– Маарми. Да, это я, – он услышал, как она невольно вскрикнула. – Маарми, я люблю тебя, я очень люблю тебя, девочка, – он больше уже не косился на Кесри, ему было наплевать и на него и на Варкиройта, и на всех остальных. – Маарми, крошка, я сейчас очень-очень далеко от тебя, я не могу открыть тебе некоторые секреты, но это и не важно. Маарми, если я выберусь из этой кутерьмы, которая здесь происходит, я тебя найду, ты только дождись меня, поняла? Обязательно дождись. Я всегда думаю о тебе, всегда, всегда, – он уже не видел ничего перед собой, он хотел видеть только ее, видеть ее сейчас же.
И тут что-то случилось.
– Маарми! Маарми? Ты слышишь меня? Алло, черт возьми, что со связью? Алло.
– Не ори, я и так прекрасно слышу тебя, – это был голос Диора, радиста «первой» машины. – Что стряслось?
Браст почувствовал, что кровь отливает от лица. «Это сумасшествие, – подтвердил тот же типчик внутри, – но как приятно это сумасшествие». Да, он хотел быть ненормальным, хотел разговаривать с ней за тысячи километров. Он снова вспомнил о Бездни Мерклесе. Бездни Мерклес страдал близорукостью, он не заметил в траве проволоку, намотанную на спусковой крючок стреляющей мины: :в одну секунду он положил вместе с собой половину взвода. Ну, а тогда, в тот вечер, когда он рассказывал сказки, они смеялись про себя над его наивностью.
– Меццо-сержант, с вашей машиной хотел поговорить гауптман Кесри, – громко сказал типчик, прячущийся внутри, причем очень спокойным голосом опытного разведчика, совершенно не позабыв убрать ладонь с микрофона пуговицы.
– Что там у нас со связью? – спросил Кесри. – Опять барахлит? Может, какие неполадки в ульма-схемах, а?
«Может быть и неполадки, – подумал Браст самостоятельно, – но только бы они случались почаще».
– Да, пожалуй, стоит проверить соединительный световод, – ответил типчик внутри Браста его собственным голосом.
– На первой же остановке, понял? – гауптман оторвался от перископа. – Эй, алло! Диор, (Нет, не тормоши полковника!) ну-ка, дай мне Кауринса.
27. Жестокости городов
Вот так он и сидел с иглометом навскидку, а гранаты с газом раздражающего действия под рукой. Рядом связанная женщина с садистскими наклонностями, корчащаяся от боли в ногах, нуждающаяся в хирургической помощи. Однако это его не слишком занимало, он даже не сделал ей новую перевязку, только заклеил ей рот, чтоб вела себя тише – он не хотел отвлекаться – он ждал случая. Случай мог не представится никогда. А вокруг лежащий мир давил на эмоции, выкапывал на поверхность и рубил в клочки совесть – пытали Бенса, превращали в инвалида и визжащее животное. Они могли бы спокойно вырвать ему язык, дабы дальнейшее происходило молча, но они не стеснялись – они ждали, верили в возвращение преследуемого по пятам, а может они чувствовали, что Лумис уже рядом и не спешили, длили и длили эффект.
Лумис сидел без движений, с каменным лицом. Сейчас он был боевой логической машиной. То, что происходило в покалеченном бронемобиле от него не зависело, можно было сколько хочешь клясть себя за прошлые промашки, но сейчас он не мог ничего сделать. Даже если бы он вышел с поднятыми руками – это не спасло бы «цветочного революционера» – Бенс был обречен, здесь наличествовали люди из серьезной конторы и свидетелей они не оставляли. Лумис ждал невероятного, он надеялся не сойти с ума до момента, когда они ошибутся, мгновения, когда Трёхсолнцевая Вселенная, на несколько мгновений, вернет ему лидерство в принятии решений. Лумис, не двигался: по логике вещей где-то поблизости должен присутствовал внешний наблюдатель тех, кто находились внутри. Не получалось допустить, что они столь глупы, чтобы всей группой забраться в удобную для гранатомета цель, ведь для них опасен не только Диностарио, они ведь все-таки на спорной земле, а, может, даже на территории повстанцев.
Прошло не много времени по часам – для Лумиса дни, в течение которых прибавляется седина, а для Бенса – целая Вечность – бесконечный кошмар нахождения в чужой злобной власти, когда шестерня бытия провернулась и застряла, круша твои слабые кости. Но жаркое марево звезды Фиоль распределялось неравномерно – Лумис находился в преимуществе – он выжидал в тени: те же, плавились в покореженном металлическом ящике. Он знал, сколько их внутри: два человека; два посланника сверхсильной государственной машины устрашения и расправы; две личности, считающих себя равными богам правящими возмездием; две цели для игломета.
Терпение вознаграждается. И однажды пришло время. Один из них вывалился из заднего люка, по уши в поту и крови. Он сразу попал в риску прицела, но Лумис продолжал ждать, не дыша и унимая сердцебиение. Он не зря мучился, еще через десять секунд цель «один» вывела его на ненаблюдаемую, только предчувствуемую цель «три» – засевшего в противоположном здании, у большого растворенного солнцу окна, детину, старого знакомого по квартирному взлому. Это были те же бравые ребятки, всю ночь они шли по следу, не сбились в окружающей суете, и все-таки почти затянули капкан вокруг Лумиса. Странной у них у всех была только одежда, совсем они в этот не походили на полицейских – вылитые повстанцы, кто во что горазд. Игломет шипя выплюнул, давно готовые заряды: они как раз передавали друг другу фляжку с водой, а может с чем-то погорячее, улыбались, усталые, довольные своей работой.
Они еще не упали, еще не успели ни крикнуть, ни захрипеть, а живая машина смерти уже наводилась в распахнутую дверь-люк злосчастного броневика, место концентрации боли и жестокости. И шипели гранаты, выпуская на волю газ.
28. Боль городов
Теперь в распоряжении Лумиса была целая куча пациентов для травматологии. Его интересовал один – все еще живой – Бенс. Внешне ему досталось больше чем кому-либо. Только Жаба выглядела хуже, но она давно не была живой – истекла все-таки кровью, по пророчеству Куклы.
И словно прошла смена декораций, опять провернулось колесико сценария, повываливали откуда-то статисты. Ведь больше часа в этом богами забытом переулке ни души посторонней не появлялось, а тут целая группа повстанцев.
– Где у вас полевой госпиталь? – спросил у них Лумис.
В ответ заблеяли что-то неопределенное.
– Значит, так, – сказал Лумис беря за грудки самого главного, идентифицированного по собственным прикидкам – знаков различия не имелось. – Вот раненые. С этими, делаете что угодно, на ваше усмотрение, но вот за этого – его зовут Бенс – отвечаете мне головой. У вас радиостанция есть?
Но похоже, искать у них средство связи было так же нелепо, как третью звезду системы в диапазоне видимого света. Данные повстанцы вообще смутно понимали кем контролируется тутошний район, они просто вели беспорядочное наступление куда придется. Теперь случайно прорвались, нащупав брешь.
– А врач или хоть санитар среди вас имеется? – спросил Лумис в отчаянии.
Слава солнцам, имелся – бывший ветеринар, не практикующий цикла три. (Откуда в городе животные возьмутся – все домашние, кроме тараканов, под запретом. Тут вам не деревня, где за повышенную колосистость тото-мака могут закрыть глаза на присутствие мелких четвероногих дармоедов).
Теперь можно было снова заняться Баллади, если уже не поздно. Дел всегда, даже неотложных, больше необходимого. Кто-то сказал, что никогда не удается делать что-либо одно. Так оно и есть.
– Еще вопрос, – обратился Лумис к окружающим. – Смелые, есть? Дело опасное: нужно выручить наших парней блокированных полицией.
– Это каких-таких наших? – спросил один из прибывших.
– «Арготаторов», – пояснил Лумис. – Слыхивали о таких?
Оказывается «слыхивали». Так что смелые, точнее, желающие проявить сие качество, нашлись. Обойдясь без анкетирования, Лумис отобрал троих: не стоило раздувать отряд более вместительности стандартного мобиля. Он снова втягивал в свои дела посторонних, снова ставил чужие жизни на кон, и не было конца этому водовороту.
29. Дискуссии леса
– Допустим так, – говорил док Геклис, жестикулируя руками и, видимо, помогая этими действиями абстрактному мышлению, – мы неинтересны мерактропам. Спрашивается – почему? Даже животные проявляют любопытство, а здесь люди.
– Какие там люди, – недовольно скривился старший гауптман Кауринс, – они же дикари?
– Дорогой, коллега, – победно посмотрел на собеседника Геклис, – когда на нашу голову, я имею в виду в широком смысле, свалятся республиканские бомбы, мы тоже станем дикарями и уже к следующему поколению, гарантирую. Так вот, повторюсь, мерактропы вовсе не проявляют к нам интереса. Почему?
– Не съедобны мы для них, наверное, – предположил Кауринс.
Браст не участвовал в разговоре, он лежал отгороженный ширмой, с ногой обрабатываемой ультразвуковым облучателем, и представлял для офицеров подобие мебели.
– Может и так, коллега. Мы до сих пор не знаем что едят мерактропы. Но все равно не понятно. Вот, пока мы двигались вблизи побережья, я еще понимаю, там, может наша людская техника и примелькалась – не вызывает столь большого интереса.