Захотелось наорать на нее, как в былые времена. Я с трудом сдержался. Черт дернул за язык! — последнюю строфу я произнес вслух. Бывшая восприняла это, как намек. «Не молодой, не старый…» Вместе со злобой на меня обрушилась реальность. Минуту назад между нами стояла стена. Я переживал, суетился, спешил, но не верил. «Кожан», хорек, качок с челюстью были персонажами книги. Я не писал эту книгу, даже не читал — я ее редактировал.
Неудачный оборот, тяжелая фраза…
Меня взяли за шкирку, уложили между страницами — и прихлопнули. Типографским прессом. Плоский, ломкий, как засушенный лист, я смотрел в окно на больничный сад. И боялся обернуться.
Дежурная медсестра с любопытством поглядывала на нас.
— Вот деньги, — я достал позорные триста баксов. — Больше нет. Возьми, вдруг понадобятся. Если что, я раздобуду еще.
Деньги бывшая взяла, не чинясь.
— Звони в любое время. Днем, ночью…
— Хорошо.
— Если дождешься врача, звони сразу.
— Да.
Диалог без смысла. Я такие вычеркивал. Или сокращал без жалости.
— Может, чайку? — вдруг спросила медсестра. — С коржиками?
4
Обратно он решил ехать на метро.
Минут семь пешком от неотложки до Деревянко, если не будет троллейбуса. Еще три остановки, и — здравствуй, «дорога под землю», как поет Гарик Сукачев. «Прекрати! — одернул он сам себя. — Накаркаешь! Какая еще „дорога под землю“? Антошка выкарабкается…»
Двусмысленный оборотец засел в голове. Поездом циркулировал по лабиринту извилин. «Осторожно, двери закрываются!» — и грохочущая темнота.
Троллейбусный круг пустовал. Оскальзываясь через два шага на третий, Золотарь двинулся прочь от больничного комплекса. За заборами текли звонкой капелью обледенелые ветки вишен и абрикосов. В сосульчатых «бородах» искрилось по-весеннему яркое солнце. Пускало в глаза стайки «зайчиков», желая растормошить хмурого прохожего. Человек в ответ лишь щурился с досадой и топал дальше.
Перекресток.
За светофором ждет троллейбус.
«Дорога под землю, в ступени и стены, — хриплый, бандитский голос Сукачева бесом сидел на плече. Хихикал, подначивая. — Дорога под землю, в норы железных кротов…»
— Попал! — молодецки заорал в ухо краснощекий крепыш. Он хотел крикнуть что-то еще, но поперхнулся и закашлялся. Золотарь шарахнулся от идиота, едва не угодив под колеса. Он уже нырял в нагретое телами, душное нутро троллейбуса, когда в спину долетело:
— Попал… кхы-кхы!.. ПАПАЛНЕНИЕ счета!
Впервые за сегодняшний день Золотарь улыбнулся. От тряски и духоты его развезло, как пьяного. Он едва не проехал свою остановку — вскинулся в последний момент, расталкивая народ, вывалился наружу…
«Дорога под землю, в норы зеленых змей, дорога под землю, в Ад!»
В метро он неожиданно успокоился. В переполненном вагоне «я» исчезло, теряя неповторимую индивидуальность. Боль? страх? ожидание? — все растворилось горсткой соли в бочке воды. Пассажир, человек без лица.
Один из.
Равнодушен, как Кей, сложивший из льдинок слово «вечность», он глядел на толчею курток, дубленок и шуб. Глаз вычленял из общей «пассажирности» тех, кто даже в людской каше закуклился в особый, личный кокон. Пышная дама уткнулась в карамельный «покет» Донцовой. Очкарик, вдавлен в угол соседом-амбалом, прикипел взглядом к дракону на обложке «Фэнтези-2009». Верзила в ветровке, легкой не по сезону, азартно терзал кнопки мобильника. Телефон в ответ разражался немелодичными трелями.
При известной доле воображения в них можно было распознать выстрелы. Пиф-паф, ой-ой-ой, привезли меня домой…
…застиранные простыни. Капельница. Кислородная маска. По экрану ползет зеленый червячок. Дергается из последних сил…
Он столько раз видел это в кино, что на миг поверил: да, я побывал в палате Антошки. Это его червячок. Его капельница. Призрак больницы, мелькнув в черном стекле дверей, сгинул без остатка. Дыхание сбилось, уши заложило пробками, как в самолете. Стоявший рядом старик повернул голову: кто это тут сопит? Он кивнул старику: все в порядке. Нервы. Извините.
И стал глазеть на девушку со смартфоном.
Мышка в скафандре, пришло на ум сравнение. Тонкий стилус бойко сновал по клавишам. Тык-тык, так-так. «В интернете сидит, — Золотарь старался думать о чем угодно, только не о сыне. — Молодцы провайдеры! Связь уже в метро действует…»
Стилус завис в воздухе — муха в киселе.
Миловидное лицо девушки сделалось мертвым. Злой шутник нажал тайный выключатель, погасив все краски. Где-то там, в сетевом трёпе, возник доброжелатель, не пожалевший для мышки «незлых тихих слов». Как говорят заядлые блоггеры:
«Это Интернет, деточка. Тут могут и нах послать!»
Поезд тряхнуло. Стоящие посыпались друг на друга, хватаясь за что попало — поручни, соседей, чужую сумку… Кто-то охнул. Кто-то стал просить прощения. Очкарик уронил книгу с драконом под ноги амбалу. Дамочка отвлеклась от Донцовой. Верзила матерно выругался — должно быть, недострелил монстра.
Лишь мышка не участвовала в кавардаке. Она была не здесь. Восковая кукла из собрания мадам Тюссо. Спящая Красавица, Снегурочка, ледышка. Но вот кровь заиграла в жилах, на щеки вернулся румянец…
Когда лицо девушки ожило, в нем появилось что-то хищное. Взмах волшебной палочки превратил мышку в разъяренную, загнанную в угол крысу. Свистящий вдох, складка меж бровями, губа закушена белыми, острыми зубками — и стилус рухнул на клавиатуру, как коршун на добычу. Он мелькал над смартфоном, разя без промаха. Игла хунгана Вуду, насылающего проклятие на свою жертву.
Коли, сладенькая, куклу. В глазик коли, в сердце, в печень.
Умри, враг.
…вашему сыну в последнее время никто не угрожал? В частной переписке? На интернет-форуме?..
— На следующей выходите?
— Что? Нет, не выхожу…
— Станут у дверей, раскорячатся!..
— Ты это кому, тетка?
— Да уж не тебе, сопляк…
Из динамиков лился казенный баритон. При выходе из вагона он рекомендовал не забывать личные вещи. Здесь вам не сказка, намекал баритон. Здесь дорога под землю. Помните, как у Гарика?
Дорога, где живет многоглазый, многозубый зверь.
5
Меня колотило, как в лихорадке. Едва не пролил кофе на клавиатуру. Тебе бы пожрать нормально, Золотарь. А ты кофе хлещешь! Мало трусит, да? Надо успокоиться. Вдох. Выдох. Глаза закрыть.
Вдох.
Выдох.
Когда я входил в ЖЖ Антошки, руки уже не дрожали. Сын часто бывал у меня, летом жил неделями. Бывшая не возражала. Вход в свой журнал Антон прописал с моей машины. Щелчок по ссылке — и логинишься автоматом. Доверял отцу. Знал: не стану я в подзамочных постах рыться.
…что значит — «знал», «доверял», «бывал»?! Типун тебе на язык! Знает, доверяет; был, есть и будет! Расстрадался, тряпка? Отставить.
«Recent entries».
Молодец, парень, аккуратно блог ведет. К каждому сообщению — заголовок, тэги проставлены. Вчерашний постинг. 10.36. «Сыр есть, мужик?» Что у нас здесь? Давай, грузись!.. Фотография. Здоровенная ворона, нахохлившись, косится на камеру.
Read comments:
Прикольна!:)
А лиса где?
Ты ей сыру дал? Заслужила!
Чем снимал? Цифрой?
Здравствуй, дедушка Крылов, борода из ваты!
Дальше…
«Спамеры задолбали! Мочить козлов!»
Ну-ка, ну-ка…
«Спам задрал. Лезет через все фильтры. Сунулся в ящик, а там — как в анекдоте: в вашем спаме почты не обнаружено. Френды, среди вас хакеры есть? Давайте вычислим самых злостных спамеров — и завалим их мэйл-бомбами! Кто что думает по этому поводу — отписывайтесь в комментах.»
Read comments:
+1!
+100!
+1000!!!
Спамеров — в газенваген!
у меня друган хакер я спрашу
Antique, отпишись мне на мыло из профиля, есть идея :-))))
Antique — это ник Антошки. Он у него везде одинаковый: и в ЖЖ, и на форумах. Не найду зацепки тут, полезу там шерстить. Закладки Антон оставлял…
Фигня это. Надо живьем вычислять и фэйсы чистить.
Плюс пицот!
Мы присутствуем при уникальном явлении, подумал я. Рождение письменного бытового разговорного языка. Это не жаргон. Это вялость интонаций. Косноязычие на уровне орфографии. Бухтение. Заикание. Шепелявость. Компенсация в виде орды смайликов. Отсутствие знаков препинания. И, как исключение — нашествие грозных знаков восклицания.
Эрегированные фаллосы, они торчали повсюду.