Выслушав дежурную тираду хозяина, Олег высказал в ответ дежурную же фразу о… словом, стандартный текст отбарабанил, особо даже и не вникая в его смысл. Он прекрасно знал, что хозяин врет. И дедок тоже это понимал. Чай, не в первый раз его трясли.
Произнеся положенные слова, он отступил в сторону и присел у стены на корточки. Ребята вошли в дом и прошлись по комнатам. Обычная обстановка, ничего принципиально нового тут не появилось.
Выйдя во двор, народ слегка расслабился. Это уже была самая окраина поселка, осталось проверить еще пяток домов, и на этом работа заканчивалась. И вот тут к Олегу подошел один из парней.
— Командир, хозяин курит?
— Не помню, чтобы я его с сигаретой видел… Женщины тут некурящие, это точно. А что?
— Откуда-то сигаретным дымком несет.
— Из дома?
— Нет, во дворе запах. Из наших никто не дымит, я посмотрел.
Вдвоем они прошлись по двору. Парень вдруг остановился, повернулся и покрутил головой.
— Отсюда, — указал он рукой на сарай, в котором держали скотину.
— Надо же… — удивился Олег, — не знал, что здесь коровы курящие!
Выгнав скотину во двор, ребята проверили сарай. Пусто. Ничего интересного не нашлось, но сигаретный запашок почувствовали уже многие. После тщательного осмотра обнаружился и источник запаха. Над самым полом в стене имелось отверстие, откуда и тянуло запашком. Ощупав края, убедились — металл, в землю уходила труба. Вытяжка из схрона!
Вот как тут не вспомнить добрым словом запрет на курение во время проведения операций? Нюх-то обостряется!
— Вот что, парни, — капитан оглядел своих бойцов, — займите-ка вы потихонечку позиции вокруг дома. Черт их знает, сидельцев этих подземных, может, у них и амбразуры для стрельбы тут есть? А мы все, как на сковородке, в этом-то дворике… И хозяина сюда тащите, побеседуем.
Прибывший вскоре дедок держался с княжеским достоинством.
— Вот что, любезный, — сухо поведал ему Олег. — У тебя под домом — схрон. Если его обитатели не выйдут через пять минут, то через десять я его взорву. Если при этом рухнет еще и дом… Иншалла, как тут у вас говорят? Понял, родной? Время пошло! И баб своих на улицу выводи!
Однако ж баб вывести не удалось. Слышали ли подземные обитатели разговор Олега с дедом или просто сами смекнули кой-чего, но из окон грохнули автоматы, и ребята моментально заныкались по укрытиям. Дружно огрызнулось очередями их оружие, и на подоконнике повис худющий парень с зеленой повязкой на лбу. Из ослабевшей руки выпал на землю пистолет.
Выкрикнув что-то нечленораздельное, дед бросился к дому. И почти на пороге рухнул на землю — очередь из автомата прошила его ноги на уровне колен…
— Вот черти неумытые! — сплюнул на землю остаток изжеванной сигареты капитан. — Своего-то за что?
Теперь у сидящих в доме боевиков были еще и заложники. Совсем атас! Только такого подарка нам и не хватало!
А меня угораздило в тот день быть дежурным офицером. Так что, получив по радио сообщение о ЧП в районе проведения операции, я понесся с другого конца села со скоростью реактивного снаряда. Капитан Снежков был уже довольно известным человеком, и для меня, еще не очень-то опытного специалиста, было весьма лестно поучаствовать с ним в одном деле. Чего уж тут греха таить, я как-то не находил предлога, чтобы пообщаться с ним накоротке. А тут такой случай!
— И что же они хотят? — Оглядев дом еще раз, поворачиваюсь к капитану.
— Да черт их знает! Ничего пока не говорили и на переговоры никого не звали.
— Ну сидеть-то они здесь вряд ли дальше захотят… Машину могут потребовать…
— Ага… и вертолет.
— Да ну…
— Бывали, знаешь, случаи… требовали.
— И получали?!
— Угу…
Некоторое время молчу, собираясь с мыслями. Глянув еще раз на дом, хватаю Олега за рукав.
— Смотри! Из окна тряпкой машут!
— Вижу. Это они на переговоры кого-нибудь зовут. Пойдешь?
— Пойду. А…
— Если они меня разглядят, разговора не будет. Сам знаешь…
Я знал. Как и многие другие. За голову Снежкова были давно обещаны деньги. По местным меркам, сумма почти фантастическая. Впрочем, по московским — тоже до фига. Как непосредственно киллеру, так и его родне, в случае чего. Устоять перед таким соблазном? Ну-ну…
Отдаю капитану свое оружие. В руку мне суют белую тряпицу, которой я из-за угла и машу. Дождавшись ответного взмаха, выхожу.
В дом меня не пустили, остановили на пороге. Навстречу вышел худощавый боевик. Он был при оружии, через плечо висел автомат.
— Вы хотели переговоров? — спрашиваю у него.
— Да. Пусть сюда пригласят журналистов. Тогда мы отпустим одного человека.
— Я передам ваши требования. Что еще?
— Машину. Грузовик с кунгом. Мы вместе с журналистами туда сядем и уедем. По дороге отпустим заложников. Потом журналистов.
— Это все?
— Пока да. Если будет еще что-то, дадим знать. У вас есть на все два часа. Я понимаю, что журналистов сразу не найти, но вот грузовик вы должны будете подогнать к нам уже через час, не позже. Наш водитель его осмотрит. Так что не вздумайте насовать туда чего-нибудь…
— Понятно. Я могу увидеть заложников?
— Зачем это?
— Может быть, им что-нибудь нужно?
— От вас?!
— У меня приказ. Я должен их увидеть своими глазами.
— Сомневаешься в моих словах?!
— Я тебя не знаю.
— Я тоже. Твое лицо мне незнакомо. Кто вами командует?
— Слон… — автоматически сорвалось с моих губ.
Ох ты, блин! И черт меня дернул Олега вспомнить?
Однако же это слово оказало почти магическое воздействие. Боевик отступил в сторону, открывая проход.
— Иди, смотри… Только без глупостей! Сам понимаешь…
Первая комната. У простенка замер боевик с автоматом.
Вторая.
На полу, посередине помещения, сидят четверо женщин. Лица напряженные, губы у одной закушены. Внимательные глаза ощупывают меня с головы до ног.
— Вам нужно что-нибудь? Вода, медикаменты? Может быть, еда?
После некоторого молчания одна из них разжимает губы.
— Нет…
Словно ворон каркнул!
— А вам? — обращаюсь к остальным.
Те ничего не говорят, только отрицательно мотают головами.
Так… с этими все ясно…
— У вас есть раненый, хозяин дома. Может быть, что-то нужно ему? Мы готовы отвезти его в больницу, ему на верняка нужна операция.
— Нет, — отвечает мне та же женщина, — он останется с нами. Мы уже перевязали его, и все будет хорошо.
— Как хотите, — пожимаю плечами. — Но вы в любой момент можете меня позвать, если вам что-то будет нужно.
Неслышно ступая босыми ногами по полу, мимо нас проходит еще один боевик. И я замечаю, как буквально загорелись глаза на лице одной из женщин. Она провожает прошедшего взглядом. Или я совсем баран… или…
— Ну что? — спрашивает меня Олег, продолжая гонять во рту незажженную сигарету.
— Сначала не хотели меня пускать в дом…
— Да и хрен бы с ними! Оно тебе надо было?
— … но когда я сказал, кто руководит операцией, боевик молча отошел в сторону.
— Хм! Надо же… уважают!
— Похоже. Так вот, нечисто тут что-то. Деда мне не показали, сказали, что все с ним в порядке. Женщин видел, их четверо. Сидят во второй комнате.
— Точно четверо?
— Да.
— А при досмотре было трое. Это я совершенно уверенно тебе сказать могу. Сам их всех видел. Ну-ка, опиши их мне.
По возможности максимально точно стараюсь описать приметы каждой. Зрительная память у меня всегда была хорошая, так что смею надеяться, что сумел это сделать достаточно подробно.
Слон, присев на корточки, что-то чертит на земле. Потом поднимает голову.
— Все?
— Да.
— А вот та, что с тобой говорила… ты волосы ее видел?
— Они все в платках были… стоп! Прядку видел! Из-под платка выбилась. Седая совсем. Странно, а на вид ей лет тридцать, может быть, больше, но ненамного.
— Голос хриплый?
— Да. Как будто ворона каркнула.
— Это «Белая Айша». Жуткая баба, она смертниц подготавливает. А хрипит оттого, что в свое время химией надышалась. Была у них тогда мысль химическое орудие сварганить. Вот и соорудили… на свою голову. Только двое их и уцелело, а она себе голосовые связки пожгла. Оттого и хрипит.
— Слушай, там еще вот чего… — рассказываю ему о замеченном мною взгляде одной из заложниц.
Олег сплевывает на землю сигарету.
— Это такие же заложницы, как я папа римский! Наверняка в доме будущие смертницы сидят. И какие-то близкие отношения у этой девчонки с прошедшим боевиком есть. Оттого она так на него и смотрит.
— И что теперь?
— Да ничего! С точки зрения командования — это заложники. Пока они не стали по нас стрелять, разумеется. Так что, друг мой ситный, ничего-то для нас с тобою не меняется.
— И что делать будем?