выражало тревогу.
— Магнус, Рагнор, я слышала, как кошка издавала какой-то странный шум, — воскликнула она. — Судя по этим звукам, бедное животное ужасно больно. Вы должны помочь мне найти ее!
Сидя на подоконнике, Рагнор тут же взорвался истерическим хохотом. Какое-то мгновение Магнус смотрел на Катарину, пока не заметил, что ее губы подрагивают.
— Вы сговорились против меня и моего искусства, — заявил он. — Вы парочка заговорщиков.
Он снова начал играть. Катарина остановила его, положив на его руку ладонь.
— Нет, но серьезно, Магнус, — сказала она. — Этот звук ужасен.
Магнус вздохнул.
— Каждый колдун — критик.
— Зачем ты это делаешь?
— Я уже объяснил Рагнору. Я хотел бы стать мастером в игре на музыкальном инструменте. Я решил посвятить себя искусству чарангиста и больше не желаю слышать какие-либо возражения.
— Если бы мы все составляли списки того, что нам не хотелось бы слышать… — пробормотал Рагнор.
Однако Катарина улыбалась.
— Понимаю, — сказала она.
— Мадам, вы не понимаете.
— Нет, понимаю. Я очень ясно все понимаю, — заверила его Катарина. — Как ее зовут?
— Я возмущен твоими намеками, — сказал Магнус. — Женщина тут абсолютно не причем. Я женат на своей музыке!
— Ну, ладно, — сказала Катарина. — Тогда как его зовут?
***
А звали его Имасу Моралес, и он был великолепен.
Возле гавани, вдоль берега озера Титикака, стояли три колдуна, но Магнусу нравилось смотреть и быть частью той жизни, которую Катарина и Рагнор, знакомые с тишиной и одиночеством в детстве по причине своего необычного внешнего вида, не понимали. Он бродил по городу и поднимался в горы, участвуя в небольших приключениях. В нескольких случаях, о которых так оскорбительно и неуместно напомнили ему Рагнор и Катарина, домой его сопровождала полиция, хотя этот инцидент с боливийскими контрабандистами был полным недоразумением.
Однако той ночью Магнус не имел никаких дел с контрабандистами. Он просто прогуливался по Площади Республики, огибая искусно подстриженные кусты и искусные изваяния скульптур. Город внизу сиял словно звезды, расположенные ровными рядами, будто кто-то выращивал урожай света. Прекрасная ночь для того, чтобы встретить прекрасного юношу.
В первую очередь до ушей Магнуса донеслась музыка, а потом смех. Он обернулся, чтобы посмотреть, и увидел сияющие темные глаза, взъерошенные волосы и игру пальцев музыканта. У Магнуса имелся список благоприятных черт, которыми должен обладать его компаньон: черные волосы, голубые глаза, честность, — но в этом случае его привлек личный отклик на жизнь. То, чего он не видел раньше, и что заставляло его хотеть видеть больше.
Он придвинулся ближе, и ему удалось поймать взгляд Имасу. Как только их взгляды встретились, игра могла начаться. И Магнус начал ее с того, что спросил, не обучает ли Имасу музыке. Ему хотелось больше времени проводить с ним, но и учиться тоже — увидеть, мог ли он таким же образом быть увлечен и извлекать такие же звуки.
Даже после нескольких уроков Магнус мог сказать, что извлекаемые им звуки из чаранго слегка отличались от звуков Имасу. Возможно, более чем слегка. Рагнор и Катарина оба умоляли его бросить этот инструмент. Случайные прохожие на улице умоляли бросить его инструмент. От него даже кошки разбегались.
Но:
— У тебя есть настоящий потенциал музыканта, — сказал Имасу, его голос был серьезен, а глаза смеялись.
Магнус взял себе за правило прислушиваться к тем людям, которые были добры, подбадривали и были очень красивы.
Поэтому он упорно продолжал заниматься на чаранго, несмотря на то, что ему запретили играть дома. Но его игре в общественных местах также мешали плачущий ребенок, мужчина с документами, говорящий о постановлениях городских властей, и небольшие беспорядки.
Прибегнув к крайней мере, Магнус ушел в горы и играл там. Он был уверен, что паническое бегство лам, свидетелем которого он стал, было простым совпадением. Ламы не могут судить его.
Кроме того, чаранго, определенно, начинал звучать лучше. Либо он стал въезжать, либо это были слуховые галлюцинации. Магнус предпочел поверить первому варианту.
— Думаю, я действительно завернул за угол, — однажды он честно признался Имасу. — В горах. Я имею в виду метафорический музыкальный угол. Там действительно должно быть больше дорог.
— Это замечательно, — с сияющими глазами воскликнул Имасу. — Мне не терпится услышать.
Они находились дома у Имасу, так как Магнусу больше нигде в Пуно не позволялось играть. К сожалению, мать и сестра Имасу были склонны к мигреням, поэтому большинство их уроков проходили в виде музыкальной теории. Но сегодня Магнус и Имасу были дома одни.
— Когда предположительно вернутся твои мама и сестра? — очень небрежно спросил Магнус.
— Через несколько недель, — ответил Имасу. — Они уехали навестить мою тетю. Хм. Они сбежали, то есть, уехали из дома не по какой-то конкретной причине.
— Какие очаровательные дамы, — заметил Магнус. — Как жаль, что они столь болезненны.
Имасу моргнул.
— Ну, их головные боли, — напомнил ему Магнус.
— Ах, да, — произнес Имасу. — Точно. — Повисла пауза, а потом Имасу хлопнул в ладоши. — Ты собирался что-нибудь сыграть мне!
Магнус просиял.
— Приготовься, — произнес он, — изумляться.
Он взял в руки инструмент. Как ему казалось, они стали понимать друг друга, его чаранго и он. Если он пожелал бы, то мог бы заставить музыку плыть в воздухе, над рекой или сквозь занавески, но это было по-другому, по-человечески и странно трогательно. Запинки и скрежет струн звучали одновременно, создавая мелодию, как полагал Магнус. Музыка была почти у него в руках.
Когда Магнус посмотрел на Имасу, то увидел, что тот уронил голову на руки.
— Э-э, — произнес Магнус. — С тобой все в порядке?
— Я просто пытаюсь преодолеть, — слабым голосом ответил он.
Магнус слегка возгордился.
— Ах. Ну, хорошо.
— То, насколько это было ужасно, — сказал Имасу.
Магнус моргнул.
— Что, прости?
— Я больше не могу лгать! — выпалил Имасу. — Я старался подбадривать. Ко мне направлялись почетные гости города с просьбой, чтобы я умолял тебя прекратить. Моя праведная матушка упрашивала меня со слезами на глазах…
— Все не так уж плохо…
— Нет, плохо! — Это было похоже на прорвавшуюся плотину музыкальной критики. Имасу повернулся к нему с пылающими, а не сияющими глазами. — Это ужаснее, чем ты можешь себе представить! Когда ты играешь, все цветы моей матушки утрачивают тягу к жизни и мгновенно погибают. Квиноа больше не пахнет. А ламы из-за твоей музыки мигрируют, а надо заметить, что они не относятся к мигрирующим животным. Дети теперь верят, что на озере живет больное чудовище, наполовину лошадь, наполовину большая печальная курица, которая просит у судьбы долгожданного избавления смертью. Горожане считают, что мы с тобой проводим тайные магические ритуалы…