Возвращаясь в приемную, она замедлила шаг возле кабинета ответственного секретаря, припомнив подслушанный недавно телефонный разговор. По правде сказать, разговор был более чем любопытный. И, ясное дело, тайный. Для чужих ушей он точно не предназначался. Интересно, о какой фотографии шла речь? Яковкин сказал: «Эта баба принесет нам бабки». Какая баба? И каким образом она может озолотить ответственного секретаря?
Люся решила вечером, оставшись в одиночестве, просмотреть свежий номер страница за страницей. Возможно, тогда она о чем‑то догадается? Прямо сейчас нужно положить журнал в сумку, чтобы не забыть.
Однако это не удалось. Возвратившись в приемную, она сразу же наткнулась на директора по рекламе Клару Шурьянову, длинную и тощую даму, которая беспрестанно курила и щурила один глаз.
— Носишься? — спросила Клара, поигрывая зажигалкой. — Если бы не я, сокровища уже давно бы разграбили. — Она кивнула на стопки журналов у стены и потребовала: — Достань один и покажи, хорошо ли я вышла. Всю ночь только об этом и думала. Когда фотографировалась, Милованов заставил меня задрать подол. Они с ассистенткой нарисовали на моей ляжке маленький ананас. Пообещали, что это будет выглядеть соблазнительно. Боюсь, наврали.
Клара разговаривала басом, никого не стеснялась и легко употребляла ненормативную лексику. Она выросла с тремя братьями, отлично плавала, увлекалась подледным ловом и умела стрелять из ружья. Мужчины опасались ее, так как Клара была невосприимчива к лести и обидно хохотала, когда ей делали комплименты.
— Жуть, — сказала она, пролистав журнал, который Люся достала из открытой пачки. — Ты это видела?
— По‑моему, очень красиво, — тихо сказала Люся. — Такие платья…
— При чем здесь платья? Ты на рожи, на рожи посмотри. Так нравиться самому себе — это просто разврат. Какое фантастическое самодовольство. Ты меня видела? С ананасом? — Она сунула секретарше в нос собственную фотографию. — Нет, я рождена не для этого.
— А для чего? — спросила Люся с боязливым любопытством.
— Не знаю, — пожала плечами Клара. — Возможно, для того, чтобы выкурить полторы тонны сигарет. Или возделать огород в Тверской области. Или задушить собственного мужа, когда он в очередной раз положит вывернутые носки в вазу для фруктов. Не знаю, — повторила она.
В этот момент в приемную ворвалась Белоярова и, не останавливаясь, двинулась к своему кабинету. На ходу она резко спросила:
— Люся, тебе кто‑нибудь что‑нибудь для меня оставлял?
Ее глаза сверкнули негодующе.
— Аршанская, — спохватилась та. — Вот эту папку.
— Дай сюда.
Не дожидаясь, пока ей подадут требуемое, Белоярова влетела в кабинет и захлопнула за собой дверь с такой силой, что в цветочных горшках на подоконнике вздрогнули фиалки.
— Поспеши, — посоветовала Клара. — Сегодня у нас извержение вулкана. Давненько я такого не видела. Интересно, что случилось…
Люсе вовсе не было интересно. Как только Клара вышла, она схватила вышеупомянутую папку и метнулась за сердитой начальницей. Требование следовало исполнить немедленно. Ей и в голову не пришло, что нужно постучаться. Она без предупреждения распахнула дверь и тотчас сдала назад.
Сцена, открывшаяся ее глазам, была сколь неожиданной, столь и невероятной. В комнате Белоярова была не одна. Здесь же находился Клебовников, который, судя по всему, уже поджидал ее внутри. И когда Люся вошла, он как раз выворачивал главному редактору руку. То есть реально выламывал ее, заведя далеко за спину. Он бы зол, как черт, и тяжело дышал, а на лице согнувшейся пополам Белояровой застыла мука.
Как только Люся открыла дверь, Клебовников резко дернул головой и сразу же выпустил свою жертву. Вместо того чтобы закричать на него или как‑то еще выразить свои эмоции, Белоярова схватила сумочку из крокодиловой кожи, валявшуюся на столе, метнулась к своему креслу и упала в него с видимым облегчением.
Клебовников с независимым видом засунул руки в карманы брюк и воззрился на Люсю.
— Папка… — квакнула она, обращаясь непосредственно к нему, а не к собственной руководительнице. — Мне сказали принести.
Она еще никогда не оказывалась в экстремальных ситуациях, касавшихся отношений между людьми. Страсти, о которых Люся читала в книгах, без сомнения, хватали за душу, но при этом всегда были такими красивыми… В реальности все оказалось по‑другому. Люсе стало страшно.
Невесомыми руками она положила папку на край стола и попятилась назад, в безопасную прохладу приемной.
— Закройте за собой дверь, — бросил Клебовников.
На нее уставились два утративших голубизну цинковых глаза. Она кивнула и молча выполнила его требование. После чего секунду или две стояла на месте, не двигаясь — в центре жесткого офисного ковра с консервативным узором. Потом вдруг Люсю окатила жаркая волна ужаса. Что, если Белоярова рассчитывала на ее помощь? А она даже не посмотрела в ее сторону — выскочила из кабинета как ошпаренная!
Нужно перестать паниковать и убедиться в том, что начальница в безопасности. На цыпочках Люся возвратилась к двери в кабинет и прильнула к ней худеньким телом, плотно прижав ухо к шероховатой поверхности. К счастью, дверь была тяжелой и значительной и, когда ее торопливо толкали, не захлопывалась до конца. Только поэтому у Люси появился шанс услышать то, о чем говорят внутри.
Диалог оказался захватывающим и поразил Люсю до глубины души.
— Зачем тебе пистолет? — спросил Клебовников.
Вероятно, это был первый вопрос, который он задал Белояровой после ухода секретарши. Эти несколько секунд оба молчали, приходя в себя.
— Ты забрался в мою сумку. — Голос Белояровой предательски дрожал. Не от гнева. Она пыталась справиться со слезами.
— Мы работаем вместе чертову прорву лет, — продолжал Клебовников. — Я знаю тебя, как облупленную.
— И что? — с вызовом спросила она. — Это дает тебе право брать чужие вещи?
— В дамских сумочках лежат ответы на многие вопросы, — хмыкнул Клебовников. — Я заметил, что ты сама не своя и чуть что — хватаешься за нее.
Люся не могла заставить себя отлепиться от двери, хотя уже поняла, что начальнице больше ничто не угрожает. По крайней мере, Клебовников выступает в роли друга, а не врага.
— Коль, это не твое дело.
— А чье, интересно? Я работаю в журнале, который ты возглавляешь. Если что‑нибудь случится, пострадают все. Ты об этом не думала?
— Да с чего ты взял, будто что‑то случится? — Белоярова постепенно оживала. Голос ее набрал силу и обрел необходимую твердость. — Масса женщин носит с собой оружие.
— Мне только сказки не рассказывай. — Скрипнул пол. Вероятно, Клебовников прошелся по кабинету. После паузы спросил: — Ты кого‑то боишься?
— Я никого не боюсь.
Белоярова сказала это так твердо, что при других обстоятельствах Люся ей поверила бы. Хотя… Она — не показатель. Ее легко может обвести вокруг пальца даже дрессированная лошадь.
Что ответил на это заявление Клебовников, Люсе узнать уже не удалось. Ей показалось, будто кто‑то медленно приближается к приемной, хотя ворсистая ковровая дорожка и проглатывала звук шагов. Не желая быть застигнутой на месте преступления, Люся порхнула к рабочему креслу и, чтобы скрыть смятение, принялась вращаться в нем, отталкиваясь воздушной ножкой от пола.
Она успела сделать лишь два оборота, когда на пороге нарисовался глубоко и гневно дышащий Леонид Карлович Полусветов. Былая сила уже перебродила в нем, но все еще напоминала о себе мощной поступью. Это был крупный старик с завидным разворотом плеч и мшистыми бровями. Впрочем, сильнее всего возраст выдавала редкая тусклая щетина. У охранника Игоря, к примеру, растительность на лице была сочной, жесткой и росла весело, как канадский газон. Лицо же Полусветова напоминало серый валун, обросший бледным мхом. Однако на людей он смотрел остро и зорко, как всегда готовый к драке бродячий пес. Какими путями представитель «старой гвардии» попал в редакцию модного глянцевого журнала, Люся не знала. Зато знала, что Полусветов скоро уволится, потому что уезжает жить к сыну в Лондон.
— Здрасьте, — пролепетала она, притормозив носком туфли. — Алла Антоновна занята. У вас что‑то срочное?
— Срочное, — неожиданно рявкнул на нее степенный Полусветов. — Я жаловаться пришел.
В ту же секунду дверь заветного кабинета отворилась, и на пороге возник Клебовников.
— Жаловаться? — удивленно переспросил он. — Ты — и жаловаться? Сегодня просто день чудес.
Белоярова появилась из‑за плеча своего зама, лицо ее пылало. «Уж не целовались ли они?» — подумала Люся с сомнением. Обычно игривые мысли не приходили ей в голову вот так вот, с лету. Но сегодня случай был особый. Целовались или боролись. Или же словесная перепалка их так взбудоражила.