Пригрелась и уснула. Под нашим апрельским солнцем не сгоришь — скорее замерзнешь.
А проснулась — чую, что-то не так. Неспокойно.
Так и есть. Сидит на бортике фонтана некто стриженный и этак терпеливо меня рассматривает. Вежливо так. Не приближаясь. Не тревожа.
М-да… удрать?
Смотрю из-под локтя. Стриженный пощурился на солнце и зевнул. Это меня сразу почему-то резко успокоило. Стала обдумывать первую фразу. Стриженный сам мне помог — стукнул чем-то там по камню.
— Не бренчите! — раздраженно сказала я. — Господи, спокойно позагорать не дадут!
Села. Поглядела на свой живот.
— Даже кожа не порозовела… А спина? — вскочила, отвернулась от мэна. — Спина загорела?
(Заодно прикинула расстояние до ближайшей арки — ищи меня, свищи!)
— Нет, — после паузы сказали сзади. — Не загорела.
— А все вы! Ну что вы тут бродите?
Стриженный искоса глянул на меня и стал смотреть на горизонты. Я догадалась, начала натягивать шмотки. Стеснительные, вишь ли, мужики развелись…
— Что вы тут делаете?
— Загораю, — сказала я, не приближаясь.
— И все?
— Думаю. Мысли всякие приходят, знаете…
— Как вы здесь оказались?
— Всегда росла.
— Одна?
— Нет. Сейчас вдвоем. Я и вы. Вы и я.
Мэн оказался жутко терпеливым.
— А кроме вас здесь еще есть люди?
— Вообще-то есть.
— А в частности?
— Нет.
— Вы меня боитесь?
— А вы меня?
— Вы можете ответить хоть на один вопрос?
— А зачем?
Я успела между делом одеться, расчесать волосы и прикинуть еще три варианта убега. Но не убегла. Мэн был мне не понятен. Вроде не придурок, не мафия, и не бродяга, как мы с Быковым. Четвертая порода в городе объявилась.
Кинула я пробный вопрос:
— На комбинате были?
— Нет. А зачем?
— Это местная достопримечательность. Все посещают.
— Да что вы… вот не знал, — пробормотал он. Встал. Невысокий, одного роста со мной, но здорово пропорциональный, крепкий и плечистый. Рожа скуластая, квадратный подбородок, глаза узкие, желтые. Совсем бы супермен, да ямочки на щеках мешают. Хотя он совсем и не улыбается. Спокойный, как удав.
— Вы здоровы? — сказал, подходя. Я отчего-то даже не шуганулась.
— А вы?
— Вполне. Познакомьте меня с вашими…
— Придурками?
— Да, — после паузы сказал он. — Где я вас видел?
— В кошмарном сне, — сказала я. — Оружие есть?
— А что? — спросил мэн.
— Перенимаете мою методу, — засмеялась я. — Сдавайте!
Он подумал, в упор рассматривая меня широко расставленными глазами. Расстегнул куртку, залез куда-то себе под мышку. Достал, вынул «магазин» и протянул мне пистолет на крепкой ладони.
Он оказался тяжелым. Я повертела его, заглянула в дуло.
— Идем?
— Ну, идем…
Мы пересекли площадь, обогнули здание заводского клуба, через парк по узкой асфальтовой дорожке пришли к «гостиничному» домику. Придурков еще не было. Привела я его к себе — сел бочком на кровать — оглядывается и помалкивает. Стала я тишину озвучивать.
— Как вас зовут?
— Шельга, — готовно отозвался он.
— Чего?
— Николай Шельга.
— А чего вы меня так разглядываете?
— Вспоминаю.
— Да ну вас! Опаньки! С рукой что?
Шельга поглядел на свою руку.
— Не знаю.
— Ага! — с удовольствием сказала я. — Веточку где-то обломали?
— Н-не помню… — растерянно сказал Шельга, — а что…
— Руку на стол!
Я смоталась одним духов во врачову комнату, предупредила, принимаясь за операцию — больно будет. Шельга только усмехнулся. Ну, держись, коли такой смелый! Тронула ладонь скальпелем — почерневшая съежившаяся кожа лопнула, хлынула вязкая белая жидкость. Я почувствовала, как напряглось его широкое запястье, подняла глаза — слепо шарит рукой по одежде. Все, думаю, вырубается человек.
— Заканчиваю, терпите! — говорю. А он башкой стриженной мотает и мне под нос какой-то листок сует. Во, думаю, привет! Личность моя. В карандаше на весь тетрадный лист.
— Быков? — спрашиваю я. — Это вам Быков дал?
Аж про руку забыла. А Шельга доволен — улыбается во все тридцать два (или сколько их там?) зуба.
— Я же говорил!
Быков, оказывает, Шельгу порешил в плен взять. Прыгнул на него из подъезда, а Шельга его… Николай помялся и закончил мягко — сбросил. Я так поняла, что сбросил с треском. А мой фэйс Быков набросал, чтобы Шельга вспомнил — может, видел где на контрольных пунктах — их, тут, оказывается, целое стадо вокруг города…
А наутро Быков, вроде Димки с дедом, вышел на улицу и не вернулся. У всех здесь правило такое — не возвращаться.
— Объявится, — сказала я, хотя сердце заныло. Оказывается, у меня тоже есть этот крайне необходимый всему человечеству орган…
— Да, — без особой уверенности согласился Шельга. — Вы его давно знаете?
— Слышите? Придурки вернулись. Пойдемте.
Собрались фрукты-ягоды. Втроем. Таращатся на Шельгу. А тот им вежливо так головешкой кивает. И какую-то шибко важную ксиву кажет. Главный этот документ проинспектировал — чуть ли не на свет — и с уважением поглядел на Шельгу.
— Вы хотите выяснить причины происходящего?
— Да.
— Мы представляем отделение организации «Чистота». Не знаем, была ли авария на комбинате случайной, или кто-то поспособствовал этому. Этим пусть занимаются соответствующие органы, — поклон в сторону Шельги. — Но данные, накопленные за последние годы, позволяют предположить, что в силу вступает новый закон природы. Мы называем его законом самосохранения.
— Как? — участливо спросил Шельга.
— Закон самосохранения, — железно продолжал главный. — Рано или поздно это должно было случиться. Мы сами выпустили джина из бутылки и сами должны с ним совладать. Но бороться с природой с вашей, — снова поклон, — помощью, простите, больша- ая глупость.
— И как же этот закон себя проявляет?
— Ну, хотя бы в том, что в городе невозможно уничтожить ни одного растения без наказания виновного. Сами мы не раз проделывали такой опыт. И вот результат, — он кивнул на свою забинтованную руку. Шельга задумчиво посмотрел на свою. — Очевидно, равновесие колеблется на такой тонкой грани, что гибель хотя бы одного растения чревато окончательной катастрофой… Впрочем, вот у нас приготовлена записка…
— И каковы ваши предложения? — спросил Шельга, пролистывая увесистую «записку» — толстенную папку отпечатанных листов.
— Не запускать комбинат в работу. Хотя бы до того времени, когда не будет отлажена экологически чистая производственная цепь. С этой точки зрения авария на комбинате — на благо всему городу. Слава Богу, если природа на этот раз победит: мы наконец, научимся уважать и ценить ее, сотрудничать, если хотите.
— Это ваша точка зрения?
— Это точка зрения всех присутствующих.
Шельга мельком посмотрел на меня.
— Значит, вы отказываетесь покидать этот район?
— Категорически.
— Я должен вас предупредить, что ситуация действительно критическая. Может быть повторный взрыв и, как следствие, — выбросы в атмосферу и реку. Кроме того, вы можете стать заложниками… очень решительно настроенной организации.
Трое переглянулись. Помолчали.
— Мы отказываемся, — повторил главный.
— Герои от науки, — сказала я. — Жертвы пламени познания.
Второй придурок — врач — протиснулся к столу, сложил на брюхе здоровые лапы и воинственно сказал:
— Мы тут в НИИ позаимствовали аппаратуру! У нас будут неприятности?
— Нет, — сказал Шельга серьезно, — не будут. Если вы все вернете в целости и сохранности.
— А оградить нас от… м-м-м… хулиганствующих элементов вы, значит, не в состоянии?
— Нет, — терпеливо сказал Шельга, — не в состоянии. А вы что, уже сталкивались?
— Нет. А вот девушка…
Шельга вновь озабоченно оглядел меня. Церемонно распрощался с придурками. Сказал:
— Дина, можно вас…
Я пошла за ним. Шельга присел на скамейку, расстелил на коленях карту-схему города. Обвел кружком парк и написал: 4.
— Это вы нас записали?
— Вас.
Он постукал карандашом по плотным белым зубам, уставясь мне куда-то в живот.
— Дина, а как вы относитесь к тому, что они говорили?
— Прикольная идея!
Шельга повел налитым плечом. Встал.
— Вы куда теперь?
— По городу.
— На хвост вам упасть можно?
— Что?