— Ну, так вы нам поможете?
— Чем именно, я могу оказаться полезен? — в голове ростовщика крутанулась ручка кассового аппарата.
— Не могли бы ссудить нам незначительную сумму, так, на мелкие расходы…
— Смотря что понимать под мелкими расходами. В ваши годы у меня были расходы только на одно — девушки, девушки, девушки… — мечтательно закатил глаза Пандульфи.
Хм, а по виду не скажешь. Сморчок сморчком, а есть что вспомнить о геройской молодости.
Нет, для нас первым делом идут даже не самолеты — ночлег, еда и все такое. Девушки, действительно, потом. Хотя насчет Карла твердой уверенности нет. Есть в нем что-то от дамского угодника.
— Видите ли, мы действительно поступаем на службу в гвардию. Через несколько дней все бумаги будут оформлены, потом получим жалованье, однако до этого срока нам понадобятся деньги.
— Безусловно, безусловно, — кивал ростовщик, как китайский болванчик. — Только не обижайтесь, милостивые господа, я не могу вот так взять и отдать деньги, — итальянец не произнес фразу «первому встречному», но нам сразу стало ясно, что он имеет в виду.
Понятно, одной распиской не отделаться.
Я отстегнул от пояса шпагу и положил на стол.
— Сколько дадите?
— Позвольте, — ростовщик взял шпагу, покрутил в руках, внимательно изучил лезвие, эфес, рукоятку.
— Семейная реликвия, — на всякий случай пояснил я.
— Не спорю, — Пандульфи кивнул. — Что же я всегда рад выручить из затруднительной ситуации. Надеюсь, пяти рублей под сорок процентов годовых будет достаточно.
Я вспомнил напутствие сержанта и решительно произнес:
— Дайте десять рублей, и мы сойдемся на двадцати процентах.
— Боюсь, вы ошиблись адресом, — поджал губы Пандульфи. — Я — не Монетная контора, чтобы давать вам восьмипроцентные ссуды на три четверти стоимости заклада, а вы — не из придворного окружения императрицы.
— Восемь рублей и тридцать процентов, — предложил я.
— Вы торгуетесь как на базаре, — вздохнул Пандульфи.
— Только не говорите, что мы вас разоряем, — предупредил я.
— А что же вы делаете? — вроде искренне удивился ростовщик. — Исключительно из уважения к вашим титулам… кстати, какие у вас титулы?
— Мы бароны, — подбоченившись пояснил Карл, дотоле не вмешивавшийся в разговор.
Пандульфи взгрустнул.
Как выяснилось, в России баронский титул высоко не ставился, ибо почти все прибывшие в страну иностранцы (особенно немцы) оказывались носителями этого дворянского звания. Позднее, баронами за деньги будут становиться ростовщики и финансисты. Так что если кто-то из ваших знакомых хвастается дворянскими корнями, возможно, его предки просто выложили когда-то кругленькую сумму.
— Из уважения к вам, бароны фон Гофен и фон Браун, — продолжил Пандульфи, — я пойду на уступки: семь рублей и тридцать процентов. Это мое последнее предложение.
— Идет, — согласился я, понимая, что лучших условий от него не добьешься.
Получив деньги и оставив в заклад шпагу, мы побыстрее выскочили наружу.
— Поищем постоялый двор подешевле, — сказал я.
Теперь, когда карманы оттягивала приличная сумма денег, на душе стало гораздо теплей. Будущее вновь показалось радужным и веселым.
Не успели мы дойти до конца улицы, как из подворотни ближайшего дома высыпала ватага человек в шесть — рослых, наглых, с дубинками и кистенями в руках. Они быстро нас окружили, преградив дорогу.
— Позвольте пройти, — подался вперед Карл.
Но я, чуя неладное, остановил его.
— Господа, будьте так добры, отсыпьте от щедрот ваших сирым и убогим, — склонился до пояса один из ватажников.
Понятно, что на сирого и убогого он походил так же, как я на балерину.
По небу плыли рыхлые, бесформенные облака. Выглянула луна, залив улицу серебристым светом. А как хорошо начиналось…
Мужчина выпрямился и, сняв с головы шапку, протянул ее к нам.
— Денежки сюда кладите. При нас они целее будут.
Ватажники поддержали его заливистым хохотом. Карл помрачнел, схватился рукой за рукоять шпаги, но пока не спешил ее обнажать.
— С чего вы решили, что у нас есть деньги? — произнес я, пытаясь протянуть время.
Вдруг на улице появятся случайные прохожие, полиция или солдатский наряд. Однако надежды оказались тщетными. Город словно вымер, никого, кроме тощего облезлого кота, рывшегося в мусорной куче в поисках съестных отбросов.
— Нешто вы не от Пандульфи вышли? — хмыкнул веселый ватажник.
Выходит, за лавкой ростовщика установлено наблюдение. Бандиты караулят клиентов итальянца и, выбрав подходящую жертву, грабят. Интересно, знает ли об этом Пандульфи и если да, почему не обращается в полицию и не предупреждает клиентов? Впрочем, он может находиться с разбойниками заодно — сигнал им какой-нибудь подает, фонарем в окошко светит. Деньги, как известно, не пахнут.
По меркам того времени Петербург считался гораздо спокойней в плане преступности, чем Москва. Все же начальство близко, которое время от времени вынуждено меры принимать, чтобы очистить столицу от воров и бандитов. Да и сам Питер город молодой, жизнь в нем только налаживается, вот и не успели как следует закрепиться и войти в полную силу разбойничьи шайки.
Пройдет немного времени, и при взошедшей на престол с помощью гвардейских штыков Елизавете, Петербург переживет страшный период, когда вошедшие во вкус и, почуявшие безнаказанность гвардейцы займутся настоящим грабежом: будут обворовывать знатные дома, к коим сами же поставлены в караул, бесчинствовать на улицах, задирать и бесчестить женщин. А кое-кто из господ офицеров наладит прибыльный бизнес, который в двадцать первом веке называется «крышеванием» — за определенную мзду гвардейцы возьмут под «опеку» трактиры, постоялые дворы, лавки купцов и менял.
Но пока в Питере тихо и спокойно, не считая улицы, где нелегкая вынесла нас прямиком в лапы разбойников.
Не дождавшись ответа, ватажник переспросил:
— Я что грю — нешто вы не от итальяшки идете?
— От него, — согласился я. — Только денег при нас нет. Мы долг возвращали, а теперь пустые как солдат после проститутки.
— Врешь поди! — ватажник хлопнул себя по правой лодыжке.
Почему — вру? Ввожу в заблуждение.
— Я честный человек. Врать мне не к лицу.
— Может ты и честный, но давай-ка мы тебя проверим. Вдруг за подкладку что-нибудь завалилось или в кармане потерялось, а ты и не заметил. Всякое ведь бывает, — рассудительно произнес ватажник.
М-да, на мякине его не проведешь. И соотношение сил не в нашу пользу — шестеро на двоих, значит, каждому придется драться с тремя противниками, а они только в голливудских фильмах по очереди нападают. А шпага моя тютю — лежит у синьора Пандульфи где-то на полке.
Нет, я, конечно, здоровей любого из разбойничьей ватаги, и Карл тоже не лыком шит. Глядишь, кого-то из шайки-лейки покромсаем. Но, будь я букмекером, ставки бы на нашу победу не ставил.
— Поднимите ручки, господа хорошие. Сейчас вас немножко обыщут, — улыбнулся ватажник, обнажая гнилые зубы.
Глава 12
Пожалуй, миром дело не закончится. Сейчас нас будут немножко убивать. И самое противное — все преимущества на их стороне.
Ватажник с гнилыми зубами вцепился в Карла, попытался просунуть руку в карман кафтана.
— Убери грязные лапы, мерзавец, — вспыхнул кузен, вырываясь из тисков захвата.
Его слова только подлили масла в огонь. Разбойники точно стая бродячих псов кинулись на нас, размахивая кистенями. Кузен даже не успел выхватить шпагу. Его прижали к стене, отделив от меня, стали избивать.
— На помощь, Дитрих! — закричал он.
Я действовал интуитивно и грязно — ударил головой ближнего противника, двинул коленом между ног второго, перехватил занесенный кистень у третьего и, крутанув ватажника на сто восемьдесят градусов, умудрился врезать его же оружием по обступившим Карла разбойникам. И едва не оглох от послышавшихся воплей.
— Мама! — выл упавший на колени ватажник, обхватив руками проломленную башку. Сквозь пальцы сочилась кровь.
Меня чуть не передернуло. Нет, одно дело — видеть такое в ужастиках и другое — столкнуться наяву. Я все же не могу привыкнуть к кровавому зрелищу.
— Что же ты творишь… — завопил разбойник с гнилыми зубами, оступаясь от Карла. — Лупцуйте этого гада. Он Митюху убил.
Может, убил, может, нет. Эти гады живучи. Нормальный человек давно бы умер, а всякая сволочь будет коптить белый свет еще много-много лет. Вот так по дурацки устроен наш мир.
Внимание ватажников переключилось на меня.
Кузен воспользовался наступившим замешательством, резким движением выхватил шпагу. Лезвие быстро нашло жертву. Бандит удивленно схватился за живот и тихо опустился на мостовую.
Я схватил ближайшего разбойника за длинные растрепанные волосы, торчавшие по сторонам, будто перья гигантской птицы, рванул вниз и со смаком впечатал коленом в лицо. Надеюсь, от его носа осталось лишь жалкое напоминание.