Я удержал её, больно пихнув металлической левой рукой. Она была поражена, но и я сам был поражён не меньше — до этого момента я к ней ни разу не прикоснулся, если, конечно, не принимать в расчёт случаи, вызванные абсолютной необходимостью. Сейчас всё иначе, но тогда шёл 2075 год и прикоснуться к женщине без её согласия…
— Сядь и замолчи! — сказал я. — Я-то знаю, каких дел может натворить взрыв. А вот ты, по всей видимости, — нет. Мне жаль говорить об этом, но… если бы дело дошло до выбора, то я скорее ликвидировал бы тебя, чем взорвал Майка.
Вайоминг не рассердилась. В её характере действительно было очень много мужского — я думаю, что этим она была обязана многим годам подчинения революционной дисциплине; но я уверен, что по сути своей она всё же оставалась женщиной…
— Мани, ты сказал мне, что Коротышка мёртв.
— Что? — Резкая смена темы разговора сбила меня с толку — Да. По всей вероятности. Он лишился одной из ног по самое бедро, через пару минут должна была наступить смерть от потери крови. Вероятность смертельного исхода в таких случаях очень велика, даже если ампутация производится хирургически.
Я разбирался в подобных вещах. Для спасения моей жизни потребовались невероятная удача и огромное количество перелитой крови, а ведь потеря руки — не столь тяжёлая травма, как та, которую получил Коротышка.
— Коротышка был, — сказала она серьёзно, — лучшим среди моих здешних друзей и одним из лучших друзей, которые у меня были. Он обладал всеми теми качествами, которые всегда меня восхищали в людях. Он был верным, честным, умным, мягким и смелым. И он был предан Делу. Но разве я оплакиваю его?
— Нет. Оплакивать его уже слишком поздно.
— Оплакивать никогда не поздно. С тех пор как ты рассказал мне о том, что с ним случилось, я ни на секунду не переставала скорбеть о нём. Но я загнала эти мысли в глубь своего сознания, поскольку Дело не оставляет нам времени на то, чтобы предаваться горю. Мани, если бы ценой смерти Коротышки можно было купить свободу — или хотя бы часть свободы — для Луны, я бы своими руками убила его. Или тебя. Или себя. А тебе становится плохо при мысли о том, чтобы взорвать компьютер!
— Дело не в этом!
Хотя оно было именно в этом. Смерть человека не вызывает у меня особого потрясения — мы все приговорены к смерти с самого дня нашего рождения. Но Майк был уникальным созданием, и не существовало никаких причин, не позволяющих ему существовать вечно! Не стоит заводить разговор о «душе» — нужно ещё доказать, что у Майка её нет. А если у него нет души, то разве этот план не кажется ещё более отвратительным? Подумайте как следует.
— Вайоминг, что бы произошло, если бы мы взорвали Майка?
— Я точно не знаю. Но это вызвало бы всеобщее замешательство, а это именно то, что нам нужно.
— Ты сама только что сказала — ты не знаешь. Ты не представляешь себе размеры этого замешательства. Телефоны отключатся. Подземка остановится. Твой город пострадает значительно меньше — у Гонконга своя собственная энергосистема. Но прекратится поступление энергии в Луна-Сити, Новолен и поселения. Всё освещение выключится — наступит полная темнота. Через некоторое время воздух станет непригодным для дыхания. Затем начнут падать температура и давление. Где твой скафандр?
— В камере хранения, на станции подземки «Западная».
— Мой тоже. Ты сможешь отыскать туда дорогу? В полной темноте? И достаточно быстро? Я не уверен в том, что я смогу это сделать, а ведь я родился в этом районе. Не забудь также, что все коридоры будут забиты орущими от страха людьми. Селениты — не трусы, но только один из десяти человек решится выйти из дому в абсолютной темноте. Ты сменила баллоны с кислородом в своём скафандре на свежие, или ты так спешила, что не позаботилась об этом? И сможешь ли ты получить его, учитывая, что тысячи людей будут пытаться раздобыть себе скафандр, не слишком соблюдая права собственности.
— У вас не предприняты меры на случай аварии? В Гонконге приняты.
— У нас тоже предприняты. Но этого недостаточно. Нужно, чтобы контроль за каждой из важнейших систем жизнеобеспечения осуществлялся параллельно и из нескольких разных центров, чтобы в случае выхода из строя одной машины её функции могла взять на себя другая. Но для этого необходимы деньги, а ты сама говорила, что Администрации плевать на наши проблемы. Нельзя было допускать, чтобы все эти обязанности возложили на Майка. Но было дешевле доставить с Земли мощную машину, запихнуть её в глубь Скалы, затем всё время подключать к ней новые мощности и загружать дополнительной работой. Разве тебе неизвестно, что Администрация получает почти столько же денег оттого, что часть мощностей Майка сдаётся в аренду, сколько от торговли мясом и пшеницей? Вайоминг, я не утверждаю, что Луна-Сити исчезнет, если Майк будет взорван. Селениты — люди терпеливые и, возможно, сумеют протянуть на аварийном оборудовании, пока вся автоматика не заработает снова. Но многие наверняка умрут, а те, что останутся, будут слишком заняты для того, чтобы заниматься политикой.
Я просто поражался ей. Эта женщина прожила в Скале почти всю свою жизнь, и тем не менее ей, словно зелёному новичку, могла прийти в голову шальная идея о том, чтобы нарушить работу инженерных коммуникаций.
— Вайоминг, если бы ты была столь же сообразительна, сколь и красива, то ты бы думала не о том, как взорвать Майка, а о том, как привлечь его на свою сторону.
— Что ты имеешь в виду? — удивилась она. — Все компьютеры находятся под контролем Надсмотрщика.
— Я и сам не знаю, что именно имею в виду, — признался я. — Вот только Надсмотрщик не в состоянии отличить компьютер от каменной глыбы. Аппарат Надсмотрщика определяет лишь политику контроля, общий план. Полуграмотные техники загружают всё это в Майка. Майк сортирует информацию, докапывается до смысла, разрабатывает подробные программы и посылает их туда, где они должны выполняться. Система работает именно благодаря Майку. Но никто не осуществляет контроль за деятельностью Майка — его интеллект обладает слишком высоким уровнем сложности. Он выполняет те задачи, которые ему велят выполнять, потому что он был создан именно для этого. Его логические схемы обладают способностью к самопрограммированию, и он может принимать решения самостоятельно. И это очень хорошо, поскольку, если бы он не обладал столь высоким интеллектом, система просто не смогла бы функционировать.
— Я всё ещё не вполне понимаю, что ты имел в виду, говоря о том, чтобы привлечь его на нашу сторону.
— Майк отнюдь не преисполнен преданности Надсмотрщику. Как ты сама изволила заметить, он — машина. Но если бы мне захотелось нарушить деятельность телефонной сети, не касаясь при этом системы воздухо- и водоснабжения, а также освещения, я бы поговорил об этом с Майком. Если он сочтёт такую идею забавной, он, возможно, осуществит её.
— Разве ты не можешь просто запрограммировать его на это? Насколько я понимаю, у тебя есть доступ в помещение, где он находится.
— Если я — или кто угодно — попытаюсь ввести такую программу, не обсудив это предварительно с Майком, её выполнение будет заблокировано. Но если Майк сам этого захочет, то… — И я рассказал ей историю с чеком на огромную сумму. — Майк всё ещё пытается разобраться в самом себе, Вайо. И он одинок. Он сказал мне, что я его единственный друг, и был при этом столь искренним, что мне хотелось кричать. Если ты возьмёшь на себя труд стать его другом и не станешь думать о нём как о просто машине — я не знаю, что он может сделать в этом случае, я просто ещё не пытался это проанализировать. Но, если бы я затеял что-нибудь крупное и опасное, я бы предпочёл, чтобы Майк был на моей стороне.
— Жаль, что у меня нет возможности пробраться в помещение, где он находится, — сказала она задумчиво. — Я думаю, что в этом случае грим мне не поможет.
— Тебе вовсе и не нужно туда пробираться. Хочешь, мы ему позвоним?
Она вскочила:
— Мани, ты не только самый странный тип из всех, кого я когда-либо встречала, но вдобавок ещё и самый невыносимый! Какой у него номер?
— Это всё из-за того, что я — человек, слишком долго общавшийся с компьютерами. — Я направился к телефону. — Ещё одно, Вайо. От мужчин ты добиваешься всего, что тебе нужно, хлопая глазами и покачивая бёдрами?
— Ну… иногда. Но вдобавок к этому у меня есть ещё и мозги.
— Ну так и используй их. Майк — не мужчина. У него нет ни половых гормонов, ни желёз, которые их вырабатывают. У него нет инстинктов. Обычная женская тактика не сработает. Думай о нём как о супергениальном ребёнке, слишком юном для того, чтобы обращать внимание на то, в чём состоит разница между мужчиной и женщиной.
— Я учту это, Мани. Но почему, говоря об этой машине, ты всегда употребляешь местоимение «он»?
— Не могу же я говорить «оно»!
— А вот мне, возможно, следовало бы употреблять местоимение «она» и думать о нём в женском роде. То есть не о нём, а о ней.
— Это уж как тебе угодно.
Набирая номер MYCROFTXXX, я постарался встать так, чтобы заслонить панель своим телом и не делиться пока с ней номером его телефона. Идея о том, чтобы взорвать Майка, потрясла меня.
— Майк?
— Здравствуй, Ман, мой единственный друг.
— Майк, возможно, что с этого момента я перестану быть единственным. Ты хотел бы познакомиться кое с кем? С одним из не тупиц?
— Я знаю, что ты не один, Ман. Я слышу чьё-то дыхание. Ты не будешь столь любезен попросить не тупицу придвинуться поближе к телефону?