– Хочешь, и тебя на «сайт» поставим? – щедро предложила одна из девочек. – Неси фотографию и свои данные: ну, там, красавица с серыми глазами и фигурой Бриджит Бордо ищет принца по размеру.
– А какую фотографию? – едва могла поверить я своему счастью.
– Да, любую, хоть паспортную.
Истории из жизни, которые рассказывали девочки в подтверждение всесильности интернетной свахи, выглядели очень убедительно.
Внезапно проснулась завкафедрой и потребовала десерт. Я внесла огромный торт с подхалимской надписью, которая была одобрена на общем собрании актива: "Лучшему хлебопеку кафедры многие лета!". Все набросились на бисквит и кремовые розы. А мне стало скучно и потянуло домой.
На улице подморозило. Снежинки уже не таяли на асфальте, а ложились ровным слоем, укрывая осеннюю грязь лебединым пухом. Натянув вязаную шапочку до бровей, подняв воротник и утопив руки в карманы пальто, я зашагала домой.
Холодный воздух приятно остужал разгоряченные щеки. Ощущение легкости и свободы придавало мне бодрости и ускоряло шаг. Редкие прохожие вихрем проносились мимо, торопясь к предпраздничным застольям.
У углового дома мое внимание привлекли ярко освещенные витринные окна.
"Фотография" – трафаретными буквами было написано на стекле двери. Я немного потопталась у ступенек, удивляясь, что мастерская работает в такой поздний час предпраздничного дня. Посчитав это знаком свыше, я толкнула дверь.
Где-то в глубине помещения звякнул колокольчик, уведомляя хозяев о появлении нового клиента. В комнате конторского вида было тепло, даже жарко. Лампы дневного света щедро освещали обшарпанные шкафы, разномастные стулья, пыльные шторы больничной расцветки, захватанную руками черную занавеску, прикрывавшую вход в студию фотохудожника, и казенный письменный стол, за которым спал сам фотограф.
Мужчина не первой молодости в застиранном синем халате откинулся на спинку стула в неудобной позе: запрокинув голову назад и бессильно обвиснув руками. "Надо же, как человек умаялся перед праздниками", – мелькнула у меня сочувственная мысль.
Весело улыбаясь, я обогнула стол и протянула руку, чтобы потрясти соню за плечо и пробудить. Мужчина спал с открытыми глазами. Это меня немного озадачило, но не настолько, чтобы отказаться от своего поступка, навеянного предпраздничным настроением и некоторым количеством шампанского.
– Доброе утро! – пошутила я и похлопала фотографа по плечу.
Мужчина почему-то не проснулся, а завалился вбок и сполз со стула на пол. Я нахмурилась, прикидывая, что могло с ним случиться. Либо он пьян до бесчувствия, либо тяжело болен. Скорее всего, последнее предположение соответствует истине. Ну, конечно! У фотографа тяжелый недуг головы, иначе, откуда у него могла взяться аккуратная дырочка в переносице и струйка темно-красной крови, проложившая себе дорогу через лоб к пробору.
Ватные ноги приросли к полу, в горле комом застрял крик, а ладони покрылись испариной. Как в кошмарном сне, я пыталась сдвинуться с места, но конечности отказывались повиноваться. В голове бился отчаянный вопль: "Ой, мамочки!". Сколько времени я пробыла в коматозном состоянии, сказать не могу. Может быть секунду, а может быть целый год.
За черной занавеской что-то тихонько звякнуло, и инстинкт самосохранения включил систему эвакуации на главный режим. Я схватила со стола самый крупный предмет, замахнулась им в качестве метательного снаряда и в два прыжка оказалась за дверью фотомастерской. Совершенно забыв, где нахожусь и куда направляюсь, я заметалась на тротуаре.
Из арки дома эхом прокатился хохот подвыпивших сограждан, которые досрочно отметили День примирения горячительными напитками. Я спряталась за водосточную трубу и затаилась в спасительной темноте. Одной рукой я прикрыла рот воротником, чтобы пар от дыхания не выдал моего присутствия, а в другой обнаружила предмет со стола фотографа, не смогла определить на ощупь, что это такое, и сунула его в сумку. Из арки вывалилась компания подростков и, гогоча, направилась в сторону трамвайной остановки. На пути им попался беспечно припаркованный возле тротуара автомобиль. Великовозрастные шалуны прошлись по крыше и капоту пикапа кулаками, попробовали на прочность колеса и, радостно улюлюкая, направились дальше.
Когда хохот, непристойные выкрики и топот ног затих в отдалении, я облегченно выдохнула и сделала шаг из своего укрытия. Однако обострившееся чутье вовремя подсказало о приближении новой опасности. Из темноты улицы вынырнули две фары. Мне пришлось вернуться в исходное положение за водосточной трубой. К дверям фотомастерской бесшумно подкатил черный «Мерседес». Дверца со стороны водителя открылась, и на асфальт выпрыгнул юркий человечек. Его узкоплечая фигурка была затянута в узенькие брючки и легкую курточку, на голове примостилась кепочка. Человечек проворно обошел машину и юркнул в ту дверь, из которой только что вылетела я.
События продолжали разворачиваться в непрерывной последовательности, не давая мне возможности покинуть место кровавого преступления. Негромко чавкнула задняя дверца «Мерседеса». На заснеженный тротуар опустились две женские ножки в туфлях на шпильках, а затем появилась Дама в лисьей шубе до пола. Света одинокого фонаря вполне хватало, чтобы рассмотреть ее во всех подробностях. Я не могла оторвать глаз от ее фигуры и лица. Дама была красива совершенно невозможной, завораживающей красотой. Волосы медового цвета, зачесанные наверх, точеный профиль, лебединая шея, изящная рука и королевская стать! Господи! Хотелось плакать при виде такого совершенства!
Незнакомка плавно подняла руку. В тонких пальцах она держала длинный мундштук с сигаретой. Но затянуться Дама не успела. Из двери фотомастерской выскочил человечек в кепочке и вприпрыжку кинулся к машине.
– Уходим! Нас опередили! – на ходу выкрикивал он.
Дама проворно скользнула в «Мерседес», и лимузин растворился в ночи.
Я поморгала глазами, ущипнула себя за руку и поняла, что не сплю, а все еще стою за водосточной трубой недалеко от арки родного дома. Преодолев коварную подворотню, двор и лестничные пролеты со скоростью спринтера, я ворвалась в квартиру, заперла дверь на все замки и цепочки и только тогда смогла перевести дух.
В комнате бабы Веры выли полицейские сирены, визжали на поворотах покрышки и кто-то отчаянно отстреливался короткими очередями. Не снимая пальто и сапоги, я прошла на кухню, достала из буфета лафитничек с лечебной настойкой и глотнула прямо из горлышка. Дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы, но немного полегчало. Боже мой! Зачем смотреть заокеанские боевики по телевизору, когда достаточно заглянуть в соседнюю дверь и получить ту же дозу адреналина!
– Что случилось? – появилась на кухне баба Вера. – Маша, да на тебе лица нет!
Поведать, что со мной приключилось, я еще не могла, язык меня не слушался. Вместо ответа я вынула из сумки предмет, который схватила со стола фотографа. Он представлял собой часть деревянной полусферы, у которой были отсечены две боковые стороны. На плоской поверхности изделия красовалась шишечка ручки, а к выпуклой части крепились с помощью специальных зажимов листы промокательной бумаги.
– Хм, пресс-папье, – глубокомысленно изрекла баба Вера, поправляя душку очков, и с интересом посмотрела на меня.
Не дождавшись ответа, она продолжила:
– В те далекие времена, когда люди писали перьевыми ручками, подобные штуковины использовали для того, чтобы убрать излишек чернил и не допустить образование клякс.
Я все еще таращила глаза и боролась с внутренней дрожью.
– Хм, – покрутила она в руках вышеозначенный предмет. – Промокательная бумага совсем новая. На ней зеркально отпечаталось всего одно слово. «Г» заглавная, дальше маленькая буква «Р», тут неразборчиво, потом «Л» и мягкий знак. «Гриль»? "Гроль"? «Граль»? "Грель"? Похоже на фамилию еврейского происхождения…
Я еще раз глотнула из лафитничка, передернула плечами и, наконец, смогла рассказать о событиях, свидетелем которых стала. Баба Вера долго молчала, массируя артритные костяшки рук.
– Перед смертью фотограф думал об этом «Гриле» и даже написал его имя, – задумчиво проговорила она. – Он знал своего убийцу, во всяком случае, не опасался его. Стреляли с близкого расстояния из оружия с глушителем, чтобы никто не услышал. Убийца сделал свое черное дело и спрятался за занавеской.
Искал он там что-то или ждал другого визитера?.. Думаю, ждал… Иначе запер бы за собой дверь, чтобы ему не помешали… Теперь – мотив преступления.
Мотивов может быть сколько угодно, но в случае с фотографом мне больше по душе порнография. А где порнография, там – грязные деньги в больших количествах… Зуб на фотографа точил не только убийца, но и Дама из «Мерседеса»… Фотомастерская в угловом доме существует давно. Кто ее хозяин, я не знаю. Но это легко выяснить у татарки Розы – дворники всегда в курсе всех событий… Теперь, главный вопрос: почему он не убил тебя?
Я пискнула от второй волны испуга, а баба Вера сердито поджала губы:
– Замуж тебя надо скорей отдавать, чтобы не ходила по ночам одна и не искала приключений!
Я опять пискнула, но уже в знак протеста. Баба Вера махнула рукой и опять окунулась в дедуктивный метод рассуждения:
– Возможно, он просто не успел выстрелить, что-то ему помешало. Или пожалел патрон – не исключено, что на черном рынке с боеприпасами сейчас перебои – слишком велик спрос. Что отсюда следует? Новый вопрос: будет ли он тебя искать? На всякий случай, в пальто больше не ходи, надевай дубленку…