Да действительно, происходил технологический процесс – металл сражался с металлом. Правда, вряд ли кто-то даже слыхом не слыхивающий о таблице Менделеева сделал бы ставку на одну из сторон. Весовые категории были ясно не равны. Алюминий до крайности легко режется высококачественной сталью. Вообще, выбор орудия исполнения со стороны янки был несколько странен. В отношении созданного из легкого металла изделия 5В28 вполне ударно сработала бы и обыкновенная кувалда. Может быть, господа империалисты просто не слыхивали о столь простом инструменте? Вполне вероятно. Ибо действительно, пользовать переносную микро-дрель, или там мини-пилу (Володин точно не рассмотрел) работающую от встроенного аккумулятора было даже как-то нерационально. Ведь воздействие американцев по понижению боевой готовности дивизиона никак не могло ограничиться кромсанием одной ракеты. Даже на пусковых установках не стоящего на «второй колонке» «второго» стрельбового канала их имелось две штуки. Что, после посадки карманного источника питания, они бы помчались назад в казарму ставить аккумулятор на подзарядку? Смешно! Короче это был странный маразм, уж лучше бы они использовали какую-нибудь пластиковую взрывчатку. С помощью нее, при удачном выборе места закладки, вполне бы получилось вывести из строя даже пусковые. К тому же наличествовали еще и всяческие кабели. Настоящий боевой диверсант, попади он в границы позиции, мог бы натворить дел, используя даже простые подручные средства. По всей видимости, тут сработали некие атавистические, присущие буржуазной культуре черты. Заостренный корпус ракеты – слишком явный признак прогресса, символика и предмет в одном лице. Остатки следов созданной развалившейся империей мощи требовалось стереть начисто, ибо любому нормальному постмодернисту видно, что эти грубые славянские аборигены, общинно-крестьянской породы, никак не могли произвести таковой высокотехнологичный продукт в реальности – такое просто противоречит структуре мироустройства. Вот потому-то дрель и работала в повышенных оборотах, громче чем предусматривалось, так что даже прогуливающийся в стороне Володин смог данный шум уловить.
Говоря современным, продвинутым языком, в момент когда шум и действо совместились в голове комбата в единое целое, планка у него попросту упала. Наплевать ему стало славяне перед ним или англосаксы, он просто взревел и кинулся в атаку. Стоящий в стороне наблюдатель был ему несколько менее интересен, чем забравшийся на пусковую паразит с дрелью. Вихрем принесшийся майор ухватил его за ногу и дернул вниз, подальше от коробящейся ракеты, с такой силой, что американец не только выронил свое орудие вандализма, но и проехался носом по крашеному зеленым корпусу ПУ. Однако украинский офицер не дал опешившему герою-янки спрятаться, то есть, используя инстинкт, отползти под тяжелую подъемную часть железной конструкции. Володин набросился на него с диким криком, одним махом развернул, хватанул за грудки, и тут же выдал серию приличных боковых ударов по физиономии. С американца мгновенно сошел весь оставшийся запас спеси, он превратился в дрыгающуюся, всхлипывающую травоядную жертву. Естественно, майор тоже, причем еще ранее, преобразился в животное, однако это было что-то хищное, из породы львиных.
Надо сказать, что комбат Володин не был боксером-разрядником, не значился он физкультурником-любителем, лупцующим по утрам грушу просто для личного удовольствия, но он являлся офицером современной украинской армии – маленькой наследницы Советской. В очень многих случаях, как впрочем и в большинстве армий мира, отношения с солдатами строились здесь на почве морально-психологического, а в отношении отдельных лиц, и физического подавления. Понятное дело, уставом – а теперь уже «статутом» – сие никак не нормировалось. Однако устав есть красивое кабинетное творение, плохо стыкующееся с прозой реальности. Ну а поскольку майор украинской армии Володин был строевым офицером, но обитал все-таки не в затертой двумерности плаката строевой подготовки, а в четырехмерном континууме истинной жизни, то когда-никогда кулаки о солдатские ребра он все-таки разминал. И похоже, положа руку на сердце, это делалось несколько чаще, чем в далеких буднях Советской армии. Такова уж была местная украинская специфика вливания в европейскую демократию.
Тем не менее, очень похоже, что «братки по оружию» из США об этом ведать не ведали. Вообще, не смотря на свою принадлежность к самой мощной планетарной империи всех времен гегемонии homo sapiens, гости оказались весьма нервными ребятами. Например «второй номер» поначалу вроде бы бросился выручать товарища, однако на полпути все же замер, ибо ясно понял что произойдет с его собственным выбритым личиком, когда «зъихавший з глузду» украинец оставит коллегу по диверсионной деятельность умирать в покое и переключится на его физию. Зато он вспомнил, что совсем рядом, на поясе, у него наличествует орудие с технологией далеко превосходящее по грубости карманную дрель.
98. Простой сюжет
Наблюдаемая картина тривиальна. Не в плане того, что демонстрируется каждый божий день, нет. Но это не какой-нибудь распад протона, представимый только схематически, да и то ограниченным числом лиц, мечтающих о Нобелевке по физике. То, что происходит, сто раз наблюдалось в кино, и в старых роликах о партизанском сопротивлении тоже. Еще тысячу раз оно впоследствии прокручивалось в голове, с самых различных ракурсов. Может быть, кому-то в жизни случалось видеть подобие картины наяву.
Основных участников двое. Роли распределены, согласуясь с основным постулатом эволюции: один из участников исполняет роль хищника, второй – жертвы. Ведущий – не крупный, но явно активный самец, жертва – молодая женщина, или вообще девочка, не с этого ракурса и не в такой нервной обстановке оценивать. Жертва в слезах, транспортируется посредством сцепки за волосы, но все же еще пытается тормозить процесс, хватается за все встречные препятствия. Самец – турок – действует одной рукой, во второй автоматическая винтовка.
Реализовавшиеся из-за угла танкисты реагируют мгновенно, но каждый по-своему. Младший сержант Ладыженский уже вздергивает АКСУ и опускает предохранитель. Майор Шмалько отводит его ствол рукой. Взгляд его мечется по округе – он оценивает декорации. За сценой наблюдают несколько гражданских, все явно в шоке; возле выхода из подъезда лежит кто-то, наполовину скрытый дверью, не исключено что это уже покойник. Шмалько сейчас не интересует такая детализация, он усекает главное – других турок в пределах зоны наблюдения нет.
Можно позволить действовать остановленному Ладыженскому, но наличествуют опасения, что в горячке тот создаст друшлат из всего окружающего пейзажа. Конечно, шуметь очень нежелательно, и наверное в каком-то из вариантов, одиночного противника можно легко удавить простыми методами, типа внезапной атаки прикладом. Однако у турецкого пехотинца М-16, и кто знает в каких «курдистанах» он проходил предыдущую стажировку. К тому же Шмалько уже поднимает извлеченный из кобура ПМ. В момент прицеливания, турок обнаруживает новых свидетелей и заодно наведенный в его тело ствол. Он начинает реагировать, но теперь уже не разобраться, отпускает ли он девушку до попадания пули, или то есть попросту реакция на боль.
Турок падает, корчится на земле. Тупоносая начинка «Макарова» угодила ему в бочину на уровне груди. Все трое танкистов одновременно бросаются вперед. До жертвы метров двадцать пять, как раз дистанция отработки навыков стрельбы из пистолета. Однако отсюда, с нового ракурса, майор Шмалько, оглядываясь на гражданских, обнаруживает еще одного противника. Этот солдат тоже вооружен винтовкой, но, похоже, ошарашен выстрелом. Неизвестно чем он занимался в проеме двух металлических гаражей, возможно, справлял какие-то надобности. Тем не менее, Шмалько некогда дожидаться, когда тот очухается и придет в себя. Майор начинает палить в его сторону, даже не приняв положенную по наставлениям стойку для стрельбы. Три пули последовательно дырявят недавно крашеный гараж. Гильзы отщелкиваются в сторону, одна обжигает лицо Ладыженского.
На турецком солдатике ни царапины, однако он отработанно падает, и принимает позу для стрельбы лежа. Ему остается только подтянуть автомат, когда АКС-74У вовремя подключившегося Ладыженского осуществляет опорожнение не менее трети рожка.
Дальний турок превращен в кровавое месиво: в него что-то попало, и проблем с ним нет. С первым хуже. Явно с трудом преодолевая боль в раздробленных ребрах, простреленном легком, но к досаде, не задетом сердце, он пытается отползти, да еще и дотянуться до выроненного автомата. Нормального приклада у АКСУ нет, потому обиженный этим обстоятельством танковый механик Громов бьет его берцем. Это мышиная возня. Добивать раненного сапогами можно и полчаса кряду. Требуется делать что-то более радикальное. К примеру, лоботомию. Однако начавший целить в голову турка Шмалько, теряет уверенность, сталкиваясь глазами с приговоренным. Так дело не пойдет. Накрыть его какой-нибудь тряпкой что ли?