После того, как он чуть не доконал меня своим обтачиванием соли, моя душа жаждала мщения.
— Patria o muerte! Venceremos! No pasaran!
— заорала я знаменитые лозунги кубинских революционеров.
Эффект превзошёл все мои ожидания.
Бобчик отшатнулся и замер с раскрытым ртом и выпученными от ужаса глазами. Бармен со сдавленным воплем ужаса упал ничком за стойкой, а парочка мужчин, перевернув стол, укрылась за ним. Я с восхищением отметила, что, прежде, чем заняться спасением собственной жизни, они успели прихватить со стола кружки с недопитым пивом.
— Не беспокойтесь! Она не настоящая! Это игрушка! — поспешно объяснила я по-испански.
В доказательство своих слов я положила гранату на стол между мною и Бобчиком. Из-за стойки доносилось негромкое и жалобное бормотание бармена. Он молился святой деве де ла Мерсед.
Укрывшиеся за перевёрнутым столиком посетители не молились. Они быстро и жадно допивали своё пиво, вероятно, думая о том, что это может быть их последняя в жизни кружка.
Секунд через двадцать допившие пиво мужчины выбрались из-за стола.
— Эй, всё в порядке, — с нервным хихиканьем постучал по стойке бара один из них. — Выходи. Это была шутка. Граната игрушечная!
— Господи, помилуй, — пробормотал бармен. — Ничего себе шуточки!
— А ты испугался, — обличающе ткнул в него пальцем другой посетитель.
— Я? — возмутился бармен. Как истинный латиноамериканец, он скорее признался бы в совершении семи смертных грехов, чем в трусости. — Что я, по-вашему, шуток не понимаю? Как насчёт пива за мой счёт? Всех угощаю!
— Ну, ты даёшь, — покачал головой Бобчик, глядя на то, как я зачековываю гранату. — Бедняга Даунфолл и не подозревает, с кем он связался.
Сорок минут спустя в "Старую индюшку" ворвалась запыхавшаяся Адела. Её руки были заняты полиэтиленовыми пакетами, и судя по тому, как пригибалась к полу подруга, эти пакеты весили немало.
— И это всё — шедевры доколумбовой эпохи? — ужаснулся Бобчик. — Ты что, между делом разграбила пару древних храмов?
Адела с гордостью извлекла из пакета завёрнутый в обрывки газет широкий и очень грязный керамический сосуд с двумя маленькими оббитыми ручками.
— Это ещё что за кошмар? — брезгливо поморщился Бобчик.
— Это ночной горшок Хатун-Таки,
Иньяка Панака и вождю
, — резонно возразила Адела.
— Ты эти слова на барахолке выучила? — язвительно поинтересовался Бобчик.
— Между прочим, это кечуа, язык моих предков, с достоинством произнесла подруга. — Как ты смотришь на то, чтобы поставить этот шедевр доколумбова искусства на ночной столик у нашей кровати?
— Ни за что, — решительно сказал Бобчик. — Ни за что на свете на моём ночном столике не будет стоять черепок, в который испражнялся какой-то там Панака из руна-руна.
Адела зловеще прищурилась.
— Это твоё последнее слово? — мрачно поинтересовалась она.
— Да, — уже менее решительно сказал Бобчик.
— Ну что ж, — сказала Адела. — В таком случае я буду ночевать в спальне с горшком Хатун-Таки Иньяка Панака, а ты вполне обойдёшься диванчиком в гостиной.
— О, господи! За что мне всё это? — простонал Бобчик.
Бармен, с любопытством созерцавший из-за стойки шедевр доколумбова искусства, подошёл к нашему столику, и взяв в руки бывшую собственность льяктамайока, принялся внимательно её разглядывать.
— Que raro! — произнёс он. — Es mi maceta. Ayer la tiro a la vasurera. Para que demonios lo han sacado?
— Что он говорит? — поинтересовался не знающий испанского Бобчик.
— Не переводи! — прошипела Адела.
— Он утверждает, что вчера выбросил этот горшок в помойку и интересуется, какого чёрта мы его оттуда извлекли, — с усмешкой перевела я.
Промашка с ночной вазой вождя руна-руна не сломила жаждущую деятельности подругу. Горшок она так и не выбросила, утверждая, что то, что сказал бармен, было злонамеренной ложью, поскольку негодяй надеялся, что, поверив ему, она немедленно избавится от этого бесценного произведения искусства, а бармен тут же его подберёт и продаст за бешенные деньги какому-нибудь американскому коллекционеру. Вряд ли она сама верила в это, но в любом случае подобная версия помогала ей "сохранить лицо".
Мы пообедали в ресторане "Шератон Лима отеля", за обедом последовала традиционная испанская сиеста — послеобеденный отдых, а затем Адела постучала в мою комнату.
— Ты должна будешь обеспечить мне алиби, — понизив голос, чтобы Бобчик из соседней комнаты её не услышал, сообщила подруга.
— Ты собираешься убить кого-либо или ограбить банк? — поинтересовалась я.
Адела наградила меня укоризненным взглядом.
— Ты что, уже всё позабыла? Я должна встретиться с этим человеком, но так, чтобы Бобчик ничего не заподозрил. Я узнала у консьержа, что он тоже остановился в этом отеле. Мы скажем Бобчику, что отправимся по магазинам в поисках женского белья с индейской символикой, тогда уж он точно за нами не увяжется. Потом мы пойдём в город, ты останешься там и немного погуляешь, а я незаметно вернусь в гостиницу. Договорились?
— Не нравится мне всё это, — покачала головой я. — Слишком много совпадений.
— Выброси эти глупости из головы, — махнула рукой подруга. Просто расслабься и получай удовольствие. Ну так как, договорились мы или нет?
— Договорились, — вздохнула я. — А ты уверена, что нижнее бельё с индейской символикой вообще существует в природе?
— Какая разница, — пожала плечами Адела. — Если не существует, так это даже к лучшему. Когда мы вернёмся в отель с пустыми руками, то объясним Бобчику, что так и не смогли его найти.
— Хороший ход, — оценила я.
— Положись на меня, — подмигнула мне подруга.
— Нижнее бельё с индейской символикой? — недоумённо произнёс Бобчик. — На кой ляд оно вам сдалось? Диор вам уже не подходит?
— Женщине необходимо время от времени менять свой имидж, — объяснила Адела. — Тогда мужчина каждый раз будет воспринимать её по-новому.
— Именно этого мне и не хочется, — заметил Бобчик. — По правде говоря, меня более, чем устраивает твоё нижнее бельё.
— Зато меня оно не устраивает, — отрезала подруга.
— А я-то надеялся, что мы сходим в музей доколумбова искусства, — заметил Бобчик. — Может после этого ты перестала бы платить по двести пятьдесят долларов за битые цветочные горшки.
— Вот и отлично, — обрадовалась Адела. — Ты займись изучением доколумбова искусства, а мы отправимся по магазинам.
Бобчик умоляюще посмотрел на меня.
Я пожала плечами.
Он понял, что сопротивление бесполезно.
— А как насчёт руин Пачакамака? — сделал последнюю попытку Бобчик. — Вроде бы ты собиралась съездить к ним после барахолки?
— Планы на то и существуют, чтобы их менять, — заявила Адела.
Бобчик вздохнул.
— Ладно, схожу в музей, — уныло согласился он. — Всё равно вас не переспоришь.
Мы с Аделой расстались перед церковью святого Августина. Подруга предложила встретиться через четыре часа на том же самом месте. Она не знала, будет ли в гостинице человек, который ей нужен, и сколько времени продлится их разговор, поэтому она хотела располагать солидным запасом времени.
Минут пятнадцать я бродила под прохладными сводами храма. Святые укоризненно и печально взирали на меня с высоты своих постаментов, словно укоряя меня в хроническом атеизме.
Затем я решила отправиться к дому Пилатов, старинному испанскому замку, построенному в конце шестнадцатого века.
Поминутно заглядывая в туристическую схему Лимы, я углубилась в лабиринт узких улиц. В отличие от центра города, на них почти не было народа, и помимо воли меня начало охватывать смутное беспокойство. Я опустила левую руку в сумочку, висящую на плече, и, нащупав там учебную гранату, сжала её в кулаке. Это мгновенно придало мне уверенности.
Разглядывая указатели улиц, я задержалась на благоухающем мочой перекрёстке, единственным украшением которого служили два тёмно-зелёных мусорных бака.
— Привет, красотка! Удивительно, как тесен этот мир, — послышался голос за моей спиной.
Я обернулась. В паре шагов от меня нагло и отвратительно ухмылялся Фрэнк Даунфолл. Он уже не казался мне привлекательным.
"Ну почему мне так не везёт?" — вздохнула я. "Какого чёрта меня понесло в этот пропахший мочой лабиринт?"
— Привет, — без особого энтузиазма ответила я. — На всякий случай предупреждаю заранее — даже не думай приближаться ко мне. Ты мне не нравишься.
— Зато ты мне нравишься, — усмехнулся Фрэнк. — Люблю женщин с острыми коготками. Один раз тебе удалось застать меня врасплох. Второй раз я на эту удочку не попадусь.