— Перестань! Перестань! — завизжала Люси. — Я запрещаю тебе бить моего брата! Ты… ты поганый kindaskitur! — Ругательство застало Олафа врасплох. С секунду он переваривал услышанное, а затем, взревев от смеха, подхватил девочку и закружил ее в пляске. Корабль угрожающе заходил ходуном.
— Ах так, значит, я — овечье дерьмо, да, маленькая валькирия? Да ты, верно, брала уроки у Торгиль! — Великан с размаху плюхнул девочку на связку шкур. Джек с трудом поднялся на ноги. Попробовать, безусловно, стоило, зато теперь он убедился: положение барда защищает отнюдь не от всего на свете.
Джек утер кровоточащий нос. Плакать он не смел. Больше всего на свете скандинавы не любят нытиков. Если хочешь выжить — необходимо владеть собою.
Олаф же сел и, как ни в чём не бывало, продолжил урок.
— Тебе нужно научиться тому, как мы говорим о важных вещах, — объяснял он Джеку. — Просто сказать «корабль» недостаточно. Нужно выказать кораблю уважение: поэтому мы зовем его «конь моря» или «скакун бурунов». Точно так же и меч — не просто меч, а «змей битвы». Тем самым мы воздаем почести его способности язвить и кусаться.
— А что с ней такое? — спросил Джек, меняя тему, грозящую перерасти в бесконечно-долгое разглагольствование. Он уже давно наблюдал за Торгиль: девочка часами понуро сидела у борта, не шевелясь и не произнося ни слова.
Великан, прикрыв глаза рукою, бросил взгляд в сторону кормы.
— Brjostabarn? Она горюет, что не пала в битве.
— Как это?
— Ну, не умерла. Не убили ее…
— Ничегошеньки не понимаю, — признался Джек, вглядываясь в удрученное, в грязевых потеках лицо воительницы.
— Я ж говорил ей, потерпи малость, — принялся объяснять Олаф. — Не можем же мы все погибнуть в первой же битве. Рано или поздно тебе повезет. Но она не послушала. Она, чуть что не так, сразу же падает духом.
— Но как вообще можно желать себе смерти?! — воскликнул Джек.
— Так ведь иначе в Вальхаллу не попадешь. Как же ты таких простых вещей не знаешь?! Ах да, тебя ж воспитывали как христианина… — И Олаф принялся подробно рассказывать про разнообразные загробные миры, на которые может рассчитывать скандинав. Самое завидное пристанище — чертоги Одина, Вальхалла. Там лучшие, храбрейшие воины целыми днями напролет бьются в яростной схватке, убивают друг друга и гибнут сами. А вечером мертвецы оживают и всю ночь пируют и пьют вместе со своими убийцами. Там вовеки не иссякает жареная кабанятина и не пустеют чаши с хмельным медом Отличное место, вот только пускают туда лишь павших в битве.
Некоторым воинам, а также женщинам, храбро встретившим смерть, богиня Фрейя дает дозволение жить в своих владениях, — продолжал Олаф. — Но вот я бы там со скуки помер. Фрейя думает только о любви, поэтому там никто не сражается. Пашешь землю, укрощаешь лошадей; женщины прядут и шьют. Самая что ни на есть обычная жизнь, только без страданий.
— По мне, так самое оно, — признался Джек.
— А если ты гибнешь на море, то идешь прямиком в чертоги бога Эгира и его жены Ран, — рассказывал Олаф. — Тоже недурное место. Пенное пиво, отличное угощение — если, конечно, тебе рыба по душе. Можешь ходить под парусом в любую погоду, не боясь, что утонешь — ведь ты уже утонул. Но чтобы обеспечить себе добрый прием, нужно принести Ран подарок.
— Так вот почему ты раздавал гребцам золото, когда мы чуть не пошли ко дну! — догадался Джек.
— Отлично! Ты всё замечаешь! — похвалил его великан.
— Но пленникам ты ничего не дал…
— Конечно, нет. Они же рабы!
— А куда отправляются рабы?
— К Хель, — коротко пояснил Олаф.
«Кто бы сомневался?» — подумал про себя Джек. Мало того, что эти пираты захватывают людей в плен и ломают им жизни. Им дай еще и посмертие бедолагам испортить. Нет, не то чтобы Джек верил, что отправится в один из загробных миров Олафа. Бард говорил, что после смерти люди попадают туда, куда рассчитывают, так что главное — правильно выбрать. Сам Бард намеревался наслаждаться покоем и отдыхом на Островах Блаженных в обществе ирландских королей и королев древности.
Олаф умолк. Он восхищенно оглядел океан — и синие глаза его помягчели. День выдался погожий и ясный, волны разгулялись не большие и не маленькие, ветер дул попутный. Гигантский парус пузырем вздувался над кораблем, по самый планшир нагруженным добычей.
Джек заметил, что Люси уснула, сжимая в кулачке недоглоданный сухарик. Он встал и заботливо прикрыл сестренку шкурой. А потом подошел к борту и мрачно уставился в темную глубину, думая, что всё на свете отдал бы, лишь бы никогда не видеть ни Олафа, ни его жестокой команды. И в то же время от рокота набегающих волн в душе у Джека возникало какое-то приятное волнение. Легкие его наполнял холодный, бодрящий ветер. До чего же это здорово — жить! Мир — прекрасное место, даже если ты раб. Солнышко дарит тебя теплом, а воздух — благоуханием, точно так же как девчонку Торгиль. Или даже больше — судя по ее кислой физиономии.
— Отец нам много рассказывал про ад, — задумчиво промолвил Джек. — Наверное, это то же самое, что ваш Хель. Туда попадают грешники.
— Хель — это чудовище, а вовсе не место, — возразил Олаф. — Хель забирает к себе трусов, клятвопреступников и людей без чести и совести. В ее ледяной преисподней царят туманы и тьма. Там вечный холод. А тишину нарушает разве что шуршание ползущих змеи.
— А в нашем аду ужасно жарко, но это, наверное, всё равно, — отозвался Джек. — Это кошмарное место: в самый раз для тех, кого ты не любишь. Но я всё равно не могу взять в толк, с какой стати Торгиль так не терпится умереть.
— Ты плохо слушал, — упрекнул его Олаф. — Воин должен пасть в битве. Если воин умрет от болезни или от старости, под стать жалкому козлопасу, он будет считаться трусом и угодит в твердыню Хель вместе с рабами. А Торгиль мечтает о Вальхалле. Ей не знать счастья до тех пор, пока она туда не попадет.
И Олаф отправил мальчика вычерпывать воду. Этой работой полагалось заниматься не переставая, и теперь, когда взрослых рабов не осталось, скандинавы сменяли друг друга Джек работал бок о бок с Эриком Красавчиком: тот своими здоровенными ручищами зачерпывал воды раз в пять больше, нежели его юный напарник. Сквозь поломанные зубы викинг фальшиво насвистывал какой-то мотивчик. Одна его нога была разворочена устрашающим шрамом — как если бы побывала в гигантских челюстях.
Набравшись храбрости, — кто-кто, а уж Джек-то знал не понаслышке, как вспыльчивы скандинавы, — он спросил.
— Как это тебя угораздило?
— АСЬ? — переспросил Эрик. С годами слух у него стал сдавать — после стольких-то оплеух и затрещин! — так что и сам он не разговаривал, а орал.
— Как это тебя угораздило? — повторил Джек, показывая на шрам.
Эрик просиял своей щербатой улыбкой.
— ТРОЛЛЮГА ЦАПНУЛ, — гордо сообщил он.
— Экий… экий здоровенный рубец, однако! — Джек представил себе размер пасти, способной так куснуть, и сердце у него захолонуло.
— НЕ, ЭТО Ж СОПЛИВЫЙ МАЛЕЦ БЫЛ. Я И ЗУБ ЕГО СБЕРЕГ. — Эрик извлек из-под туники висящий на кожаном ремешке клык размером с хороший козлиный рог. И, будучи человеком от природы неразговорчивым, вернулся к вычерпыванию.
«Эти викинги — все сумасшедшие, как есть сумасшедшие, — думал Джек, вновь принимаясь за работу. — Я бы не сумел отнять у них рассудок, даже если бы знал, как. Они и без того такие же полоумные, как и те, что собрались в Долине Безумия. Провести остаток вечности в Вальхалле — именно то, чего они заслуживают».
Наконец три корабля пристали к одинокому острову, на берегу которого раскинулось небольшое поселение. Земля словно вспучилась приземистыми торфяными домиками — ни дать ни взять невысокие пригорки Или могилы, подумал Джек, зябко поеживаясь.
Это была их последняя остановка перед тем, как повернуть на восток. Теперь скандинавы выйдут в открытое море — так далеко, что земля скроется за горизонтом. И останутся одни-одинешеньки в сумрачном океане, в обществе разве что китов — или тролльих скакунов, как называл их Олаф…
Перед отплытием воины закупили изрядное количество питьевой воды и сушеной рыбы. Джек бросил последний взгляд на стремительно удаляющуюся землю. Бесплодный, опустошаемый неистовыми ветрами островок… а далеко на западе мерцает призрачный свет. Казалось, будто вдали, за краем моря, что-то сияет. Джек знал, это — Острова Блаженных, где правят древние боги и где по сей день живут великие герои и героини прошлого. Возможно, Бард тоже там: сидит себе где-нибудь под яблоней…
На востоке же, в том направлении, куда держал курс корабль, небо наливалось тяжелым свинцом. И — ни единого проблеска света Джек вздохнул — и нащупал на груди защитную руну. До сих пор она себя оправдывала Во всяком случае, их с Люси не убили и даже не заперли в одной из темных пиктских крепостей. Да, конечно, ему самому приходится куда как несладко, да и Люси балансирует на грани безумия… но ведь руна обещала только жизнь — о счастье речи, вроде бы, не было…
Глава 14
Заплутавшая птица
Море без конца и края внушало Джеку смутный ужас. С каждым днем его дом оказывался всё дальше и дальше за нехоженой водной пустыней. Даже если бы — с помощью магии — мальчик сумел завладеть кораблем, он всё равно не смог бы управиться с веслами или поставить парус А еще он никогда не отыскал бы дорогу назад.