– «Мелкий человек»! – возмутился Чак. – Они, мутанты необразованные, не знают благородного слова «лилипут»? Ну хотя бы «карлик»?
Голос продолжал:
– Южное братство заплатит золотом всякому, кто укажет, где они прячутся. Два золотых – тому, кто доставит нам наемника и девицу живыми. Повторяю: эти двое нужны живыми.
– А я, значит, нет! – фыркнул Чак и ударил кулаком по ручке настройки. Голос смолк, карлик развернулся к нам, уперев руки в бока: – Вы двое понимаете, что это значит?
– Примерно понимаю, – сказал я, – но ты можешь объяснить.
– Могу! Да уж, могу! Вот что это значит! Первое: пока мы там крутились, в туннелях, с тем психом-монахом, из Цитадели сюда прибыл один из старшин Южного братства, этот Сельга Инес. Он вышел на Хэнка Губу и нанял его ловить вас. Вот почему медведковские отважились напасть на заставу – топливные пообещали, что как-то отмажут их. Защитят от мести Ордена. Второе: им теперь нужна не только ты, сестрица, им теперь нужен наемник! Почему? Да потому что они поняли, какая он ценность! Человек, который по некрозу может шастать туда-сюда! Не ведаю, прознали об этом другие или пока только братство в курсе... Но если слухи дальше пошли – так за тобой, человече, теперь вся Москва охотиться будет! Причем вот что еще важно: подружка твоя их и мертвая устраивает. Нет ее – нет переговоров, Меха-Корпу конец, топливным выгода. Но если выживет она... что ж, они не прочь ее у себя оставить – вдруг Тимерлан Гало в живых останется после того, как некроз Арзамас накроет? Семья Гало богатая, даже если Корпорация вся погибнет, будет потом с кого выкуп требовать. Но вот наемник точно живой нужен. Живой и в рабском ошейнике. Третье: у Хэнка Губы, насколько знаю, посудин никаких нету, чтоб по кратеру плавать, потому что раньше медведковским оно не надо было. Но раскатать по бревнышкам ту заставу да смастерить плот – дело нехитрое. Весла еще нужны... хотя у монахов там где-нибудь в подвале они наверняка валяются. Короче, уже сейчас плот с хэнковской братвой за нами, может, плывет, надо выйти глянуть. И наконец, четвертое, самое важное! К рыбарям нам теперь нельзя. Потому что у рыбарей хоть один передатчик на весь поселок да имеется и они вот эту объяву Южного братства могут...
Юна шагнула к радиостанции, но Чак схватил ее за руку, протянутую к ручке настройки.
– Сестрица! – фальцетом вскрикнул он. – Какая ж ты все-таки ду... неопытная еще! С монахами собралась толковать опять?
– Ну да, – кивнула она. – Чтобы сказать, что мы высадимся немного в стороне, обойдем поселок и будем ждать баркас дальше на берегу реки.
– Точно, молодец, соображаешь! – притворно восхитился карлик и отпустил ее руку. – Давай, выходи на связь...
Юна растерянно посмотрела на меня.
– ...со всей Москвой, – заключил он.
– Тебя услышат и медведковские, если в броневике все же есть рация, и рыбари, – пояснил я.
Закусив губу, она отвернулась. Смилостивившийся Чак сказал:
– Хотя сама мысль правильная, сестричка. Так и сделаем – просто никому о том докладывать по радио не будем.
– Но мы доберемся до берега реки уже поздно вечером, – возразила она. – Как в темноте увидеть катер монахов? Она широкая...
– Не очень-то и широкая, – возразил он. – Да и огни монахи наверняка включат, чтоб не врезаться куда по ночному времени. Окликнем их как-нибудь с берега.
– Если у них будет работать мотор, не услышат, – возразил я. – А он будет работать, они ж против течения сюда пойдут.
– Значит, смастерим плот какой из веток, – отмахнулся карлик. – Это нас потом волновать будет, а сейчас надо поворачивать, потому что течение прямиком к реке, то есть к рыбарям нас несет, плюс мотор туда же...
Он замолчал. Мы все замолчали. Наступила тишина.
И в тишине этой стало ясно, что мотор баркаса тоже молчит.
Причем я даже не заметил, когда он отключился.
* * *
– Смотрите, что я нашла в тумбе. Лежала в глубине. – Обойдя рубку, Юна Гало показала нам деревянную подзорную трубу. По корпусу шла широкая трещина, залитая прозрачной смолой.
Мы с Чаком сидели у ограждения на носу, разглядывая поселок рыбарей. Над крышами домов, соединенных плавучими мостками, крутились ветряки, в центре высилось колесо обозрения.
– Чак, как там наш ствол?
Пробурчав что-то, он ушел на корму, где мы разложили на просушку патроны и пистолет. Я взял у Юны трубу.
То, что издалека напоминало клубки омелы, оказалось постройками рыбарей. Они приспособили к колесу свои домики из досок, фанеры и жести, используя вместо фундаментов железные люльки, в которые когда-то садились граждане, желавшие обозреть Измайловский лесопарк с высоты. Домики будто скворечники облепили конструкцию, примерно на четверть ушедшую в воду. В окошках горел свет, между постройками тянулись веревочные лестницы и гибкие, качающиеся на ветру мостки.
Я опустил трубу. Мы подплывали к поселку с востока, и колесо высилось точно на фоне закатного солнца – силуэт казался аппликацией из черной бумаги, наклеенной на большой бледно-розовый круг.
Ниже в вечерней тени прятались свайные домики. Между ними изгибались ряды торчащих из дна палок, к которым крепились сети. Там был настоящий лабиринт, по такому можно пройти, только если знаешь фарватер. А если не знаешь, надо швартоваться на этой стороне поселка и идти по нему пешком.
Подбежал Чак. Сунув мне пистолет, выхватил из рук трубу и поспешил назад, на корму.
– Что ты увидел? – спросила Юна, но карлик не ответил, и девушка пошла за ним.
Я оглядел пистолет, достал один патрон... Черт знает, будет стрелять или нет. Вроде все просохло, но порох может не вспыхнуть.
Течение медленно несло нас к поселку рыбарей, озаренному светом электрических и масляных ламп, свечами и факелами. Дул сильный ровный ветер, с тихим гудением вращались ветряки, слышались голоса, детский смех и плач. Прямо по курсу, наискось от скопища домиков, в нашу сторону отходил длинный причал. Слева от него перед приземистой фанерной развалюхой на краю настила сидела женщина и стирала белье, которое доставала из большой корзины, стоящей рядом. У открытой двери устроившийся в кресле-качалке мужчина точил длинный кривой клинок, похожий на лезвие косы. У ног его ползали двое детей.
Чак с Юной подошли ко мне.
– Что? – спросил я, не оборачиваясь.
– За нами плывет большой плот, – сказала Юна.
– Далеко?
– Да, – ответил карлик. Присев у ограждения, он положил трубу и уставился на поселок впереди. – Не видно толком, кто на нем. Хотя и так ясно, что медведковские. Много их там, веслами гребут. И вроде синее чтото маячит... То есть френч старшины из Южного братства.
– Пусть плывут, все равно мы уже почти в поселке, – сказал я.
Рыбари занимались своими делами внутри домов, ходили по мосткам, кто-то чинил сеть, несколько человек конопатили лодку посреди квадратной пристани.
Юна спросила:
– А если они набросятся, как только причалим?
– Вроде местные на нас не очень пялятся, – проворчал Чак. – Либо пока никто не услышал, что за нас награда назначена, либо не сообразили еще, что это мы и есть. А то б сбежались уже, гам бы подняли... Значит, причаливаем тихо, идем через поселок на ту сторону. Вернее – наискось так идем, чтоб к берегу выйти. А потом как и хотели: вдоль берега Соколиной чуток дальше отходим и там тихо ждем, пока катер подвалит. Он вот-вот здесь должен быть.
– А медведковские? – уточнил я.
– Они не прямо сейчас к поселку подгребут. Время есть.
– Но когда подгребут – увидят баркас и поймут, что мы где-то тут. Оставят плот, перейдут поселок, разделятся и станут прочесывать берег.
– Я надеюсь, катер монахов доплывет сюда раньше, – сказала Юна. – Если он вышел сразу после того, как я связалась с Храмом, то уже должен быть совсем рядом.
– Ну хорошо, но как нам пристать? Ни весла нет, ни...
– Эй! – донеслось со стороны поселка.
Нас несло к самой середине косо выступающего в воду причала. Перед ним торчали концы палок, воткнутых в дно, между палками тянулась веревка, украшенная клочками пестрой ткани, трепыхавшимися на ветру. От нее в воду уходили веревки потоньше.
На конце причала сидел, свесив ноги, костлявый парень в закатанных до колен штанах и косынке на голове. В одной руке он держал кривой тесак из лезвия косы, в другой шест с крюком на конце. Наверное, им рыбарь мог приподнимать участки сети между палками, чтобы проверить, есть ли улов.
– Куда претесь? – спросил парень хрипло.
– Знаменитое рыбарское гостеприимство, – пробормотал Чак. – И знаменитые рыбарские кривые ножи для потрошения вьюнов... Которыми также очень сподручно потрошить человеческое брюхо.
– У нас заглох двигатель, – громко сказал я. – Помоги причалить.
– Помо-очь... – протянул он. – С чего мне помогать?
– Иначе баркас сломает палки и порвет твою сеть, – пояснил я.
Рыбарь кивнул:
– Точно, отдадите мне свою скорлупу за это. И свою шлюху.
– Шлюху? – холодно повторила Юна Гало и огляделась. – Я не вижу тут ни твоей матери, ни сестры. Кого ты имеешь в виду?
Рыбарь сплюнул в воду. Перехватив поудобнее тесак, положил шест и подобрал ноги, готовый вскочить. Мы были уже совсем близко – еще немного, и широкий нос посудины начнет сминать сети. Я быстро огляделся. Людей вокруг много, но рядом никого, ближе всех женщина с бельем, слишком занятая стиркой, чтобы обращать на нас внимание, и мужчина в кресле-качалке... но он вроде заснул. Еще дети ползают, но они совсем маленькие.