Подняв голову, Фред увидел направлявшегося к ним сотрудника тюремного пресс-центра.
— Ну наконец-то!.. — проворчал кто-то из журналистов.
— Я знаю, — начал сотрудник пресс-центра, — что вы все ждете Нормана Пауэлла. Он задерживается. О времени его прибытия мы объявим вам дополнительно, а пока… Сегодня утром в нашей тюрьме был казнен убийца Дуэйн Уильямс. Мать жертвы, присутствовавшая при казни, хочет сделать заявление для прессы. Если угодно, можете задать ей несколько вопросов.
Журналисты недовольно заворчали, но делать было нечего, и многие приготовились пройти внутрь административного здания. Фред лениво зевнул, выключил камеру и побрел следом за остальными. Он знал, что ни один уважающий себя репортер даже не подумает публиковать подобное интервью, но сдеть в помещении в любом случае лучше, чем потеть снаружи.
— Теперь мы можем жить дальше, — снова и снова повторяла мать жертвы, и ее голос эхом отражался от каменных стен похожей на пещеру комнаты без окон. Странные голубые глаза женщины перебегали с одного лица на другое, и в них таился вызов. В руке она держала карманный экран-проектор, на котором сменялись любительские снимки Дженнер Соннерс, сделанные на ее последнем, шестнадцатом дне рождения. У Дженнер было печальное лицо и какой-то растерянный взгляд. Решив сделать себе несколько копий, Фред выдвинул удлинительный кронштейн камеры и настроил объектив на максимальное увеличение, но рука матери слишком сильно дрожала, и снимки все время оказывались не в фокусе.
— Не трясите рукой, держите проектор неподвижно! — сердито крикнул кто-то из репортеров.
— Сегодня наша дочка была отомщена, — сказала Кейси Соннерс. — Долгое время нам снова и снова напоминали о том, что случилось с Дженнер у Каменистого ручья. Но теперь всё — мы можем жить спокойно. Наш срок закончился сегодня!
Со звуком как будто все нормально, подумал Фред, заканчивая снимать крупный план матери, обнявшей троих своих сыновей, и поспешил наружу, на стоянку, где сестра Дуэйна Уильямса решила сделать свое заявление.
Грудь Бобби Уильямс астматически вздымалась — так сильно она старалась донести до журналистов свое возмущение и гнев:
— …Пусть Бог простит народ штата Калифорния за то, что он сделал с моим братом. Я уверена, что он неповинен в том преступлении, за которое его приговорили к смертной казни. У Дуэйна была очень непростая жизнь, но он все равно старался жить достойно, и вот… вот как его вознаградили!
Потом муж обнял Бобби за плечи и увел к фургону, на котором они приехали.
«Вот оно как! — подумал Фред. — Заявления для прессы превратились почти что в высокое искусство. Можно подумать, все эти убитые горем бабы впадают в подобие гипнотического транса; иначе как объяснить, что все они произносят практически один и тот же текст?» Он очень сомневался в том, что речи, сплошь составленные из банальностей и избитых клише, попадут в эфир, однако попробовать все равно стоило. Опустив голову, Фред открыл крышку наручных часов.
— Дэн, ты на месте? — спросил он находящегося в Лос-Анджелесе выпускающего информационного отдела.
— Да. Пауэлл приехал?
— Пока еще нет.
— Господи, куда же он подевался?!
— Не знаю. Нам не говорят.
— А ты уверен, что спрашиваешь у тех людей? — сурово спросил выпускающий.
— Да! — с вызовом откликнулся Фред. — Послушай-ка, пока мы тут ждали, в «Гамме» казнили одного типа. Я сам видел, как летающая «скорая помощь» забирает труп. А я единственный, кто заснял и это, и две пресс-конференции, которые устроили мать жертвы и сестра казненного. Тебя это не интересует?
— А кого там казнили? Напомни-ка мне подробности дела.
— Казнили некоего Дуэйна Уильямса. Убийство Дженнер Соннерс, помнишь?.. В Обиспо. Насколько я слышал, доказательства его вины были довольно неоднозначными, но суд все равно приговорил его к смерти.
— Вот как? Впрочем, за пределами Лос-Анджелеса это никому не интересно. Присылай, если хочешь, только имей в виду: твоя запись не должна быть длиннее двадцати секунд, иначе она никуда не пойдет. Усек?
— Угу. — Фред поскорее захлопнул крышку часов, чтобы редактор не успел заметить его торжествующей улыбки, и почти бегом бросился к своему БМВ «Спидвей». Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто за ним не следит, Фред опустил противосолнечный козырек, за которым он держал пудру и гримировальную кисточку. Тщательно припудрив лоснящийся от испарины нос, он включил камеру, развернул ее объективом к себе и, пригладив волосы, встал таким образом, что главный вход в тюрьму оказался прямо у него за спиной. Через какое-то время безупречный двадцатисекундный сюжет был передан в Лос-Анджелес, и редактор нехотя поблагодарил Фреда.
— Продолжение нужно? — спросил Фред. — Мне кажется, я знаю, куда попал труп.
— Ладно, давай свое продолжение, — отозвался выпускающий. — И дай мне Нормана Пауэлла, черт тебя побери.
Прежде чем отправить в Лос-Анджелес следующий сюжет, Фред позвонил в морг, чтобы уточнить, во сколько прибыло тело Уильямса. Но тело еще не привозили. Тогда он позвонил в два других морга, но и там трупа не оказалось. Это было по меньшей мере странно, и Фред связался с пресс-центром тюрьмы. Там ему сказали, что согласно последней воле Дуэйна Уильямса его тело передано для медицинских исследований. Подробности носят строго конфиденциальный характер.
— Это почему же?.. — агрессивно осведомился Фред.
— Таковы правила, — был ответ.
Все бесполезно. Тупик. Фред немного подумал.
— Странно, — проговорил он наконец.
— Что же тут странного?
— Ну… не знаю. Наверное, то, что Уильямс решил добровольно передать свое тело для использования в каких-то медицинских экспериментах. Такие, как он, обычно не отличаются альтруизмом по отношению к обществу, которое приговаривает их к газовой камере или смертельной инъекции.
— Теперь, я думаю, мы никогда не узнаем, почему он так поступил, — сказал пресс-секретарь и отключился.
Фред слегка потер лоб. Его мозг напряженно работал. Почему бы, внезапно подумал он, не написать большую обзорную статью для «Метрополитена», самого респектабельного американского журнала, который — единственный в стране — до сих пор печатался на бумаге. Он назовет свою статью «Анатомия жизни после смерти» и подробно проследит путь Уильямса — вернее, его трупа — от тюремного зала экзекуций до переднего края медицинской науки. А что? Кажется, должно получиться достаточно интересно — особенно если подробно описать скрытый от широкой публики мир людей, работающих с трупами, раскрыть характеры патологоанатомов, врачей, исследователей… Никакой слюнявой сентиментальности — только факты плюс лаконичный и точный стиль. И если все получится, он сразу же окажется в обойме самых востребованных репортеров.
Тут Фред не удержался и тяжело вздохнул. Сколько блестящих идей, которых хватило бы на десяток журналистов, у него было и сколько из них он осуществил? До идей ли тут, когда приходится крутиться как заведенному, хватаясь за каждую мелочь, за обрыдлую поденщину, чтобы вовремя платить за квартиру и перезаряжать аккумуляторы шикарного автомобиля? И все же Фред не спешил выбрасывать из головы историю Дуэйна Уильямса. Интуиция подсказывала ему — в ней что-то есть. Кроме того, один его шапочный знакомый был приятелем редактора отдела новостей в «Метрополитене». Вдруг удастся опубликовать этот материал через него? Это вполне возможно, хотя пробиться в по-настоящему респектабельные журналы для богатых едва ли не труднее, чем бежать из подземного «Каньона Гамма».
В задумчивости Фред бросил взгляд в сторону пустыни, где росли редкие юкки. Их собранные пучками узкие, остроконечные листья напоминали широкие гофрированные воротники и манжеты каких-то безумных клоунов. Если не принимать во внимание занесенные песком развалины покинутых домов, пейзаж казался совершенно первобытным; Фред, во всяком случае, нисколько бы не удивился, заметив на дюнах следы динозавра. Почти все, кто жил в пустыне Мохаве, давно перебрались под землю. Целые города и поселки, не говоря уже об универсальных магазинах и торговых центрах, зарывались как можно глубже в песок, чтобы противостоять пронзительным ветрам и испепеляющей жаре. Лишь немногие города, как, например, Палм-Спрингс, отважно оставались на поверхности, бросая вызов ураганам и песчаным бурям, которые засыпали улицы пылью и мусором. А ведь было и по-другому… И, глядя на расстилающийся перед ним пустынный ландшафт, Фред невольно задумался о том, какой была жизнь в Юкка-вэли до того, как изменился климат. Он где-то читал, что некогда в этом районе было 180 великолепных полей для гольфа, орошавшихся за счет залегавших неглубоко водоносных слоев. Теперь же не осталось ничего, кроме песка и неприхотливых юкк.
Потом Фред заметил вдали облако пыли, поднятое движущимися машинами. Это, несомненно, тюремный конвой. Фред снова щелкнул крышкой часов.
— Нормана Пауэлла везут, — сообщил он ублюдку-редактору. — Ты рад?
— Послушай, Фред, — сказал тот, — нужно срочно сделать репортаж о первом выступлении команды мужчин-болельщиков из Палм-Спрингса.